— Я спрашиваю тебя, Ясемин. Обещаю, этот разговор останется между нами.

Девушка мечется по мне взглядом, а потом собирается с духом и, нервно вдыхая, произносит.

— Вы для меня слишком старый, ой, простите, господин Тимур, то есть… Я хотела сказать — слишком взрослый для меня.

Меня разбирает смех.

— Вы так много знаете. Добились успеха, создали целую империю, отец рассказывал, что вы бизнесмен года… Я тоже хотела бы учиться, чтобы соответствовать.

— Отец не разрешает тебе учиться? — нахмурившись, пропускаю ее вперед.

— Отец считает, что учеба женщинам ни к чему.

Похоже, у Адема привязанность к традициям приобрела нездоровую форму. У него страшно устарелые взгляды. Ведь учеба — это хорошо. Разве он не хочет, чтобы его дочь развивалась? Чего-то подобного я требовал от Татьяны в нашем браке. Теперь, глядя со стороны, я понимаю, насколько это нелепо — сажать женщину под замок. Конечно, я хочу знать о своей гюнеш все, но, глядя на то, какой она стала, благодаря нашему расставанию, я не могу не отметить, что это достойные изменения. И мне они нравятся.

— Отец считает, что женщина должна следить за домом, обхаживать мужа и рожать детей.

В данную минуту узкие, старомодные взгляды Адема стесняют и возмущают меня, но я оставляю свое мнение при себе. В бизнесе он адекватный, вполне современный человек.

— Что тебе интересно, Ясемин? — мне действительно хочется знать.

— Растения.

— Растения? — изумленно приподнимаю бровь.

Не ожидал, почему-то я подумал о моде.

— Да, пойдемте, я покажу вам кое-что, господин Тимур. Вот. — Мы спускаемся вниз по ступеням, пересекаем сад. — Видите эту белую пену цветов? За ней скрываются корявые стволы миндаля. Он зацветает первым из крымских деревьев, еще в феврале. А вот здесь, — она ведет меня сквозь аккуратно окрашенные побелкой стволы, — в апреле к ним присоединились айва и алыча. А это моя гордость! Как раз на мой день рождения! — Отодвигает она ветку, облепленную розовыми цветами, пуская меня на сказочную поляну.

И то, что я вижу — впечатляет. Я мужик и всей этой цветочной дребеденью не интересуюсь, но даже меня поражает целый ковер цветов разных форм, размеров и расцветок. Просто парад тюльпанов какой-то.

— Здесь около двадцати чистых сортов и пятнадцать гибридов, мы с сестрой собирали луковицы. Некоторые купили в ботаническом саду, что-то заказали в интернете. А есть те, которыми с нами делились соседи. Они цветут всего семь — десять дней, вам повезло поймать момент совершенной красоты.

Море тюльпанов перед моими глазами имеет ярко выраженный и очень приятный аромат, я его чувствую, принюхиваясь.

— Я мечтаю об агротехническом университете, — скромно признается Ясемин, потупив взгляд, — цветовод-декоратор, цветовод-озеленитель,

ландшафтный дизайнер, флорист. Кто угодно из этих профессий. Лишь бы выращивать цветы в теплицах, питомниках, оранжереях. Высаживать это чудо в парках, создавать яркие композиции на клумбах. Замечательно, если вы женитесь на мне и разрешите поступить, тогда отец мне будет уже не указ, и я смогу учиться.

Мне жаль разбивать ее сердце, но свое я уже отдал другой женщине.

— Прости, Ясемин. К сожалению, я не смогу на тебе жениться. Об этом я и хотел поговорить. И видеться больше мы тоже не будем.

— Но почему? — наивно мечется глазами по моему лицу и от несправедливости кусает губы. — Я думала, вы хотели именно этого.

— Я тоже так думал, но кое-что изменилось.

— Я сделала что-то не так? Я вас оскорбила, я была навязчивой и глупой? Вам не нравится моя стряпня? Я плохо пою? Дело в этом?

Улыбаюсь, какая она всё-таки еще наивная и юная.

— Дело не в тебе, Ясемин. Просто я полюбил другую женщину. Вернее сказать, я ее любил всегда, но по глупости забыл об этом.

Тимур. Вечер предыдущего дня. День рождения Ясемин.

