В любой момент его может сорвать порывом ветра и унести в небо. Поэтому я привязываю еще веревки, а их концы заматываю за железные крючья на верху колокольни. Рик, ты должен заметить стихарь. Ты должен найти эту тетрадь. Даже если это всего лишь поможет тебе закрыть текущую главу твоей жизни, чтобы ты мог начать новую с кем-нибудь другим. Ветер рвет страницы, того и гляди вырвет блокнот. Я его прижимаю к камням парапета. Я пишу дальше. На бумагу садится сажа, остаются черные смазанные полосы. Как полоски черного перца.

Я почти не могу разглядеть серых. Ветер столько поднял черной пыли, что еле видно дальше ограды.

Но вот идет один из них. По крайней мере так мне кажется.Слишком густ черный туман. Я вижу только высокий силуэт, расплывчатый.

Я буду стоять у люка, когда он вылезет наверх. Я вижу, как он лезет по ступеням. Боже мой, дай мне прихватить с собой одного из этих. Просто чтобы они знали, что люди умеют давать сдачи.

Я всажу в него четыре пули.

А последнюю оставлю себе.

Вот он идет. Я слышу его шаги по каменным ступеням. Он ближе. Когда покажется голова. Тогда буду стрелять прямо ему в лицо...

Меня зовут Рик Кеннеди.

Первое, что я увидел – голова. Она показалась в раме люка, ведущего на крышу башни.

Ее почти не было видно в пыльной буре, но я разглядел этот мерзкий серый силуэт.

Мне этого хватило. Я поднял винтовку. Направил в центр лица.

Их можно убить. Теперь я это знал.

Палец напрягся на спуске.

– Рик! Рик! – эхом отдался в каменной башне голос. – Не стреляй, Рик! Это...

Поздно. Боек ударил в капсюль патрона.

Винтовка рявкнула, выпустив пулю в это лицо.

Господи, это же был голос Кейт! Я взбежал по лестнице, выбрался на крышу. Кейт лежала у парапета. Буря развевала ее волосы.

Помню первую мысль: “Боже мой, я ее убил!”

Но когда я подошел, она села. Пуля прошла в каком-то миллиметре от ее головы. Когда она увидела блеск дула, инстинкт самосохранения заставил ее дернуться назад.

Я рухнул рядом с ней. Вокруг бесновалась пыльная буря, угольная крошка хлестала по лицам – нам было плевать. Мы крепко вцепились друг в друга.

– Ты посмотри, в каком ты виде!

Я усмехнулся:

– Нет, ты на себя посмотри!

Мы все еще были в опасности, но облегчение было так сильно, что невозможно было перестать улыбаться. Кожа, одежда, каждый миллиметр тела – все у нас почернело от сажи. Волосы так ею пропитались, что на ощупь были как слипшаяся солома.

Я смотрел, как Кейт вытирает лицо салфеткой из рюкзака. Длинное тело вытянулось струной, выступила тонкая талия. Джинсы облегали линию ее бедер, колен и икр до щиколоток. Она глядела на меня и улыбалась белыми зубами на измазанном сажей лице. И можете мне поверить, как я был рад снова ее видеть! Я глядел на нее, забыв обо всем, не в силах оторвать глаз.

И тут у меня замерло сердце. Я вдруг заметил порванную одежду и избитое лицо. Я оцепенел.

– Кейт, что случилось?

– Монстры.

– Это они с тобой сделали?

Она кивнула:

– Выживу. Главное сейчас – отсюда выбраться. Они окружили здание.

Я притянул ее к себе.

– Прости меня.

– За что?

– Блин... за то, что от меня так мало толку. Я должен был быть здесь.

– Ты здесь, Рик. Только это сейчас и важно. – Она подняла глаза, улыбнулась, но слезы промыли у нее на лице две розовые дорожки. – Значит, ты видел мой знак?

– Это первое, что я увидел, когда спустился с холма в Ферберн. – Я улыбнулся. – Ты девочка находчивая – этого достоинства у тебя не отнимешь. – Я заметил ее распухшие губы. – Кейт, Господи, что они с тобой сделали?

Она мотнула головой и обняла меня за талию, крепко прижимаясь.

– Кейт, что они тебе сделали?

– Сейчас не время. Надо убраться, пока они снова не напали.

Я поглядел ей в лицо. У меня сердце рвалось к ней. Даже взгляд ее был какой-то раненый. Ей повредили не только кожу.

