— Какие некоторые люди? — напряженно поинтересовалась я.
— А вы сами не догадываетесь? — вкрадчиво поинтересовался Алексей, не обращая никакого внимания на очередной взгляд босса.
— Видимо, догадываюсь, — я вздохнула и приблизила к себе папку.
Единственный, кто мог заинтересоваться этим вопросом — Игорь. Больше попросту некому. И в тот момент, когда эта мысль меня озарила, тут же стало неловко тут находиться. Я сразу поняла, в чем кроется причина и повышенно хорошего ко мне отношения, и встречи почти после закрытия. И… вообще.
— Что же, спасибо вам за проделанную работу, — потупила взгляд, но попыталась дать понять, что все же благодарна. — Я, наверное, пойду.
— Алина, там не вся информация, — на мгновение остановил меня Михаил. — Мы еще выясняем некоторые детали, но совсем скоро станет понятна стратегия наших действий.
— Спасибо, — как болванчик повторила я.
— Мы с вами обязательно свяжемся.
Со мной и с некоторыми людьми, судя по всему. Что же, Игорю надо будет отдать не только те деньги, что он перечислил мне за оказание услуг по суррогатному материнству, но и за работу детективного агентства.
— Алина, у входа вас ожидает такси, — сверившись с экраном смартфона, Михаил сообщил гос номер авто.
Ах да, еще и за такси. А счет становится выше.
— Спасибо, — уже в третий раз произнесла я и вышла из кабинета, прижимая к себе папку. На пороге столкнулась с Еленой, направлявшейся в сторону кабинета с заставленным подносом.
Глава 27
Игорь Верещагин
Мы сидели в очередном ресторане. Я, Ещенко и его отпрыски. К “его отпрыскам” я себя справедливо — или не очень — не относил, было как-то противно. Особенно сейчас. Сперва отец рассказывал что-то про знакомых, затем задавал вопросы, говорил, что сам хочет войти в большой бизнес, но не знает, с чего начать. Я, как мог, отвечал на вопросы, хотя прекрасно понимал, что мужчина слишком далек даже от понимания создания бизнес-плана, не говоря уже обо всем остальном.
— Ну и где же твоя Алина? — тон Лизы буквально сочится ядом, она будто знает, что у нас с Эльфом не заладилось и пытается залезть своими мерзкими наманикюренными пальцами в рану.
Что же, дорогая сестренка, выкуси.
— Алина себя неважно чувствует, — пригубил холодный зеленый чай, отложив вилку с ножом в сторону. С трудом подавил желание начать есть руками, чтобы окончательно “добить” Лизу. — Знаете, токсикоз такая странная штука…
А вот и крючочек.
За столом воцарилась тишина. Такая, что хоть ложкой ешь. Отец во все глаза смотрел на меня, брат переглянулся с сестрой испуганными взглядами. И уже через мгновение Ящик Пандоры можно было считать официально открытым. Это отразилось даже на воздухе: он стал плотнее, тяжелее, будто напитался эмоциями.
— Так эта прекрасная девушка беременна? — радостно протянул отец.
— Отец, ты ведь не всерьез по поводу дома?!
— Отец… да все он врет! А если не врет, то ребенок не факт, что от него. Надо тест ДНК делать! Ты же видел эту шлю…
Ох, каких сил мне стоило, чтобы не впечатать нос “братца” поглубже в его лицо.
Так, чтобы закапать его лощеную рубашечку “голубой” кровью, прямо в цвет ткани, и навсегда стереть это слишком уж довольное выражение лица. Алину бы это не обрадовало, она никогда не любила агрессию. Даже боялась, не принимала ни в каком виде. И если когда-то я умудрился оттолкнуть мою Снегурочку именно ею, то теперь стоит сдержаться. Даже если очень хочется вмазать этому самодовольному петуху. Часто, еще в школьные годы, Эльф говорила, что на словесную агрессию надо отвечать словами. И мне есть, что сказать. Но чуть позже, пусть сперва они выскажутся. Обнажат свои душонки.
— Поверить не могу, совсем скоро я стану дедушкой, — как зачарованный бормотал Ещенко, глядя перед собой. Для вида сумасшедшего ему не хватало только стекающей с подбородка слюны.
Терпи, Игорь, терпи. Еще минута, и у всего этого семейства спадут розовые очки.
— Папа, ну каким дедушкой?! — Лиза едва ли не плакала, и мне почему-то доставлял этот образ удовольствие.
