12 февраля 1453 года
Флот еще не вернулся.
Пришло известие о том, что передовые отряды турок взяли башню святого Стефана и вырезали гарнизон, который осмелился сопротивляться.
Страшный град вынудил сегодня всех укрыться в своих домах. Непогода сокрушила множество крыш. Из подземных цистерн доносится по ночам странное гудение, земля содрогается. Немало людей видело, как молнии в полной тишине прорезают небосклон и в вышине летают светящиеся шары.
Из-под Адрианополя к Константинополю движется не только гигантская пушка, но и вся артиллерия султана. Ее охраняет десятитысячный конный отряд.
В Адрианополе султан собрал Диван и произнес перед ним большую речь. Он вдохновил молодых и вынудил поклясться в верности старых и осторожных. Как венецианский баилон, так и подеста Перу получили подробнейшие отчеты о содержании этой речи.
Вот что сказал Мехмед:
– Владычество василевса уже сокрушено. Осталось нанести лишь последний удар, который уничтожит тысячелетнюю империю потомков Константина. Константинополь – это царь всех городов мира. Сейчас эту твердыню можно взять штурмом, и нам наверняка будет сопутствовать успех благодаря нашему новому оружию и высокому боевому духу наших войск. Но мы должны спешить, пока весь христианский мир не встал на защиту Константинополя и не послал на помощь василевсу свой флот. Сейчас – решающий момент. И мы не можем упустить его!
Говорят, что перед тем, как произнести эту речь, Мехмед вызвал к себе посреди ночи великого визиря Халиля, главу партии мира, и имел с ним долгую беседу. И на этот раз Халиль уже не решился сказать ни слова в защиту мира.
Получив доступ к документам, хранившимся в железном сундучке Джустиниани, я смог убедиться, что Халиль все еще тайно переписывается с императором Константином. Иначе мы не знали бы всего того, что нам известно сейчас о вооружении турок и средствах, затраченных на подготовку похода.
После того, как флот вышел в море, император поспешил отправить в Адрианополь свое последнее послание. Он написал его собственноручно, не обращаясь за советом к Францу. В сундучке Джустиниани лежит копия этого документа. Я много раз перечитывал ее со странным волнением и леденящей душу тоской. Это письмо, более чем любое другое деяние Константина, доказывает, что он – истинный император. Вот с какими словами обратился василевс к султану:
«Уже нет сомнения в том, что ты гораздо более желаешь войны, чем мира. Так пусть же будет так, как ты хочешь, ибо мне не удалось убедить тебя в своем миролюбии, хотя я не запятнал себя ложью и выразил готовность именоваться твоим вассалом. Теперь я обращаюсь к Богу и в Нем одном ищу опору и защиту. Если будет воля Его на то, чтобы ты стал владыкой моего города, как смогу я противиться этому? Но если Он в милосердии своем дарует нам мир и покой, я буду безмерно счастлив. Однако освобождаю тебя с сего дня от всех твоих клятв и обещаний – и беру назад все слова, которые тебе давал. Я запер ворота города и буду защищать мой народ до последней капли крови. Да будет твое царствование счастливым до того дня, когда Всемилостивейший Господь, наш высший судья, призовет к себе нас обоих».
Это – холодное, сдержанное письмо, в нем мало цветистой греческой риторики и нет тонких оборотов Франца. Но оно взволновало меня. Это послание императора. И – тщетное, да, совершенно тщетное. Но, возможно, Константин в своем опустевшем дворце хотел лишь одного: чтобы оно дошло до потомков. Возможно, это простое письмо расскажет будущим поколениям о Константине больше, чем все сочинения хронистов. Он не виноват, что родился под несчастливой звездой.