Прямо с конспиративной квартиры, где состоялась вербовка, его повезли в разведывательную школу, в местечко Обербёйрен, близ города Кауфбёйрен (Западная Германия). В двухэтажном особняке, в прошлом принадлежавшем какому-то фермеру, разместилась разведывательная школа. Здание было обнесено металлическим забором, колючей проволокой.

В разведшколе находились всего два курсанта: «Павел» — Федор и «Андрей» — Петр.

Распорядок дня был строгий. В 6 часов подъем, физзарядка, затем завтрак и до 13 часов занятия. Обед и часовой отдых. С 15 до 20 часов опять занятия, затем ужин и с 23 часов — сон. И так изо дня в день. Только по воскресеньям курсантам разрешалось съездить в ближайший городок: сходить в кино, потанцевать в баре. Занятия проходили по напряженной программе: стрельба из автомата, пистолета, удары ножом, применение ядов, диверсии, тайнопись, подделка документов, конспирация, методы сбора секретных сведений, топография, прыжки с самолета на парашюте.

Инструкторов было немного. Главные — все те же Петр и Иван, Это были их псевдонимы. Действительные их имена и фамилии знали немногие. Петр был специалистом по разведке, а Иван — по радиоделу и другим средствам связи. Среди инструкторов выделялся коренастый, уже немолодой немец Келлер. Он обучал курсантов вольной борьбе и стрельбе из огнестрельного оружия.

Около года длилась подготовка. Наконец, в школу приехала группа американских офицеров во главе с Рональдом Колленбахом. В школе он появился под кличкой Петер Джим. В числе посетителей был и Петерсон, в прошлом белогвардеец. «Павел» проявил отличные знания по разведывательным дисциплинам, чем заслужил похвалу Петера Джима.

— Вот ты и разведчик, — сказал ему на прощанье Петерсон. — Еще немного занятий по отработке задания, и — в путь-дорогу.

Как показал Саранцев, однажды его вызвал Петр.

— Ты направляешься в Россию для сбора сведений об особо важных военных заводах, — сказал он. — Это твое главное задание. Ты должен выяснить точное местонахождение этих заводов, координаты, определить площадь, которую они занимают. Для этого обойдешь эти заводы со всех сторон. Если представится возможность, то осмотришь их с какой-либо возвышенности, затем нанесешь на бумагу их ориентиры.

Петр снабдил его фотографиями. На одной из них была изображена лежавшая на траве девушка в белой кофточке и темной юбке. Надпись на обороте гласила:

— Эта карточка, — пояснил Петр, — должна подтверждать, что ты живешь в Подмосковье, бываешь на Ленинских горах.

Так как ему предстояло бывать в разных городах Советского Союза, Петр дал ему еще одну фотокарточку. На ней Саранцев был снят вместе с усатым сержантом-гвардейцем.

было написано на снимке. Петр вручил и золотые часы с гравировкой на крышке:

— По приезде в новый город ты должен показывать тем, с кем будешь знакомиться, часы и карточку, говоря, что ищешь своего друга по армии. Адрес, мол, потерял, а город запомнил.

Инструктор Петр категорически запретил Саранцеву встречу с родственниками и переписку с ними.

— В гостиницах не останавливайся, это опасно, снимай комнаты у частных лиц, — наставлял он. В заключение беседы он вручил агенту письменное задание на русском и английском языках. — Прочитай и подпиши.

Еще несколько дней ушло на уточнение задания, отработку легенды и уяснение методики сбора шпионской информации.

Накануне отъезда из Кауфбёйрена Петр с Иваном устроили маленькую вечеринку, на которой, кроме Саранцева, присутствовало еще несколько инструкторов школы. Вечеринка прошла весело. Все наперебой старались подбодрить, дать Саранцеву полезные советы. А утром Петр доставил его на автомобиле в город Фюнтенсбрюк.

Здесь его уже ждал американский транспортный самолет, которым он прибыл в Афины.

Отсюда уже другой самолет взял курс на Молдавию.

