Возле бассейна на улице я увидел еще одного серого. Этот был вылеплен из бетона. Он стоял, серый, подобный скале, как статуя какого-нибудь вавилонского бога смерти. Глаза были нарисованы красным. И снова рядом стояло ведро с кистями и отрезанными руками (все еще выделяющими нужную краску).

Я шел дальше. Мои товарищи будут думать, куда я девался. Надо их найти или они уйдут без меня.

Но, выбежав на дорогу, я увидел, что путь перекрыт.

Люди с дикими глазами. Стаю вел здоровенный мужик с загорелой лысиной. В двух руках он почтительно, как священный предмет, держал голову. Я узнал короткие светлые волосы. В открытых глазах на мертвом лице был все тот же шок и та же боль.

Увидев меня, они взвыли. Будто я украл что-то невероятно драгоценное.

Потом наступила грозная тишина, и они пошли ко мне медленно, но целеустремленно.

Я дернул затвор, вперед, назад, снова...

Щелк.

Дефектный патрон звякнул по земле.

Я дослал новый.

Лица их были полны первобытного гнева. А винтовка ощущалась мною не более смертоносной, чем букет одуванчиков.

Они шли вперед, зловещие, опасные. Глаза пылают, кулаки сжаты.

Бабах!

Я выстрелил поверх голов. Они вздрогнули, но не остановились. Шли на меня.

У меня осталось три патрона. Троих гадов я могу убить. Но тогда я окажусь в руках остальных сорока с чем-то. И можно не сомневаться, что меня ждет вбитый в поле кол.

Оставался один выход.

Бежать.

И спрятаться.

Я побежал.

И тут же толпа бросилась за мной, на бегу выкрикивая:

У-у-у-у!

Черт, какая история для архива Кейт Робинсон:

“Рассказ Рика Кеннеди: КАННИБАЛИЗМ И КУЛЬТ СЕРОГО ЧЕЛОВЕКА”.

Только был шанс, что мне никому уже не рассказать, что довелось увидеть.

Я бросился обратно между строениями, мимо амбара с фресками кровавоглазых серых.

Впереди лежала грунтовая дорога, выводившая на путь, по которому я пришел. Вдали на склоне виднелась купа деревьев, где сидит сейчас Дин Скилтон с ребятами, передавая по кругу бутылку и гадая, куда запропастился этот Рик.

Навести на них орду было нельзя. Надо бежать быстро, потом скрыться с глаз. А тогда уже пробираться в эту рощу.

Этот кросс был кошмаром. Я перелезал изгороди, перескакивал заборы, потом бросился через живую изгородь, прикрыв лицо локтями и принимая удары длинных колючек. Когда я уже почти пролез, меня схватили. Я обернулся, готовый отбиваться, и увидел ветку, которая зацепилась за ремень винтовки. Вывернулся, побежал дальше.

Но успел заметить, насколько близко подобралась толпа. Уже можно было разглядеть пятна крови и грязи на их лохмотьях. Некоторые были одеты в спальную одежду (свидетельство, что это бедствие обрушилось ночью когда-то неимоверно давно). Я даже разглядел остатки полицейского мундира. Почти все были босиком. Вот что бывает, когда дичает человек.

Я бежал через поле, шлепая по траве кроссовками.

Взлетела вспугнутая дикой погоней пара фазанов.

Потом трава сменилась черной гарью. Снова горячая точка. На этот раз я побежал по выжженной земле, вздымая клубы черной пыли.

Одна вещь облегчала бег: земля запеклась и стала твердой Трава, растения, даже кусты обратились в пепел. Деревянные изгороди сгорели в пыль. Черная полоса, по которой я бежал со всей силой отчаяния, вела вдоль какой-то подземной впадины и была похожа на прямую черную дорогу.

Ноздри заполнил запах горелого. Там и сям из земли вырывались струйки синего дыма. Я бежал по болотистой низине. Когда-то вязкий ил запекся тверже бетона, хотя по обе стороны дороги все еще поднимался пар.

Я оглянулся через плечо – они не отставали. Слышен был их безумный речитатив.

Спрятаться! Господи, должно же быть какое-нибудь укрытие! Но слева и справа тянулись гладкие поля с низкими изгородями. Под такими кролик не спрячется.

