Я ответил:

– День был спокойный, и я занялся своими личными делами. Ты мне больше не доверяешь?

Джустиниани проговорил обвиняющим тоном:

– Ты у меня на службе. Я должен знать, что ты делаешь. – Внезапно он приблизил свое лицо к моему, его щеки набрякли, а в глазах вспыхнул зеленый огонь. – Тебя видели в турецком лагере! – рявкнул генуэзец.

– Ты рехнулся?! – вскричал я. – Это подлая ложь, кто-то просто хочет погубить меня. Сам посуди, как я мог за сутки добраться туда и вернуться в город?

Джустиниани пожал плечами:

– Каждую ночь между Константинополем и Перой снуют лодки. И тебе это отлично известно. Подесту Перы можно подкупить, а тамошние стражники – бедные люди, которые не откажутся от лишней монетки. Не думай, будто я не знаю, что творится у султана. У меня есть там глаза и уши – так же, как у Мехмеда есть глаза и уши здесь.

– Джустиниани, – проговорил я, – ты должен мне верить – хотя бы ради нашей дружбы. Вчера был спокойный день, и я обвенчался с одной гречанкой. Но заклинаю тебя, сохрани это в тайне. Иначе я потеряю эту женщину.

Он разразился раскатистым смехом и, как прежде, хлопнул меня огромной лапищей по плечу.

– Никогда в жизни не слышал ничего более безумного, – заявил генуэзец. – Считаешь, что сейчас самое подходящее время, чтобы думать о женитьбе?

Он мне верил. Возможно, хотел лишь напугать меня, чтобы я признался, что делал, когда он потерял меня из вида. Но сердце мое тревожно сжалось, полное дурных предчувствий. Всю ночь в турецком лагере горели новые огни, а большие пушки, которые раньше обходились одним залпом за ночь, стреляли теперь каждые два часа.