Мы с Ясемин возвращаемся из сада молча. Каждый думает о своём. Она расстроена. Своей внезапно нагрянувшей любовью назначенный папой жених спутал ей все карты. Я же мысленно готовлюсь к беседе с другом. Адему новость придется не по вкусу. Он очень хочет со мной породниться. Но, как любой человек, воодушевленный предвкушением чего-то грандиозного, я не могу остановиться.

Татьяна снова сделала это — превратила меня в ослепленного любовью идиота. И пусть уловка женщины победила мужчину. В своем стремлении заполучить желанную гюнеш я ужасный эгоист. А друг на то и друг, чтобы понять и простить. У такой красивой девушки, как его младшая дочь, отбоя от кавалеров не будет ещё долгие годы, тут явно не о чем беспокоиться.

— Мы планируем нарды, брат. — Обнимает меня Адем, встречая на крыльце. — Поторопись, не так много фишек осталось.

Приятельски хлопнув по спине, провожает в дом. Здесь снова кто-то поет. Что-то печальное и заунывное, о смерти ради любви.

— Кстати, известно ли тебе, дорогой друг Тимур, о количестве банкетов в твоем отеле «Северный» в этом месяце? Сдается мне, все брачующиеся в этом городе выбрали наш шикарный отель и крутой ресторан. — Целует он сложенные пальцы, демонстрируя восторг. — Бизнес-конфетка, брат.

— Отлично, сомнений не было на этот счет, но могли бы мы пройти в твой кабинет?

— Что за срочность, брат? Чай стынет, еще чуть-чуть и дедушка Махмуд забудет правила игры. А я заколебался рассказывать их ему заново.

Смеемся. Я глухо, Адем заразительно.

— Всё же я настаиваю.

— Ладно, ладно, брат. Я не умею тебе отказывать. — Обнимает меня Адем, щелчком ручки открывая дверь своего кабинета. — Не смейте трогать шашки без нас! — кричит он в коридор.

В ответ слышится смесь басов и кашель дедушки Махмуда.

— Странные люди. — Усаживается Адем за свой стол. — Готовы на любую хитрость, чтобы перевести все свои шашки в дом и затем снять их с доски, даже обманом. Хорошо с Ясемин погуляли?

Встречаюсь с темно-карими глазами, испытывая легкое раздражение. Адем мой друг, мы созваниваемся почти каждый день, знаем друг друга миллион лет. У нас много общих нитей в бизнесе, и если я решил, что не хочу жениться на его дочери, должен сообщить ему об этом сам, безотлагательно.

— Я не буду свататься к Ясемин. И на прогулке сообщил ей об этом.

Как только я произношу эти слова вслух, мне становится легче. Всю дорогу от Тани до дома Адема меня мучили угрызения совести. И как бы ни отреагировал Адем, я поступаю верно. Никто не должен наступать на горло своей собственной песне, даже ради бизнеса и дорогого друга.

Шахин не шевелится. Взгляд почерневших в момент глаз по-прежнему сфокусирован на моем лице. Мне кажется, я даже слышу, как скрипят его зубы, настолько сильно сжата челюсть.

— А что же так? — медленно произносит он.

— У меня отношения.

Адем глубоко дышит, злится, ерзая в кресле.

— Любись себе на здоровье, — заметно сдерживается, — с кем хочешь, Тимур, свадьба с моей дочерью тут причем?

— Так не получится, — жёстко произношу я.

— Сто лет получалось, а теперь-то что случилось? Трахай кого хочешь, а на дочери моей ты женишься! — неожиданно громко басит Адем, перекрывая шум очередной песни за закрытыми дверями кабинета.

Резко накатывает новый виток раздражения. Я, конечно, рассчитывал на подобную реакцию, но все равно неприятно, когда тебе указывать пытаются.

— Не забывайся, Адем! — смотрю на друга исподлобья. — Я не один из племянников, малолетних пацанов у тебя на побегушках.

Шахин опускает глаза, собирается с мыслями, крутит в голове шарниры, изучает свои сжатые в кулаки руки, затем вскидывает голову и… улыбается!?

— Прости, брат, дурака старого, очень уж хотелось с тобой породниться. Такой идеальный зять получился бы.

Он выходит из-за стола и в примирение обнимает. Быстро у него получилось переобуться.

— Ещё какие-то новости?

— Нет. Это всё.

— Ты подумал насчет Хасана, Тимур? К себе его возьмешь? — меняет тему.