— Мой бывший муж, — отвечаю, не скрывая.

Игнат молчит, никак не комментируя. Отвернувшись, чувствую, как сердце тоскливо сжимается в двадцатый раз подряд.

Таня

Остыть удалось не сразу. Пришлось выпить галлон воды, принять несколько раз ледяной душ, прежде чем улеглись эмоции. Лежа в кровати, я не могу уснуть и всё, о чём я могу думать — это о том, как изменился бывший муж. Тимур выглядит иначе, он озвучивает свои претензии без оглядки на то, что я была для него любимой женщиной. Ему плевать на мои чувства. Это больно.

Вернувшись домой, я какое-то время просто плачу на эмоциях от беспомощности, а потом вдруг успокаиваюсь, становится стыдно за свою нелепую несдержанность.

Разглядывая тени, ползущие по потолку, я понимаю, от чего распался наш брак. У каждого есть неприятные черты в характере, в поведении, какие-то тайны и дурацкие привычки, с которыми поначалу, в пылу чувственной страсти, мы готовы мириться.

Сумасшедшие, молодые, влюблённые, мы просто не замечали или не хотели замечать косяки друг друга. Между нами как спичка вспыхнула любовь. Нас с самого начала тянуло друг к другу и морально, и физически. Было что-то, приводящее нас обоих в чувственное помешательство.

Тимур любил швырять меня на постель и, удерживая мои руки над головой, до боли сжимать запястья, страстно поглощая мой рот своим.

— Какая ты вкусная! — Целовал до потери пульса, не давая вздохнуть или произнести что-то в ответ.

Нам никто не был нужен. И не важно, чем заниматься, лишь бы вдвоем.

Я ничего подобного больше не ощущала, ни один мужчина так и не смог мне подарить настолько ярких впечатлений.

А что бывший муж? Научился справляться без этого. А может быть часто испытывал с другими, как с той блондинкой в ужасном клубе. Из головы никак не хотела улетучиваться мысль о том, что в следующие выходные он снова пойдёт в тот клуб, и снова будет развлекаться. Жить своей праздной жизнью, а я буду лежать и разглядывать тени на потолке.

Много лет прошло. В любимом любишь всё, даже недостатки. До свадьбы Тимур меня слушал, он был другим, открытым что ли, а потом, черт знает от чего — перестал. Нам было по двадцать, мы были слишком молоды.

Это потом, ближе к тридцати, становится понятно, что нужно быть более гибким в отношениях. Что важно хоть иногда прислушиваться к тому, что говорит мужчина, а не только переть напролом, отстаивая своё невероятно важное мнение. В двадцать сложно принять, что лучше промолчать и смирить свою гордыню, а потом получить всё, что хочется и даже больше, с поцелуем сверху. Тимур хотел брак, как у его родителей: мать слушалась властного мужа, в доме царил патриархат. Я же была слишком строптивой для этого. «Жена должна слушаться мужа», — любил повторять Тимур. Мне всегда было что возразить ему, но разве не за это он полюбил меня?

Я была такой дурой. Одно время мне казалось, что в нём мало амбиций. Как я не распознала в нем будущую «акулу» бизнеса? Мне чудилось, что его всё устраивает, что мы так и будем жить в маленькой квартирке, на черт знает каком этаже. Когда много ругаешься, раз за разом остаешься со своей неудовлетворенностью и болью. Я ничего не видела дальше своего носа.

Но это всё не столь важно. Себе врать всё равно не получается и причину я знаю. Мне известно, что я сделала не так. Моя удушающая любовь. С Тимуром я действительно была дикой собственницей. Это правда. Айвазов всегда был привлекателен. Женщины смотрели на него и в двадцать. И когда у него ещё толком ничего не было. Соседка по площадке, по имени Лика, была старше меня и умела носить сексуальные халаты, она не спала в пижамах с зайцами. Однажды я пришла домой, а она выходила из нашей квартиры, в этом своём розовом шёлковом халате.

— Здравствуй, Таня. — В тот день она посмотрела на меня снисходительно.

И я никогда не забуду этот взгляд. Именно тот её взгляд открыл во мне ящик Пандоры. Лика казалась красивее меня. Я не знаю почему так думала. Лика всегда носила туфли на каблуках и по-соседски заходила к нам домой, особенно, когда меня не было.