– Пойдем, Рик. Нельзя больше ждать.

Я вздохнул:

– Да. Наверное, они еще здесь, но из-за пыльной бури меня не заметили.

– А ты их видел?

– Там только густой черный туман. Он ослепляет. Ты уверена, что можешь идти?

– Я не фарфоровая, Рик Кеннеди. Давай, пошли.

– Держи винтовку под рукой.

– И куда нам идти, как ты думаешь?

– К дому Бена Кавеллеро. Отсюда туда не больше десяти минут.

Кейт натянула рюкзак, осторожно поправляя лямки на разбитых плечах. Но не поморщилась.

– Ты думаешь, он еще там?

– Это было бы чудо. Но там мы сможем остановиться. Годится?

– О’кей.

– Как только выйдем, не останавливайся. И не стреляй если это не будет абсолютно необходимо.

– Рик, еще секунду перед выходом.

– Зачем тебе эти бинты?

– Ты будешь похож на ожившую мумию, но от пыльной бури надо чем-то прикрыться. Сядь на скамью. Так, теперь не верти головой.

Она забинтовала мне голову, закрыв лоб, нос и рот. Остались только глаза. Потом я так же забинтовал ее. Это должно было выглядеть забавно – как костюм мумии на маскараде. Но ситуация никак не располагала к юмору. За два дня погибли двое наших друзей, Говард и Синди. И я не знал, что сталось с Теско. Мог только предполагать, что его поймали в сгоревшем лесу серые гады.

А теперь мы с Кейт как-то должны пройти через их кордон.

Так что же было с Кейт? Воображение услужливо подсказывало ответы, от которых горло сводило судорогой.

Как только мы вышли, нам в лицо ударил заряд черной пыли. Она жалила глаза, не давала смотреть, но хотя бы дышать можно было. Вскоре я почувствовал, как черная гарь стекает струйкой по голой спине, забиваясь за одежду.

Пыльная буря превратила мир в кипящий котел черноты. Небо было таким же черным, как земля под ногами. Ничего не разглядеть. Выйдя за ограду кладбища, я повернул влево, держа за руку Кейт. Где-то под сугробами пепла лежала дорога в деревню. То есть я надеялся, что эта дорога еще есть.

Мы вслепую ковыляли вперед. Я держал в руке винтовку на случай, если из пыли вылетят эти монстры. Не требовалось особого воображения, чтобы представить себе, как они бегут к нам и тянут клешни рук к нашим шеям.

Вдруг земля у меня под ногами стала тверже. Ветер, укрывающий землю черным, сдул ту же черноту прочь. Я увидел пять метров дороги. И белые полосы разметки прямо перед собой.

Мы шли вперед, дергаясь в стороны под порывами ветра – вправо, влево, вперед, назад. Иногда ветер ударял так, что мы падали на четвереньки.

Касаясь земли голыми руками, можно было ощутить истекающий снизу жар. Асфальт был горяч на ощупь, он обжигал.

Мы поднимались и шли дальше.

Слева и справа появились смутные очертания домов – призраков в черном тумане. Окон не было – дома глядели пустыми глазницами, как черепа, и стропила без кровли казались костями мертвецов.

Дальше я шел инстинктивно – десять лет я ходил по этим улицам.

Я не видел дома – я ощущал их шестым чувством. Низкий куб с плоской крышей справа – почта, провал слева – высохший пруд, шатрообразная форма с фасадом в виде большой буквы А – гараж Фуллвуда. В проржавевших железных панелях стен – огромные дыры.

Пепел наметало в сугробы, через них приходилось перелезать. И двигаться дальше.

Ветер вопил – живой голос, как женщина кричит от боли. Он поднимался до истерического визга и падал до хриплого стона. Ветер впивался в тело, резко толкал, хлеща тучами пыли и слепя глаза.

И я еще не видел ни одного серого. Хотя был готов к тому, что в любой момент они бросятся на нас из кипящей черной мути.

Я свернул направо. У моих ног лежала табличка с названием улицы. На столбе она когда-то была ярко-белой, но сейчас почернела от пепла. Я раскидал пепел ногами и увидел:

ТРУМЕН-ВЕЙ.

Дома.

Я вернулся на улицу, где жил с матерью. Эмоции захлестали меня с головой. Я не думал, что еще когда-нибудь увижу эту улицу, но то, что я видел сейчас, изменилось. Улица была уже не та.