Четвертую Анкету («Нынешний/яя супруг/а») Франц пропустил, а вот с Пятой («Дети») — провозился долго. Ответы на некоторые вопросы даже не уместились у него в отпущенные промежутки, так что пришлось использовать запасные листы (подшитые в конце каждой Анкеты).

Шестая Анкета включала в себя формальные данные о самом Франце и, соответственно, не отняла много времени: родился тогда-то, там-то и тому подобное. Вопросов личного порядка там не было — все они содержались в Анкетах с седьмой по десятую.

Седьмая Анкета «Культурные привычки»: любимые писатели — Чехов, Во и Гамсун; любимые композиторы — Рахманинов и Маккартни; любимые художники — Питер Брейгель, Ренуар, Дали. Пробовал писать фантастические рассказы … играл на скрипке и гитаре на полупрофессиональном уровне … рисовать и танцевать не умею …

Восьмая Анкета «Психологический портрет» состояла из тестов типа «нужное подчеркнуть». Примерно треть вопросов относилась к сексуальной сфере.

Последняя, девятая Анкета «Интеллектуальный уровень» состояла из тестов типа IQ, а также (что особенно понравилось Францу) маленьких задачек по элементарной математике и логике. На каждую задачу отводилось очень короткое время (засекать доверялось самому Анкетируемому), и Франц, в результате, сделал-таки одну ошибку.

Заполнение Анкет заняло около трех часов — теперь их нужно было отнести на почту. Согласно телефонной книге ближайшее ночное отделение находилось в доме 1 по Почтовой Улице, чуть подальше Проспекта Банков И Фонтанов — в сердце Франца зашевелились неприятные воспоминания. Сложив Анкеты в адресованный Следователю конверт, он вышел на улицу.

Как всегда, ночной Город был пуст. Неспешной походкой Франц прошел по Верблюжьей Аллее, спустился по Проспекту Банков И Фонтанов (стараясь сосредоточиться на фонтанах и не замечать банков) и оказался на искомой Почтовой Улице. В полном соответствии с законами математики дом 1 стоял первым — двухэтажное кирпичное здание без особых примет. Франц поднялся по ступенькам и вошел внутрь.

Глазам его предстало типичное почтовое отделение: пергороженный барьером зал и, по эту сторону, столы с ручками на веревочках. В зале не было ни души. На барьере, на видном месте, красовались табличка «ЗВОНИТЕ» и кнопка звонка — Франц позвонил. «Иду, иду!» — отозвался низкий женский голос, и из двери позади барьера выкатилась дородная негритянка в широком белом платье и кружевном чепце. Лет ей было около сорока, лоснящееся лицо источало медовую улыбку. На роль поварихи в доме доброго плантатора ее бы взяли без единой фотопробы.

—  — Хай, бэби! — пророкотала негритянка, — Чем я могу тебе помочь?

—  — Хай! — Франц выложил конверт с Анкетами на барьер. — Отправкой вот этого конверта, мать.

—  — Обычным или заказным?

—  — Заказным.

—  — Тогда гони 12.50, бэби.

Негритянка с грохотом выдвинула ящик стола, извлекла марки, послюнила их лиловым языком и наклеила на конверт; потом достала металлический штемпель и смачно проштемпелевала письмо. На протяжении всей процедуры она напевала какой-то блюз («Ша-да-да-да! Ша-да-да!») и отбивала ритм ногой — огромные груди ее колыхались в такт. Выписав квитанцию, она протянула ее вместе со сдачей Францу.

—  — Спасибо, мать. До скорого! — он повернулся, чтобы уйти.

—  — Ты куда, бэби? — удивилась негритянка, — А письмо? — она толкнула конверт с Анкетами по гладкой поверхности барьера по направлению к Францу, — Письмо ты почему не взял?

—  — Ты что, мать? — не понял тот, — Письмо ж тебе остается. Не я же его к адресату понесу?

—  — Как же не ты, бэби, когда как раз именно ты … Ты разве не слышал, что во всех отделениях курьеров посокращали? Таперича клиент сам свои письма доставлять должон … — Она закатила глаза к потолку и мучительно сморщила выпуклый блестящий лоб, вспоминая точную формулировку, — … э-э-э … для устранения промежуточного звена между клиентом и услугой ему! — выпалила она.

