На меня глянули бешеные глаза – белые диски на обожженном лице.

Кейт стояла на палубе по ту сторону от него.

– Назад, Кейт! – крикнул я. И снова призрак рока повис над кораблем. Крылья смерти медленно шевелились, темные, очень темные... выжидая момент броска.

Обожженный осклабился – неестественно яркие зубы на обугленном лице. Волдырь наливался жидкостью, лицо раздувалось воздушным шаром.

– Попались, мистер Кеннеди, – крикнул он, довольный сам собой. – Наконец попались.

Обожженные пальцы впихнули в магазин ружья очередной патрон.

Сильнее ударили крылья рока, и гром зарокотал над головой. Но я слышал только один звук – мрачную мелодию судьбы. Обреченности.

Обожженный выпрямился, на изуродованном лице вспыхнуло выражение триумфа. Он запел надтреснутым голосом:

– Убью я вас, мистер Кеннеди. Прострелю вам ноги, прострелю вам член. И будете вы целовать ствол моего ружья, чтобы я нажал на спуск. О, как будет вам сладко.

Я пробирался по палубе шаг за шагом. Но этот человек не беспокоился. Он пел дальше:

– А когда я убью вас, мистер Кеннеди, я уберу вашего брата. Но сначала на ваших глазах убью вашу шлюху.

Рок спустился ниже над кораблем. Сама ткань воздуха превращалась в саван боли, отчаяния, смерти.

Плескали смертельные крылья, слышался их шорох в каждом раскате грома.

Кейт, прижимаясь спиной к стальной переборке в десяти шагах от безумца, пыталась сжаться, стать поменьше. Но для дробовика она была легкой мишенью.

Меня прошиб пот. Охватил ужас. Стало трудно дышать.

Черт, нет, только не теперь!

От нервного напряжения я снова попал под влияние поля. Двое передо мной начали сереть на глазах. Волосы Кейт превратились в черную гриву, продолжающую костистый гребень, глаза налились кровью.

И то же случилось с человеком, называвшим себя Иисусом. Волдыри на лице исчезли, оно посерело, губы почернели. Выступили жилы на разбухших мускулах.

Монстр оскалил зубы и зарычал. Как в тумане, донесся из-за рычания человеческий голос.

– Опять то же самое, Рик Кеннеди? Видите нас в виде серых пугал? Черт, такая месть еще слаще.

Меня пробил ужас. Я хотел завопить.

Но тут до меня наконец дошло.

Галлюцинация, наводимый, ею беспредельный ужас, не бесцельны. Их можно использовать. Когда Стенно напал на меня в гараже Фуллвуда – он тогда был напуган до смерти, увидев во мне серого монстра. Но тот же ужас дал ему силу и – как ни странно – смелость напасть, а не бежать.

Да, это можно использовать.

Вместе с ужасом по моему телу стала разливаться чудовищная энергия. Запела в жилах кровь, я чувствовал, что обжигающий жар рвется из моей кожи.

Да, электрическое поле нарушило мои мыслительные процессы, но что-то в голове включилось – не только компенсируя это нарушение, но и помогая мне поставить его на службу выживания вида.

Движения обгоревшего психа вдруг стали тягучими, как при замедленном показе. Он загонял в магазин очередной патрон, и каждое движение было медленным до боли. Еле заметно заскользил в сторону ружья зажатый у него в пальцах патрон. Потом ему надо будет переместить руку, чтобы загнать патрон в ствол. Потом повернуться к Кейт и нажать на спуск. Разнести ей лицо почти в упор.

Инстинкт слился с источаемой из земли энергий. Эти галлюцинации не деструктивны – они пойдут мне на пользу. Это сила в моих руках. Они обострили мои чувства, ускорили реакцию, они плеснули адреналином мне в кровь, сделав меня сильным, как никогда.

Я прыгнул, зарычав.

Подстегнутые адреналином мышцы бросили меня с такой силой, что я будто полетел на сумасшедшего.

Он вскинул глаза – изображение плыло и дрожало, меняясь от серого лица с кровавыми глазами до волдырей вокруг белых глаз безумца.

Самодовольное выражение этих глаз сменилось изумлением, потом ошеломлением и ужасом, когда до него дошло, что я двигаюсь быстро, так быстро, что ему никак не вскинуть вовремя ствол, не выстрелить мне навстречу.

И снова – как в замедленном показе. Мой кулак врезался ему в челюсть, голова дернулась назад.