Вместе с Саранцевым в самолете находился еще один неизвестный ему человек, который тоже был заброшен на территорию Молдавии.

— Вот и все, — отрешенно сказал Федор.

За окном кабинета огромный город жил своей обычной размеренной жизнью. Люди куда-то спешили, каждый был занят своими делами. И никто не подозревал, что чекисты обезвредили еще одного коварного и очень опасного врага.

Котова вызвали к руководству.

— Доложите нам дело на американских шпионов Османова и Саранцева, — предложил заместитель министра Игнатов.

Выслушав доклад, спросил:

— В какой стадии расследование? Не пора ли его заканчивать?

— Дело фактически закончено, — ответил Котов. — Остались некоторые формальности.

— Вот и прекрасно. Заканчивайте и передавайте дело в прокуратуру. В ближайшее время должен состояться суд. Результаты будут опубликованы в центральной печати. Весь мир должен узнать о враждебной деятельности правящих кругов США против нашего государства. Это будет суд не только над американскими шпионами, но и в первую очередь над тем, кто подготовил и направил их в нашу страну.

Следователь по особо важным делам Гурский возвращался из Крыма в Москву. Последние несколько недель в Крыму стояла хорошая погода, и Михаил Игнатьевич прилично загорел. Давно он так не отдыхал, все не ладилось с отпуском. А тут все сложилось удачно — и время хорошее, и погода выдалась чудесная, и ничего такого не случилось, что могло бы нарушить отдых.

Собираясь в обратный путь, Михаил Игнатьевич мечтал: те два дня, которые у него останутся от отпуска, провести дома — побродить пешком, побыть с семьей, посмотреть телевизор.

Ему досталась нижняя полка, но он решил забраться на верхнюю, благо она была свободной, и почитать новый журнал, который приобрел перед отходом поезда. Это намеренно еще больше укрепилось, когда его соседями по купе оказались двое молодых людей. Они только и делали, что целовались, да так открыто, что Михаил Игнатьевич подумал: «Черт знает, или я такой старый, что ничего в этом уже не смыслю, или время и люди так изменились, что это стало в порядке вещей».

Михаил Игнатьевич разобрал постель, забрался на полку и лег. Немного почитав, он уснул.

Но поспать Михаилу Игнатьевичу не удалось. Ночью в Харькове его разбудил дежурный по Управлению КГБ и вручил телеграмму: предлагалось сойти с поезда и позвонить в Москву.

В районный центр Михаил Игнатьевич приехал, когда занималось утро. Чудесное майское утро — теплое и тихое. Пахло сиренью. Михаил Игнатьевич раньше бывал в этом небольшом, древнем городке, раскинувшемся на высоком берегу реки: до войны — студентом, во время войны — следователем Управления военной контрразведки Воронежского фронта. Городок ему нравился, и он с любовью называл его «Киевом в миниатюре».

Когда машина свернула на знакомую улицу, Михаил Игнатьевич попросил водителя остановиться. Отпустив машину, он пошел пешком, чтобы размяться, подышать свежим воздухом и посмотреть на город.

В районном отделе дежурный предложил Михаилу Игнатьевичу поехать в гостиницу отдохнуть, но Михаил Игнатьевич отказался. Спустя полчаса он уже сидел в кабинете и знакомился с материалами дела. Потом познакомился со следователями Ребровым и Галенко, которые были выделены ему в помощь и ночью приехали из Киева. Начальник райотдела доложил, что создана специальная оперативная группа, которая ждет его указаний. Но в течение первых двух суток ничего существенного выяснить не удалось.

Больше десяти лет не был Ветров в родных местах, не видел своей Яблоневки. Так уж сложилось. Пока жива была мать, ездил каждый год. Не мог не ездить, потому что считал это своим сыновним долгом. Получая отпуск, отправлялся в родное село, испытывая при этом ни с чем не сравнимое чувство, как будто возвращался в детство. А со смертью матери оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с безвозвратно ушедшим прошлым. И Ветров ездить в село перестал. Но пришел все же день, когда откладывать больше стало невмоготу.