— Будем приставать? — крикнул с носа лодки шестовой. Вопрос этот вернул Чжан Синхэ к действительности.

Да, конечно, пристать надо. Пусть уж все будет как повелось.

Уселись, стали смотреть на реку. Хуанхэ неслась как пришпоренная, ее струи пенились, крутились воронками водоворотов. Глухой рокот со стороны ущелья доносился враждебно и угрожающе.

— Не беда, что половодье, — сказал кто-то из гребцов. — При такой воде надо идти Воротами Чертей. А лучше старого Чжана через них никто не водит. Зато в такой паводок на Косе Живых Камней опасаться нечего. Пронесет как по улице…

Резкая боль кольнула Чжан Синхэ.

Коса Живых Камней… Место, где оживают камни и умирают люди. Сможет ли он пройти ее сейчас? Не дрогнет ли рука? Ведь как раз там Хуанхэ нанесла ему тяжелую рану…

Это было в то время, когда Чжан Синхэ слыл первым кормчим на Саньмынься. Торговцы заискивали перед ним, среди лодочников про него ходили легенды.

Чжан знал себе цену, водил компанию только с такими почтенными кормчими, как и он сам. Был крут, болезненно самолюбив, но на реке действительно творил чудеса. Он водил лодки по любой воде, ухитряясь делать за год до тридцати поездок.

Только на Праздник весны возвращался Чжан Синхэ к семье. Однако деревенская жизнь с каждым разом все больше тяготила кормчего тусклостью, однообразием, изнурительным трудом и удручающей бедностью.

Каждый раз он с облегчением возвращался из деревни в привычную среду речников. Лодочники не любили думать о завтрашнем дне, с беспечной легкостью тратили заработанные деньги.

Время текло, и Чжан Синхэ не заметил, как подрос и пришел в Шаньсянь его старший сын — Чжан Ба. Юноше рано стали доверять место рулевого. Отец не спорил, однако поставил условие: договариваться с торговцами будет сам.

— Молод еще парень свои деньги иметь! — говорил он.

Раз какому-то купцу потребовалось отправить вниз по реке срочный груз. Было это в самый опасный сезон, когда на Саньмынься почти не увидишь лодок. Владелец груза обратился к Чжан Ба. Юноша согласился, но пришел к отцу получить разрешение.

— Езжай! Ничего, проскочите! — не раздумывая, ответил тот. Его соблазнило, что торговец дает тройную цену.

Вечером Чжан Синхэ играл в кости, когда в харчевню вбежали два запыхавшихся земляка. По их лицам он понял все.

— Чжан Ба?

Они молча кивнули, не поднимая глаз.

— Где?

— На Косе Живых Камней…

Пришел хозяин груза, растерянно и сбивчиво стал рассказывать о случившемся. Лодка села на камни. Там, на косе, дно все время меняется. Чжан Ба сгоряча прыгнул в воду, но поскользнулся, видимо, повредил ногу. Течение снесло его в водоворот.

— Так жаль, что погибла именно эта лодка! — продолжал торговец.

Он, как и все в Шаньсяне, очень уважает старого Чжана… В этом мешочке шестьдесят серебряных монет. Ими он хочет выразить отцу соболезнование…

Чжан Синхэ слушал молча. Потом резко поднялся, оттолкнул от себя стол. Стопка серебра со звоном рассыпалась по каменным плитам двора. Глухо сказал:

— Горе не продашь!

И, ссутулившись, зашагал прочь. Скоро в Шаньсяне узнали: Чжан Синхэ решил навсегда уйти с реки. Кормчий купил себе тачку и стал промышлять извозом. Старик избегал встреч с друзьями, замкнулся в себе.

Приходилось трудно. Не потому только, что Чжан Синхэ привык широко, не по-крестьянски тратить деньги. Тяжело было без реки, без всего, что давало ему положение прославленного рулевого. Но Чжан был тверд. Больше четырех лет никто не мог уговорить его вернуться на Хуанхэ.

Еще до того, как в Саньмынься появились первые строители, Чжан Синхэ познакомился с работниками гидрологической станции. Фигура одинокого, будто окаменелого старика, часами неподвижно простаивавшего у реки, невольно привлекала внимание.