Но тот её взгляд. Он был высокомерным. Я решила, что поймала их с поличным, хотя на самом деле Тимур стоял с железными банками «для сыпучих» на кухне и спокойно спросил у меня:

— Где у нас макароны?

Он безэмоционально закрывал металлические крышки и не выглядел взволнованным, на нём были спортивные штаны и мятая домашняя футболка.

А на Лике чёртов шелковый халат. Тогда это было предметом роскоши. И у меня отказали мозги, потому что я не была слишком умелой. Всему, что я могла в постели, абсолютно всему меня научил Тимур.

А разве может быть интересно в постели с женой, которой ты подсказываешь, как надо двигать рукой во время минета? Я зациклилась. Тимур приходил с учебы, подрабатывал, а мне казалось, что он был с ней. Я возвращалась, и иногда она выходила из нашей квартиры с пакетом соли, коробкой спичек или пачкой сахара у меня на глазах. И это сводило с ума.

Он подвозил её, редко, но пару раз я видела, и я чувствовала её превосходство. Она была самоуверенной, красивой, сексуальной. А я так и оставалась несдержанной. Меня жгло ревностью с такой силой, что буквально выворачивало наизнанку. Тимур был интересным, ярким, горячим. За все последующие годы я никогда ни к кому не испытывала такой ревности, какую чувствовала по отношению к нему.

И я скандалила, кричала, выговаривала. Однажды я разбила вазу, подаренную его матерью, потому что увидела, как они разговаривают на улице. О чём можно было говорить с соседкой?

— Это платье слишком простое.

— Ты очень милая, я думаю не стоит переодеваться в десятый раз, мы и так опаздываем.

— Милая, но не сексуальная.

— Я не люблю эти разговоры, Тань.

— Просто скажи, что я недостаточно возбуждаю тебя спустя год брака!

Он вздохнул, привычно упираясь рогом, а я хотела, чтобы он уговаривал.

— Мы опоздаем к Михайловым.

— А может возьмёшь Лику?

Если бы он только доказывал мне, что у них ничего не было, я бы успокоилась, но он считал это ниже своего достоинства. Тимуру нужно было сказать, что любит меня, но он был слишком упрям, и моя ревность загоняла нас обоих в тупик.

— Отлично, мы никуда не идём, — падал он в кресло, перекидывая ногу на ногу, сидел и пялился в стену.

— Прекрати, неудобно.

Но он просто пялился. Я начинала плакать. И дальше мы шли в гости, отвернувшись друг от друга. А как-то одним весенним днем я встретила их в магазине. Они выбирали какую-то еду. Вернее, он выбирал, а она крутилась вокруг. Это я попросила его купить овсянки, чертовой овсянки на завтрак, но он не знал, какие хлопья выбрать. А Лика, она как будто следила за ним. Она сама подошла к нему и предложила помощь.

Я шла от матери и не собиралась заходить в магазин, а потом меня словно чёрт дернул, и я увидела их вместе. Они были похожи на пару. Меня затрясло. Я так сильно его любила. Просто видела его, и в животе вспыхивали бабочки. С ума сходила. А тут они, с моей овсянкой.

И я набросилась на неё, как совершенно потерявшая разум. Позорно схватила её за волосы. Я всегда была немного сумасшедшей рядом с ним. Это был наш пятый скандал за неделю. А он не доказывал, что ничего не было. И сейчас я понимаю — он просто устал.

Я орала на весь магазин. Ему было стыдно. А я не могла остановиться, слишком ревновала, слишком любила. Он не стал спорить, схватил овсянку и подошёл к кассе. А потом направился домой. Мне было так больно, я шла за ним, снова плакала, мне просто хотелось, чтобы он доказывал, демонстрировал чувства. Успокоил, показывая, что ему плевать на нее и не плевать на меня. После развода он сообщил, что никогда не изменял мне.

Но в тот день, увидев их в магазине, я рыдала, не могла себя контролировать. Страсть и ревность меня душили, а он совсем не помогал своим молчанием. Я тушила наш брак, уничтожала его и бегала, умоляя понять меня. Сейчас я другая, пытаюсь управлять эмоциями, я гордая, я независимая. У меня есть мой маленький бизнес.