Я лежал на спине и смотрел на звезды.

Да, не знаешь, что тебе припасет будущее.

Через неделю после этого купания отец Джима Келлера в ярости вылетел из дому после бурной ссоры с миссис Келлер. Он велел Джиму сесть в машину и поехал в деревню, собираясь направиться в Лондон.

Чуть меньше чем за километр от этого самого пруда машина врезалась в трактор. Джим и его отец погибли на месте. В школе передавали жуткую подробность: когда Джима выбросило через ветровое стекло, ему отрезало оба больших пальца.

Их так и не нашли. Вскоре у ребят появилось занятие на храбрость: искать в траве пальцы Джима Келлера.

Нет, будущее не угадаешь. Вот оно – мое будущее, только я себе его в девять лет и вообразить не мог.

Плавая в пруду, я представил себе плывущий надо мной призрак Джима Келлера. Без больших пальцев. Но если Бог есть, он ему мог крылья выдать. И сейчас он может парить во всей вселенной.

Я задержал дыхание, закрыл глаза и нырнул через озеро под поверхностью. Открыв глаза, я увидел только темноту. Потом коснулся дна. И оставался там, сколько мог выдержать.

Не думаю, что кто-то может с какой-то степенью уверенности сказать, когда точно произошла эта трансформация. Но проснувшись утром после того дня, когда я видел утаскиваемую в лес женщину, я понял, что беженцы из Лидса превратились в оккупационную армию. Теперь они просто брали что хотели.

Конечно, к анархии обратилось меньшинство. Тысячи остались законопослушными гражданами. Они жили в лагере на лугу и в назначенный час терпеливо строились в очередь за миской варева, которое с каждым днем становилось все более водянистым. Но это меньшинство (которое вполне было способно расколоть человеку череп, чтобы отобрать яблоко) уже сильно численно превосходило все население Ферберна. И это меньшинство росло.

Когда я вошел в кухню, Стивен протянул мне чашку черного кофе. Банку кофе он спрятал под половицей у себя в комнате – там, где десять лет назад прятал “Плейбой”.

В кухне было темно. Окна и двери мы заставили досками, чтобы дом не грабили каждый раз, когда мы выходим. Не то чтобы от этого было много пользы – мы знали, что в следующий раз, когда мы выйдем, дверь просто высадят. И если на то пошло, скоро они уже не будут ждать, чтобы мы ушли.

– А ты заметил, – спросил Стивен, прикладываясь к чашке, – что не уголовный элемент начал грабежи? Это бизнесмены и профессиональные дельцы. Они беспощаднее всего грабили чужие дома.

Я попытался поддержать разговор, но на самом деле меня не оставляли мысли о том, что должно было случиться с той женщиной. Может, я все-таки мог помочь? Может, если бы я взял ее и ее дочь к себе, с ней бы ничего не случилось. А что с ее дочерью? Ей же не больше четырнадцати, не могли же они...

От грохота в дверь я вздрогнул так, что кофе выплеснулся и обжег мне руку.

Стивен посмотрел на меня:

– Кажется, они опять пришли.

– Грабители?

Стивен взял в руку бейсбольную биту, которую держал около двери.

– Слушайте! – крикнул он. – Вы зря время теряете! Нас уже обобрали начисто. Слышите? Еды не осталось.

Снова стук кулака в дверь.

Я бросил взгляд на нож для разделки мяса. На этот раз они не пройдут.

– Слышите? – крикнул Стивен. – Можете сюда больше не ходить. Ни еды, ни одеял нет. Ничего...

– Стивен? – спросил приглушенный голос. – Это ты?

Я издал вздох облегчения.

– Все в порядке, это Дин.

– Стивен, Рик, впустите меня! У меня важное сообщение от Бена Кавеллеро.

– Погоди секунду. – Стивен начал снимать засовы. – Ты прости, нам пришлось оборудовать тут Форт Нокс. Хотя не знаю, что в этом пользы.

Дин вошел. Он тяжело дышал, и от его возбужденного вида у меня волосы на голове зашевелились.

– Что такое, Дин? Что стряслось?

– Черт, да все уже стряслось, что могло. – Он вытер пот со лба. – Слушайте, можете прийти сегодня к Бену в десять? Он созывает собрание.

– Конечно, а что...