Гидролог Сунь как-то попробовал заговорить с ним и был поражен, до чего преобразилось лицо старика, едва речь зашла о Хуанхэ. Чжан Синхэ и сам не заметил, как оставила его обычно свойственная кормчим нелюдимость. О реке, ее нраве и повадках старик готов был говорить часами.

Для гидрологов Чжан Синхэ оказался сущим кладом: кормчий помнил все, что касалось режима этого участка реки чуть ли не за тридцать последних лет. Лодочник любил теперь часами просиживать на станции. Ему льстило внимание, с которым ученые люди прислушивались к каждому его слову.

Там же впервые узнал Чжан Синхэ и о том, что в Саньмынься собираются строить высокую плотину, чтобы не было ни паводков, ни мелководья. После этого старый кормчий стал с уважением смотреть на приезжих, которых с каждым месяцем становилось все больше.

Весенним вечером в домик Чжан Синхэ постучался давний приятель, лодочник.

— Не возьмешься ли провести через Саньмынься пять лодок? — спросил он.

Чжан отрицательно покачал головой.

— Тогда помоги хотя бы лодки надежные сделать: потяжелее нужны, на особый лад.

— Для какого же груза?

— Машины будут на них ставить. Инженеры заказывали, те, что приехали строить плотину. Плотников уже набрали, ты бы только присмотрел. Осрамиться нам в таком деле неловко.

Чжан Синхэ стал каждое утро ходить на верфь. Ворчал на мастеровых, что им впору делать только корыта для свиней. Но через месяц лодки получились отличные.

Пришли приемщики, и среди них Чжан Синхэ увидел знакомого гидролога.

— Оказывается, ты, старина, считаешься тут первым кормчим! — воскликнул тот. — Что же молчал до сих пор? Мы такого человека давно ищем. Теперь особенно: лодки надо через Саньмынься спускать.

— Не водит он больше лодки. Ушел с реки, — бросил кто-то из гребцов.

— Отчего же? Старый? Да он как сосна крепкий! — сказал начальник инженерно-геологического отряда. — Ведь не откажешь нам, Чжан? Дело нужное.

К удивлению лодочников, старый рулевой кивнул утвердительно.

Больше всех недоумевала жена старика. Чем прельстил его этот рейс? Ведь до сих пор он упрямо отказывался даже от самых выгодных предложений.

Что заставило Чжана отступить от зарока? Почему согласился он снова встать к кормилу? Не потому ли, что уверовал в силу этих людей, взявшихся покорить Желтую реку, которая отняла жизнь у его сына, у стольких его друзей?

И вот Чжан Синхэ, как прежде, держит в Шицзятани совет со своими гребцами. Впереди — Саньмынься.

Толчок шестом, и берег, будто подхваченный порывом ветра, уносится прочь. Вместе с ним уносятся куда-то все сомнения и раздумья. Фигура Чжан Синхэ наливается силой, взгляд становится яснее и тверже.

Лодка летит на гребнях мутных, сплетающихся струй. Надвигающиеся навстречу скалы кажутся сплошной стеной. Ворота Чертей, на которые держит Чжан, имеют изгиб, выход из них не виден. Здесь, как говорят кормчие, не то что моргнуть — сердцем стукнуть не смей. Недаром гласит пословица: «Приказ на лодке сильнее приказа в бою». Тут уж, если ошибся, назад не отступишь.

…Неистово ревет вода. Чжан всем телом наваливается на кормило. Поворот — и в глаза бьет яркий солнечный свет. Саньмынься позади!

Медлить, однако, нельзя. Лодка должна пристать к правому берегу сразу за воротами. Там толпятся люди, машут руками, ждут первую лодку.

Знакомая победная радость поет в душе Чжан Синхэ. Сможет ли он после этого еще хоть день прожить без реки, без любимого дела!

Старый Чжан остался на стройке. Его назначили бригадиром лодочников при инженерно-геологическом отряде.

Голубовато-серый диорит-порфир, из которого сложены скалы Саньмынься, — порода надежная. Она звенит от удара молотка, радуя геологов своей монолитной твердостью. Но стометровая плотина вещь нешуточная. Надо досконально изучить ее будущее основание, особенно дно всех трех протоков.

Да, именно в воротах, на самой стремнине, нужно вести бурение.

Буровая машина установлена между двумя скрепленными лодками. От них к береговым скалам протянуты стальные тросы. Со стороны суденышки кажутся крыльями мотылька, трепещущего в паутине.