Я встал на рассвете. Мало кто спал этой ночью спокойно. Греки молились. Латиняне беспрестанно пили вино. Когда холодным утром я выбирался из дворца, то в коридорах ноги мои скользили на заблеванных полах.

Над противоположным берегом Босфора взошло солнце. Никогда еще оно не сияло так ярко. Холмы Азии казались желто-золотыми. С Мраморного моря дул легкий бриз.

Со стены я мог видеть, как молятся турецкие солдаты. Мысли мои летели вслед за мыслями султана Мехмеда. Наверное, он недолго спал этой ночью. Если весь город замер в напряженном ожидании, то в таком же ожидании трепетало, несомненно, и сердце Мехмеда.

Потом мы увидели султана на белоснежном коне, въезжавшего на холм в окружении полководцев и отряда телохранителей в зеленых одеждах. Бунчуки пашей и визирей развевались на древках. Султан прибыл, чтобы осмотреть самую большую свою пушку, но благоразумно остановился в пятистах шагах от нее. Коней отвели в сторону. Когда турецкие пушкари со всех ног кинулись прочь от гигантского орудия, оставив рядом с ним только полуголого раба, который размахивал дымящимся фитилем на длинной жерди, чтобы тот как следует разгорелся, венецианский посланник не выдержал и приказал своим людям покинуть опасный участок стены. Это распоряжение было принято с восторгом и выполнено незамедлительно: даже самые доблестные воины бросились бежать, как перепуганные зайцы.

Потом всех ослепила яркая вспышка и оглушил грохот, превосходящий самые страшные грозовые раскаты. Стена задрожала, словно во время землетрясения. Я потерял опору под ногами и упал, как и многие вокруг. Пушка скрылась в огромных черных клубах порохового дыма. Позже я узнал, что в близлежащих домах попадала со столов посуда, а из ведер выплеснулась вода. В порту закачались на волнах корабли.

Как только ветер разогнал клубы дыма и тучи пыли, я обнаружил, что турецкие пушкари, подстегиваемые любопытством, подбежали к самой стене, показывая друг другу результаты залпа. Я видел, как они кричат и размахивают руками, но ничего не слышал. Грохот выстрела совершенно оглушил меня. Я тоже кричал, но никто этого не замечал. Лишь когда я встряхнул нескольких ошеломленных лучников за плечи, эти люди вскинули свои самострелы. Но руки лучников дрожали, и ни один турок не был даже ранен, хотя стрелы сыпались из бойниц в стене и башне. Пушкари были так взволнованы, что бросали на стрелы, которые вонзались рядом с ними в землю, лишь рассеянные взгляды, медленно возвращаясь к своей пушке, что-то живо обсуждая и качая головами, словно были недовольны тем, что увидели.

Огромное каменное ядро, несмотря на весь свой вес, оставило в стене лишь небольшую выемку – чуть меньше крохотной каморки – и, конечно, разлетелось на тысячи осколков. Но основание стены не дрогнуло.

Я видел вдалеке самого Орбано с широко открытым ртом; этот человек размахивал своим жезлом и отдавал приказы. Вокруг пушки суетилось множество солдат, которые оборачивали ее громадными кусками толстой шерстяной ткани, чтобы бронза не переохладилась, и вливали целые бочонки пищевого оливкового масла в гигантское орудийное жерло, чтобы смазать металл, выдержавший чудовищную нагрузку.

Издали, со стороны ворот Харисия и святого Романа, тоже донесся страшный грохот. Я видел вспышки и клубы порохового дыма, но звуки залпов показались мне слабыми; я все еще был оглушен.

Только султан Мехмед по-прежнему гордо восседал на своем коне. Вся султанская свита, не исключая и телохранителей, бросилась на землю. Застыв в седле, Мехмед разглядывал стену, пока сопровождавшие его вельможи стряхивали пыль со своих одежд. Возможно, он и правда надеялся, что такая огромная пушка снесет одним-единственным выстрелом стену в двести шагов.

Когда Орбано приказал тщательно укрыть большое орудие, выстрелили две пушки поменьше, стоявшие по бокам от него. Они очень мощные, однако кажутся лишь поросятами, жмущимися с обеих сторон к огромной свинье. Пушкари поднесли к ним фитили, даже не думая спешить в укрытие.

Обе вспышки, последовавшие одна за другой, на миг ослепили меня, а черные, как ночь, столбы порохового дыма, которые, клубясь, взмывали вверх вместе с ядрами, закрыли полнеба и закоптили лица пушкарей. Каменные снаряды ударили в стену почти в том же самом месте, куда попало большое ядро. Стена задрожала, и в облаке поднявшейся пыли во все стороны полетели каменные осколки; один венецианец был ранен. Но когда мы спустились вниз, чтобы осмотреть поврежденную стену, выяснилось, что она пострадала меньше, чем можно было ожидать. Укрепления вокруг Влахерн выдержали испытание. Посланник Минотто облегченно расхохотался и радостно крикнул своим людям:

– Господи Боже, нам нечего бояться! Можно приободриться! Пусть султан швыряет в нас хоть по дюжине таких каменных горошин в день – стену ему не разрушить!

Но пока турки обихаживали свои пушки, как больных телят, Иоганн Грант впряг весь гарнизон в работу. Зная теперь, куда нацелены орудия, он распорядился спустить вниз огромные кожаные мешки, набитые шерстью, хлопком и травой, чтобы заслонить выбоины в стене. Немец тоже был в добром расположении духа и считал, что за ночь можно будет легко устранить все повреждения.

Вскоре грянули новые залпы, и стена снова задрожала у меня под ногами. Теперь открыли огонь и сотни легких орудий султана, а короткие толстые дула бомбард выбрасывали каменные ядра, которые обрушивались на стену, описав высокую дугу надо рвом. Немало ядер перелетало и через стену, падая на город. Было разрушено несколько домов. Это продолжалось до тех пор, пока стрелки не научились правильно рассчитывать количество пороха и не установили бомбарды под нужным углом. Страшный грохот не стихал ни на минуту; ко рву россыпью побежали отряды турок, бивших в медные диски и во все горло выкрикивавших имя Аллаха. Но и защитники города начали постепенно пристреливаться; теперь они целились гораздо лучше, и многие турки погибли у рва, а их товарищи понесли немалые потери, когда собирали трупы.

По внешней стене я двинулся к воротам святого Романа, чтобы сообщить Джустиниани, что большая пушка оказалась на самом деле вовсе не такой страшной, как мы думали. Время от времени мне приходилось пробегать несколько шагов, чтобы укрыться за очередным зубцом от свистящих вокруг стрел и свинцовых пуль.