— А их превосходительство находятся во флигеле, — с достоинством объяснил человек с метлой и показал на небольшую пристройку к дому во дворе. — Пойдемте, провожу вас. — И повел гостя в резиденцию генерала.

Облезлые, с темными потеками стены флигеля, пропыленные окна, деревянные ступеньки со следами былых перил произвели на приезжего удручающее впечатление. «Так вот в какой конуре командует российским воинством на Балканах мой отец», — усмехнулся он про себя.

Сопровождавший гостя казак был денщиком генерала Абрамова и в годы первой мировой войны, и во время гражданской. Вместе со своим шефом бежал за кордон. Состоял при его превосходительстве в Турции. Последовал за ним в Болгарию. Его невзрачный вид и малопривлекательное лицо давали повод шутникам называть его Квазимодой. Он был так глубоко предан своему патрону, что стал как бы частицей его самого; совмещал в РОВСе множество должностей: коменданта, посыльного, завхоза, дворника, пользовался полным доверием генерала и его приближенных, знал немало ровсовских секретов и имел ключи от всех несгораемых шкафов.

Но особой его заботой был душевный покой и благополучие генерала. Он поставлял продукты, наблюдал за порядком в скромной двухкомнатной генеральской квартире и следил, чтобы вовремя был подготовлен праздничный стол в дни тезоименитства императора Николая II и его августейшей супруги. Эти дни генерал отмечал с большой торжественностью и обязательно заказывал в русской церкви молебен за упокой души «убиенных» Николая и Александры.

Все величали казака Михеичем, хотя ни в его имени, ни в отчестве, ни в фамилии никакого Михея не было. Звали его Михаил Иванович Минин.

Оставив метлу на, крылечке, Михеич ввел гостя в приемную РОВСа, небольшую комнату, грязную и запущенную. Побеленные некогда стены осыпались, потемнели, покрылись желтыми пятнами. Обстановка была самая примитивная: стол, графин с водой и граненым стаканом, три стула. В красном углу — иконка девы Марии.

— Посидите, пожалуйста, — засуетился Михеич. — Поначалу доложу о вас адъютанту его превосходительства, а они уж по начальству — самому генералу. — И исчез за дверью соседней комнаты, где помещался адъютант его превосходительства.

Опустившись на стул, Николай окинул взглядом далеко не штабную обстановку, в которой его отец разрабатывал планы разгрома Советского Союза, и задумался...

Двадцать два — не так уж много, а видел он в жизни порядочно.

После смерти матери, а потом и бабушки — детский дом. С возрастом стал понимать, что надо найти свое место в жизни, приобрести специальность.

Он много читал о морях и океанах. Полный сил, здоровья, хороший спортсмен, он захотел помериться силами с могущественной природой, отвоевать похороненные в водоемах богатства, вернуть их людям. Он решил стать водолазом.

Закончив семилетку, поступил в Балаклаве в водолазную школу. В двадцать с небольшим уже участвовал в поисках и подъеме затонувших судов.

Однажды в одной из таких операций при расчленении потопленного во время гражданской войны крейсера Николай Абрамов был серьезно контужен взрывной волной. Это вынудило его расстаться с любимым делом.

Работа водолаза, сопряженная с большим риском для жизни, требовавшая железного здоровья, большой выдержки и мужества, закалила его волю, воспитала характер и подготовила к сложной и ответственной деятельности в будущем.

Но об этом потом...

А пока...

Пока его вывел из раздумья человек средних лет в штатской одежде, вышедший из соседней комнаты. В каждом его движении чувствовалась офицерская выправка.

— Вот, ваше благородие, — представил Михеич гостя, — просится к его превосходительству.

Адъютант окинул Николая оценивающим взглядом и спросил:

— А кто вы и по какому делу?

— Я сын генерал-лейтенанта Федора Федоровича Абрамова, — поднявшись со стула, сказал Николай. И уточнил, отчеканив: — Его превосходительство — мой отец.

— Извините, — смешался адъютант. — Я вас сразу и не узнал, а теперь вижу: вы так похожи на его превосходительство! Прошу! — и он широко распахнул двери кабинета, пропуская Николая вперед.

— К вам, ваше превосходительство, — и отошел в сторонку.