—  — А за что ж ты с меня деньги взяла? — возмутился Франц.

—  — Так акромя курьеров здесь что, никто и не работает, что ли? А приемщицы? А уборщик? А аренду помещения ты считал, бэби? У нас и помимо курьеров расходы во-о-о, — негритянка задрала короткую колыхающуюся руку вверх, — выше головы!

—  — Так зачем же здесь почта вообще существует? — вскричал Франц.

—  — А марки на конверт кто тебе наклеивать будет?

Сраженный аргументом, он молча взял конверт под мышку и пошел к выходу.

—  — Эй! — спохватилась негритянка, — Расписку в получении принесешь не позже понедельника, бэби!

«Дусту тебе, а не расписку, толстая ведьма!» — думал Франц, шагая к метро.

Когда он доехал до Дворца Справедливости, там уже никого не было — лишь уборщицы с пылесосами-рюкзаками бродили по пустынным коридорам. В кабинете Следователя на стук никто не отозвался — толкнув незапертую дверь, Франц вошел внутрь. Комната 1723 опять напоминала хлев и была готова к приходу Адвоката — декорации уже сменились. Франц оставил конверт с Анкетами на столе.

Домой он вернулся поздним утром — голодный, усталый и злой. Наскоро перекусив, он заглянул в почтовую комнату и обнаружил в своей ячейке очередную карточку-приглашение:

Настоящим вызывается Франц Шредер для свидания с раввином.

Время свидания: 1:30, 14 мая 1993 г.

Место свидания: Синагога, Улица 174 Церквей, дом 59.

«Что ему от меня может быть надо?» — в угрюмом отупении подумал Франц и лег спать.

Если свои предыдущие приключения он сравнивал с театром абсурда, то эпизод на почте не дотягивал даже до мультфильма.

Франц мог проехать две остановки на метро, однако пошел пешком — времени имелось предостаточно. Добравшись до Улицы 174 Церквей, он еще раз справился с карточкой-уведомлением: дом 59. Через десять минут он подошел к Синагоге — массивному зданию странного розовато-желтого цвета. Из окон выбивался тусклый красный свет … Франца, видимо, ждали. Он поднялся по ступенькам и с усилием отворил массивную дверь с позеленевшей от времени медной рукояткой — раздался отвратительный скрип, с каким в фильмах ужасов обычно открывается крышка гроба главного действующего лица. Франц вошел внутрь. Дверь захлопнулась за ним с тяжелым тупым ударом.

Он оказался в обширном зале, большую часть которого занимали ряды деревянных кресел; спереди, на небольшом возвышении, располагалась кафедра. Две толстые колонны темно-красного мрамора поддерживали потолок; на стенах были начертаны надписи на иврите, сейчас неразличимые (единственным источником света являлась настольная лампа в багровом абажуре, стоявшая на кафедре). В общем и целом, это было подходящее место, чтобы пить кровь христианских младенцев.

Посмотрев на часы (до назначенной встречи оставалось две минуты), Франц сел в ближайшее кресло в заднем ряду. И тут же позади кафедры распахнулась дверь — в помещение вошел необыкновенно высокий худой человек в черном хасидском лапсердаке и плоской шляпе.

—  — Франц Шредер? — спросил он звучным басом.

—  — Да.

—  — Я — ребе Александр, ваш Раввин.

—  — Александр? — невольно переспросил Франц.

—  — Воистину так. Матушка и батюшка нарекли меня в честь Александра Македонского, великого воителя Античности. — ребе Александр сделал широкий жест рукой, — Прошу в мой кабинет.

Франц сидел в глубоком кожаном кресле перед столом, с которого на него ощерилось чучело орла с хищно разинутым клювом и стеклянными глазами. Помимо орла, на столе ребе Александра имелись два серебряных кубка, отполированный человеческий череп, свиток Торы, увеличительное стекло, средневековый фолиант в кожаном переплете и толстая ядовито-зеленая папка. Франц посмотрел на сидевшего напротив хозяина кабинета: пейсы, высокий лоб, печальные черные глаза, крупный еврейский нос — вроде бы, все как полагается, однако …