А земля под ногами становилась все горячее. Заборы и камни поплыли в дрожащем воздухе. За мной маньяки с дикими глазами шлепали босиком по горячему следу – от ярости они не чувствовали боли. Им было нужно мясо с моих костей – на остальное им плевать.

Я добежал до дороги. Гудрон расплавился, ноги стали вязнуть, как в мокром песке. Я перебежал ее, дымящийся гудрон прилип к моим подошвам.

С мстительной радостью я подумал, что каннибалам придется бежать по щиколотку в кипящей смоле.

Кое-кого из них это остановило. Но большинство не хотело еще бросать охоту.

Я уже дышал короткими частыми вдохами, в груди горело – от усталости и от дыма. Ноги ныли, в левой пятке был вроде как гвоздь забит, будто ахиллесово сухожилие растянулось куда дальше, чем ему надлежит.

Скорость стала падать.

Песня из гневной стала ликующей. Они знали, что я у них в руках.

Я уже выбирал место, где остановиться и хотя бы снести парочку голов перед тем, как меня повалят, и тут вдруг заметил, что зеленый мир остался позади.

Черная дорога превратилась в черную пустыню. Все сгорело дотла – кусты, трава, цветы. Только иногда черная зола сменялась белым пеплом. Деревья остались стоять, только обугленные и без листьев. Валялись кости зверей. Раковины улиток на золе были как звезды на ночном небе.

Я прыгнул на груду человеческих черепов. Зубные протезы сплавили челюсти густой белой массой. На каменных стенах мазки сажи как полосы на зебре.

Я замедлил ход – быстрее бежать почти не мог. В груди жгло. Дышать было невозможно. Отчаянным взглядом я обвел черное поле, ища, где спрятаться, любое укрытие: дыру в земле, брошенную ферму, обгорелый остов автомобиля.

Впереди из земли вырвались струи пламени. Они были только до колена высотой, но горели яростно, как пламя бунзеновских горелок, которое я видел на кладбище.

Я завилял между ними.

В ста шагах я заметил крышку люка, еще в ста шагах – еще одну, потом еще. Всего три на одной прямой. Если окажется люк со сдвинутой крышкой, то можно скользнуть туда. Если повезет, дикари не заметят, куда я девался, и пробегут мимо.

На бегу я снял с плеча винтовку. Вдруг впереди провалилась земля.

Я остановился, ловя ртом воздух. Передо мной была канава с крутыми стенками в мой рост.

Предоставив работать силе тяжести, я скользнул в воду.

Она была мне по колено и теплая, как в бассейне. Плавали рыбы брюхом кверху, погибшие от подъема температуры.

Я увидел, что люки шли вдоль трубы подземного ливневого стока, открывавшегося в эту канаву. Секунду я смотрел на круглую пасть бетонной трубы в двадцати сантиметрах от края канавы.

– Убежище! – выдохнул я, и голова закружилась от радости. Труба была достаточно большой, чтобы забраться туда на четвереньках. Если банда меня не увидит, я спасен.

Держа винтовку одной рукой, я забрался внутрь. Там было жарко и душно, но если она скроет меня от ищущих глаз этих гадов, это будет место не хуже самого рая.

Прополз я только шагов восемь, как в темноте наткнулся на что-то лицом. Протянул руку.

Черт возьми!

Труба была перекрыта железной решеткой. Может, удастся выдернуть прутья – по ощущению, они были изъедены ржавчиной. Надо отступить, развернуться ногами вперед и попытаться выбить решетку.

Я отодвинулся на пару шагов.

И снова услышал “У-у-у-у!”

Меня схватили за ноги, свирепо дернули назад.

Я вцепился в решетку обеими руками. Так мне не продержаться дольше пары секунд. Я попытался отбиваться ногами но меня держали за лодыжки. Еще секунда – и меня вытащат и разорвут на части. Они сегодня отобедают моим сердцем и печенкой.

Руки начали соскальзывать с решетки. Я завертел головой. В устье трубы виднелись силуэты голов, лезущих в нетерпении до меня добраться.

И тут я увидел еще кое-что. Бетонная труба почернела изнутри.

Этого не может быть. Здесь нечему гореть. Но вдоль трубы тянулись полосы сажи.

Мозг за это зацепился. Что-то здесь горело, что-то горит, что-то горит...

Черт... что есть такого под землей, что горит? Отчего вырывались из земли языки пламени?