Одним движением я сомкнул руки на его бицепсе, вывернул ему руку на сто восемьдесят градусов, ударил его о поручень и выбросил за борт.

Он с криком полетел все в том же замедленном темпе, кувыркаясь в воздухе, бешено размахивая руками, будто действительно умел летать.

Уменьшаясь на глазах, его тело ударилось оземь, взметнув клубы пепла. Рядом с ним упало ружье, подняв такой же клуб.

Я подбежал к поручню, впился руками в сталь. Он лежал внизу на спине, раскинув руки в позе распятия.

И тут случилось невозможное.

Этот человек поднял голову. Потом медленно и болезненно сел.

Протянув руку, он взял ружье за ствол и, опираясь на него как на костыль, смог встать. И стоял на собственных ногах.

Кейт подбежала и стала смотреть, не веря своим глазам.

– Боже мой... этот человек... его не убить... почему он не разбился?

Обожженный посмотрел на нас снизу вверх. Я видел горящие безумные глаза, бешеный оскал.

Он, опираясь на ружье, отошел от корабля назад, хромая, и закричал своим людям на верхней палубе, над нами с Кейт:

– ТЕСКО! РОЛЛЕ! ЭКСМЕН! – заорал он. – Слушайте меня! Среди нас предатели! Рик Кеннеди и Кейт Робинсон убили Дина Скилтона, убили Викторию! Они на палубе под вами! Убейте их, пока они никого больше не убили! – Он набрал побольше воздуху и заорал, указывая на нас кулаком: – УБЕЙТЕ ИХ НЕМЕДЛЕННО!

– Вот черт! – шепнул я. У меня упало сердце. – Если мы их не убедим, что убийца он, а не мы...

Я не договорил и растерянно поглядел вниз, не зная, что же делать дальше.

Внизу на равнине этот человек стоял, опираясь на ружье, и кричал своим людям, что мы с Кейт – коварные убийцы, что пока мы живы, всем грозит опасность.

А в ста метрах от него по запекшейся грязи шли тысячи изголодавшихся отравленных газом беженцев, шли к кораблю, как зомби. И несли на плечах детей из последних сил.

И безостановочно кричал человек, называющий себя Иисусом:

– Убейте Рика и Кейт! Убейте, как только увидите! Иначе они перебьют вас всех по одному...

Он вдруг перестал кричать и застыл, глядя на корабль. Что-то он увидел такое, что парализовало его страхом.

Я перегнулся через поручень и посмотрел на верхнюю палубу. Его народ и мой шагнули вперед, держа оружие наготове.

Я увидел их лица.

Сердце подпрыгнуло.

Я узнал это выражение лица.

Зрачки и радужки сомкнулись в точку.

И обожженный внизу тоже это увидел. Он понял, что эти люди, вооруженные дробовиками, винтовками, автоматами и револьверами видят в нем серого.

Я смотрел, как он орет:

– Нет! НЕТ! Вы, кретины! Это я! Глаза протрите! Меня зовут Иисус, дебилы! Я – Иисус. Я – ИИСУС! Он бросил ружье и замахал руками над головой. Это серый гад, думали они. Один из тех, кто убил старика, кто перебил половину нации.

– Нет! Протрите глаза! Меня зовут Иисус! Меня зовут...

Треск выстрелов заглушил его голос.

Сотни пуль вспенили пыль вокруг этого человека. Он вскрикнул и взметнул руку, как регулировщик, останавливающий автомобиль в каком-то кошмаре. Но пули не хотели останавливаться.

Куски металла впились ему в живот, в грудь, в ноги. Он кричал, он поднял руку повыше. Над головой рявкали ружья. Зарядом дроби Иисусу оторвало пальцы, но он все держал руку ладонью наружу. И кровь толчками хлестала из обрубков.

Затрещал пулемет, взрывая землю вокруг него. Пули вспороли ему ноги от колена вниз.

Он вскрикнул и рухнул на колени.

И ревел голосом, в котором смешались ужас и боль:

– Я – ИИСУС! МЕНЯ НЕ УБИТЬ! Я ЖИВОЙ! Я ЖИВОЙ!

Заговорили винтовки. Красные трассеры метнулись указателями ему в лицо.

Между глазами раскрылось пулевое отверстие – такое, что палец можно просунуть. Одновременно разлетелся затылок этого человека, расплескав мозги веером по горячей грязи. Они зашипели и запеклись, как яйцо на сковородке.