Ух, если бы Снегурочка была тут, она бы оценила всю мою выдержку. И то, к чему она приведет. Точно бы оценила. Хотя нет. Ей нельзя волноваться, и я обязан ее оберегать от невзгод в виде всего семейства Ещенко, с ними ей явно некомфортно.
По крайней мере, с отцом она не смогла так же быстро найти общий язык, как с мамой. Мама… Все, что сегодня произойдет — ту победу, которую я одержу — я посвящаю тебе.
— Папа… а я тоже… я тоже беременна! — внезапно заявила Лиза, но ей, кажется, никто не поверил. Еще бы. За ужином она выпила по меньшей мере бутылку вина.
Да и пару раз отходила в дамскую комнату, возвращаясь в слишком уж возбужденном состоянии и с расширенными зрачками. А уж когда она театрально схватилась за живот и метнула в меня безумный взгляд, стеная что-то из разряда:
— Ой, колет! Это все из-за тебя! Мне нельзя нервничать!
— А пить можно? А наркотики употряблять? — поинтересовался спокойно, но с толикой любопытства. И потом уже почти безэмоционально, даже жестко, выдал: — Успокойтесь, братик и сестренка. Клал я огромный болт на ваше родовое гнездышко. Хочется быть подальше от вашей гнилой семейки. Особенно, если вы и впрямь считаете, что от отца мне был нужен дом. Мне, знаете ли, в отличии от вас, хватило мозгов заработать на три таких, как минимум. И без всякой поддержки в виде оплаченного образования, репетиторов и тонны связей. В подобный вашему дому, а может, даже и побольше, мы и переедем с Алиной, нашим ребенком и моей мамой, которой совсем скоро придется на себе испытать чудеса общения с внуками.
И если честно, я жалею, что во все это влез. Я рос с одним родителем, с моей мамой. Она дала мне образование, воспитание и поддержку. И мне хватало наглости считать себя обделенным… Правда недолго, до встречи с вами. Нет.
Пожалуй, я получил куда больше, чем вы, выросшие в полной семье. И обделенные в сложившейся ситуации, увы, тоже вы.
Бросив на стол три пятитысячные, я встал.
— Всем счастливо оставаться. Желаю не перегрызть друг-другу глотки хотя бы за эти бумажки, — легко поклонился братцу с сестрой. И уже отцу: — Не надо вписывать меня в свое наследство. Этим шакалам нужнее. А если захочется пообщаться, звони. Но только на особую сыновью любовь не рассчитывай, слишком уж поздно ты спохватился. Нет, я не держу на тебя зла, вообще никакого.
Все, что ни делается, — все к лучшему, как говорится. Просто любовь… она не берется просто так, из ниоткуда.
Уходил под звенящую тишину. Никто не решился меня окликнуть, и потому я почувствовал себя победителем. Нет, я и правда не держал зла на отца — оставить мать беременной, не отвечать на ее письма, восприняв за обезумевшую фанатку, закрыть глаза на все... А мой выбор — уйти сейчас, вот так. И возможно, когда-нибудь мы с ним возобновим общение. Но без его великовозрастных отпрысков.
Уже в лифте в собственном подъезде, через полчаса, позволил себе улыбку. Я не жалел ни об одном слове, ни об одном действии за сегодняшний вечер. Разве что никак не мог избавиться от мысли о том, что мне не хватает Алины. Ее поддержки, улыбки, взгляда, нежной руки…
— Гари-и-ик, — стоило мне переступить порог квартиры, как на меня накинулся тайфун в виде мамы. Она в зеленом переднике, с какой-то скалкой, посыпанной мукой. — Привет, сынок! Как день? А где Алина?
Как всегда, сразу миллион вопросов.
Мама… Иногда она раздражала, иногда я ее не понимал, но она всегда была рядом и поддерживала. Как могла. И многим пожертвовала ради меня. Вот, кто на самом деле достоин любви. Нет, не так. Она достойна многим больше.
— Мам, — тихо пробормотал я, прижимая эту женщину к себе и утыкаюсь в макушку — теперь я мог до нее дотянуться — и пахло от нее совсем как в детстве.
— Спасибо тебе за все. Ты у меня самая лучшая! Вот самая-пресамая!
— Гарик, ты чего? — она обеспокоенно отстранилась, пристально заглянула в глаза. — Пьяный?