Из-за стола вышел человек лет пятидесяти с изрядной проседью на висках, в гражданском платье.

— Николай, Коля, — волнуясь, неуверенным голосом прошептал он, протянув ему руки.

— Отец... Ваше превосходительство, — не совсем в тон генералу произнес Николай, и на какую-то минуту они застыли в объятьях друг друга.

— Сколько лет не виделись, боже мой! — проговорил сдавленным голосом генерал. — Целых двенадцать... Какой же ты большой!.. — И он явно залюбовался сыном. — Ну садись, рассказывай, рассказывай!

Николай опустился на предложенный ему стул.

Генерал долго смотрел на сына. Долгожданная встреча всколыхнула воспоминания о прошлом.

Ярый противник Советской власти, занимавшийся подготовкой и переправкой через границу в СССР террористов и диверсантов, генерал Абрамов всю свою эмигрантскую жизнь мечтал иметь возле себя своего сына — свою единственную опору. И вот он, сумев обмануть бдительность чекистов, сам нашел дорогу к отцу.

— Ну говори, говори, Коля, расскажи: как тебе удалось вырваться от большевиков?

— Все было не просто, — ответил Николай. — Устроился на заграничную линию: Ленинград — Гамбург. В первом же рейсе в Гамбурге сошел на берег и не вернулся на пароход.

— Милый сынок, — расчувствовался генерал, погладив Николая по голове. — Будешь жить у меня, тебе надо учиться, но это потом, а пока отдыхай. Будешь помогать нашему святому делу — вернуть России царя, старую жизнь и старые порядки...

— Да, да, конечно, я готов, я понимаю, что не могу остаться в стороне, — решительно заметил Николай.

Николая Абрамова послали в Софию с очень серьезным заданием: проникнуть в РОВС, вскрыть его антисоветские планы, парализовать и предотвратить, насколько возможно, его практическую подрывную деятельность.

Обстановка в те годы была сложной. В капиталистических странах шла подготовка к интервенции против СССР и велась разнузданная антисоветская кампания. На рубеже тридцатых годов активизировались белогвардейские организации. Особые надежды империалистические державы возлагали на РОВС.

Руководство ОГПУ решило направить в Болгарию Николая. Он был предан Советской власти, мужествен, инициативен. Его появление в Софии не должно было вызвать подозрений. Вполне резонно, что после смерти матери и бабушки, став самостоятельным, Николай пожелал воссоединиться со своим родителем.

Но тут возникала очень серьезная нравственная проблема: сын против отца. Отцы и дети... Тема эта стара как мир. Тысячи примеров и в жизни, и в литературе, когда дети не разделяют взглядов своих отцов, поступают вопреки их воле. Но тут ведь совершенно другое: чтобы обезвредить антисоветские действия отца, сын должен скрывать от него свое истинное лицо, жить неправдой. Укладывается ли такой образ жизни и поведения в рамки человеческой морали?.. По этому поводу шли бурные дебаты. Одни говорили, что неэтично, безнравственно понуждать сына скрытно действовать против родного отца. Другие стояли на совершенно противоположной позиции: ничего безнравственного тут нет! Сын защищает свое отечество от происков врага, сбежавшего за кордон. И совсем неважно, что врагом этим оказался родной отец.

— Успокойтесь, товарищи! — сказал член коллегии ОГПУ А. Х. Артузов. — Надо прежде всего выяснить, что думает по этому поводу сам Николай Абрамов. Я поеду к нему.

И он поехал в Севастополь, где в то время проживал Николай. Николай с вполне понятным волнением принял необычное предложение.

— Я хотел бы вначале объяснить вам, почему ОГПУ интересует софийский отдел РОВСа, — сказал Артузов. — Вы, наверное, знаете, что в недавнем прошлом в Ленинграде террористы бросили бомбу в «Деловой клуб» — погибло много людей. В Москве они бросили бомбу в одно из помещении ОГПУ и подготовили еще один взрыв, но эта диверсия была предотвращена. Как показало расследование этих террористических акций, все их исполнители были посланы РОВСом. Некоторые из них проходили подготовку в балканском отделении РОВСа, которым руководит ваш отец — генерал Абрамов.