«ПОДПОЛЬНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА»
В те времена, о которых здесь, говорится, негры в Америке часто не выдерживали тяжелой жизни и убегали от своих владельцев. Бежали они обыкновенно на Север, в свободные штаты, или в Канаду. Но пробираться в свободные штаты прямой дорогой было опасно: все города и дороги кишели шпионами и ловцами, полиция и шерифы помогали помещикам ловить бежавших невольников. Поэтому негры выбирали обычно окольный, дальний путь по проселкам, по глухим тропам, через северо-западные штаты.
Чтобы помочь беглецам, аболиционисты тайно организовали «подпольную железную дорогу». В пути беглецы находили фермы, которые назывались «станциями», а их владельцы, фермеры-аболиционисты, — «кондукторами». На такой ферме негры получали приют, пищу и проводников до следующей «станции».
Фермер Пири, к которому Мэри Браун направила трех беглецов, уже много лет был «кондуктором» «подпольной железной дороги». Это был коренастый краснощекий старик, ходивший зимой и летом в одной и той же куртке на козьем меху. Пири всегда был весел и балагурил со всеми, кто заходил к нему в дом. На своем веку он переправил в свободные штаты не один десяток беглых негров.
— Если бы об этом узнали плантаторы, они вздернули бы меня на первом же дереве. Не поглядели бы, что я белый, — говорил Пири.
И это была правда. Помещики безжалостно расправлялись с теми, кто помогал бежавшим от них рабам.
Когда усталые путники добрались до фермы Пири, было уже далеко за полдень. Всю ночь и утро они шли по крутым горным тропам, избегая выходить на дорогу. Наполеон немного знал эти места: много лет тому назад его хозяин ездил сюда на охоту и брал с собой негритенка, которому тогда было едва двенадцать лет. Сейчас Наполеон был проводником.
Ноги Джен и Салли были изодраны в кровь. Дорогу им часто пересекали бурные, скачущие по камням потоки. В этих случаях глухой брал девочку на руки и бережно переносил ее на другой берег.
От голода беглецы не страдали. Матушка Браун позаботилась обо всем, и в узле, который она сунула Наполеону, была еда. Путники почти не разговаривали: с глухим было трудно говорить, да и, кроме того, Джен была погружена в печальные мысли. И только Салли шепотом беседовала с Пристом, который удобно ехал у нее на плече, словно какой-нибудь индийский принц на своей колеснице.
— Поскорей бы дойти, Прист, — тихонько говорила Салли, — а то мама натерла себе ногу.
По расчетам Наполеона, они должны были скоро выйти к Аннаполису. К счастью, горы вскоре кончились, и путники вступили в густой буковый лес. Узкая тропинка привела их к небольшому кирпичному дому с навесом и балконом во весь верхний этаж. Во дворе залаяли собаки. Прист выгнул спину и зашипел. Джен замахала на него рукой: Все три беглеца, крадучись, выглядывали из-за дерева, не зная еще, что это за ферма и друг или враг живет в доме.
— Цыц, Поросенок! Тубо, Крошка! — закричал на собак высокий человек в козьей куртке.
Это был Пири. Он выглянул из дверей, и его острый взгляд различил в тени деревьев чье-то черное лицо.
— Ага, опять гости! — пробормотал он про себя. — Здесь ферма Анастазиуса Пири! — закричал он громко. — Кому нужно, пусть войдет.
Путники не заставили его повторять приглашение. Когда все трое очутились перед фермером и соединенными усилиями успокоили кота и собак, Пири обратился к Наполеону:
— Можете не докладывать мне, кто вы такие. Я и сам вижу. Проголодались?
Глухой радостно закивал:
— Догадались, догадались… Ферма. Аннаполис. Значит, здесь.
Пири вытаращил глаза.
— Он ничего не слышит, сэр, — вмешалась Джен. — Он думает, что вы спрашиваете его, догадался ли он, что это та самая ферма, куда нас послала матушка Браун.
— Матушка Браун?! — воскликнул Пири. — Уж не жена ли Брауна Осоатомского?
Джен отвечала утвердительно. Пири ахнул и засуетился:
— Идемте, идемте в дом, вы мне там всё расскажете. Мэри и Джон — ведь это мои старые друзья…
В обширной кухне было чисто и тепло. В очаге пылал веселый огонь. Пири жил со своим сыном, который исполнял в доме обязанности хозяйки. Путники обсушились, поели горячего супу, и только после этого Джен подробно рассказала фермеру обо всем, что случилось в Харперс-Ферри.
В наиболее волнующих местах рассказа Пири не выдерживал: он вскакивал с места, стучал кулаком по столу и посылал проклятия по адресу рабовладелъцев.
— Бедный, бедный Браун! — сказал он, когда Джен кончила. — Горячая голова, честное сердце… Теперь плантаторы сведут счеты с обоими арестованными. Боюсь, им несдобровать… Он позвал сына, который до тех пор возился в огороде. Это был курчавый мальчик лет шестнадцати, со смышлеными и быстрыми глазами. На нем был надет рабочий фартук с нагрудником.
— Пеп, вот люди, которых нужно доставить на Север. Дело серьезней, чем обычно: сейчас, навернo, по всем дорогам рыщут солдаты и полиция, — сказал сыну Пири и вкратце рассказал все, что услышал от негритянки.
Пеп задумался.
— Гм… Можно довезти их до Хагерстауна, — сказал он наконец, — там у дяди Траверса тоже «станция» для беглых. Помнишь, в прошлый раз возил к нему двух негров в мешках из-под муки…
— Помню, — отвечал отец. — Еще они прислали потом привет и благодарность. Пеп, у нас в риге лежит много соломы. Наклади-ка ты полный воз да вечером и поезжай, будто бы отдавать долг дяде Траверсу. А под солому… Ты меня понимаешь?
Пеп ухмыльнулся:
— Как не понять… Дело известное. Пойду все приготовлю. — И он вышел.
Пири принялся играть с Салли и ее черным котом. Он очень любил детей и жалел, что у него только один сын, да и тот уже взрослый. Фермер свернул из платка смешную мышку и заставил ее прыгать и убегать от кота. Салли хлопала в ладоши и громко смеялась, да и сам Пири веселился не меньше девочки.
Среди этой игры во дворе раздался бешеный лай собак.