– Извините, я должен бежать. Надо еще в деревне кое-кому сказать.

– Кое-кому?

– Да, собрание только по приглашениям. У меня список, кого Бен зовет.

– А ты можешь сказать, что это все значит?

– Ага, Дин, – поддержал и я. – Зачем такая таинственность?

– Слушайте, я сам всего не знаю. Только можете мне поверить, у него есть что сказать. И это важно... Да нет, это невероятно важно.

– Ты говоришь так, будто это дело...

– Ага, так оно и есть. – Дин улыбнулся. – Это действительно дело жизни и смерти.

По дороге на Трумен-вей Стивен спросил меня:

– А зачем тебе гитара?

Я покраснел. Как-то я подсознательно надеялся, что он не заметит зажатый у меня в левой руке громоздкий футляр.

– Дом Бена – единственное безопасное место. Он сказал, что могу ее у него хранить, пока это все не кончится.

Стивен улыбнулся и сказал, что понимает и одобряет.

– А почему бы и нет? Я могу поставить последний доллар, что уже сейчас кто-то ломится в дом.

– Как ты думаешь, они не найдут мамины украшения?

– Надеюсь, что нет. Мы их закопали глубоко в саду. И вообще они ищут еду, утварь и одежду. Хотя это уже мало где осталось.

Мы свернули с дороги в лес, срезая путь к дому Бена. В лесу автоматически задержали дыхание – он использовался тысячами людей как туалет. Общественные уборные были уже переполнены до выхода из строя. За прошедшую неделю кучи дерьма выросли выше кустов, и меж ними сновали, жужжа, голодные мухи.

– Ладно, старина, – произнес Стивен, машинально поднося платок к носу. – Как ты думаешь, что нам хочет сказать мистер Кавеллеро?

– Хоть убей, не знаю. Но что-то серьезное.

– Но зачем нужен отбор приглашенных?

– Судя по именам из списка Дина, это в основном люди, которых он знает уже много лет.

Стивен стал рассуждать о чем-то, сказанном раньше Беном Кавеллеро насчет распространившегося в Лидсе газа. Может быть, сорок тысяч человек, сидящих у нашего порога, скоро двинутся домой. Но я не слушал. Я увидел ее.

Она была на себя не похожа, но я знал, что это она.

Стивен все говорил, а я не мог оторвать от нее глаз, когда мы проходили.

Она сидела на голой земле под деревьями. В ветвях пели птицы. Пятнышки света пробивались сквозь листву и играли на земле.

Я крепче схватился за гриф гитары – меня захлестнула волна отвращения к себе.

Это была та же самая женщина. Кэролайн Лукас, мать прелестной застенчивой Порции.

Она сидела на земле, завернув плечи в махровое покрывало. Волосы с одной стороны головы слиплись, с другой сбились в клочья. Лицо распухло и было покрыто коркой дерьма и грязи. Из этой маски блестели глаза. Она заблудилась где-то во внутреннем мире. Можно было пнуть ее ногой, она бы даже не хмыкнула.

Она устало вытянула ногу из-под покрывала – нога была голой до самого паха. Под покрывалом ничего не было – одежда валялась разорванной где-нибудь в поле.

Боже мой, до чего я себя ненавидел! Вот я здесь, мерзкий маленький лицемер, держу в руках единственное, что ценю в жизни. Электрическую гитару, которую можно купить в любом занюханном музыкальном магазинчике этого засранного мира.

Надо было мне хоть что-нибудь сделать, когда я видел, как они несут эту женщину, чтобы измолотить ей сиськи в кашу и разорвать манду на клочки. Даже если бы они излупили меня до бесчувствия, надо было сделать. Хотя бы попытаться.

А что с ее дочерью?

– Пошли, малыш.

Стивен взял меня за локоть и повел, а я не отводил от нее глаз, ощущая, как накатывают волнами отвращение и презрение к самому себе. Я мог ее спасти. Надо было взять их в дом, когда они просили. Кэролайн лет на двадцать старше меня, но у нее такое лицо и красивые волосы... Она могла бы мне понравиться... Я даже мог бы влюбиться...

– Рик, пойдем. Тебе не спасти весь мир в одиночку.

– Ей нужна помощь.

– Там еще сорок тысяч таких.

– Я ее здесь не оставлю.