Голос Серёжи стал звучать тише и глуше, затем уплыл куда-то вверх, и Шурик уснул.

— Все. Амба, ребята, — Леопольд появился в палатке, всем своим видом демонстрируя уныние и вселенскую печаль, что лишний раз подчёркивало катастрофическое положение, в котором они все оказались. Его голова с белыми, словно обесцвеченными перекисью волосами бессильно поникла под грузом пессимистических мыслей, которые угнетали шефа съёмочной группы.

— Что? — встрепенулся Илья Ермаков, отбросив в сторону какую-то из «пираний» Бушкова в мягкой обложке.

— Группа Ракунина ушла этой ночью…

— Как?! — восклицание у Сергея с Ильёй вырвалось одновременно. Из всех пацанов в палатке сейчас были только они вдвоём.

— …Их ожидают только завтра к полудню. И это, заметьте, как мне сказали, «в лучшем случае», — закончил своё сообщение Леопольд. Он снял очки и потёр переносицу.

Крутин с Ермаковым выругались. Сегодня вечером истекал срок действия выданных им разрешений, которые Леопольд называл «аккредитациями». Завтра на рассвете их плюс ещё четверых контрактни-ков, чьи сроки тоже подошли к концу, и двух жён старших офицеров, которые приезжали на свидание с мужьями, отправляли автобусом в Пседах, а оттуда через Малгобек в Моздок.

Группе нужно было отснять материал на двести минут. У них оставались сутки, а готового метража было всего на сто семьдесят. Хорошего крепкого материала, «урагана», как называл его Коля Маклай, но сто семьдесят минут. Ну, максимум — сто восемьдесят. Сюжет о группе Ракунина с лихвой тянул на недостающие двадцать минут. Отсняв это, они с лёгкой головой и чистым сердцем могли считать свою работу выполненной и начинать упаковывать вещи и аппаратуру.

И вот теперь майора с ребятами срочно отправили на задание, а у них имелись лишь неполные сутки и почти нулевые шансы отыскать хоть что-нибудь годное для съёмки.

В этот момент в палатку просунулась сияющая физиономия Женьки Стрельцова.

— Угадай, кто? — голосом дурашливого дятла из мультфильма пропел он.

Жека картинно шагнул вперёд и нарисовался теперь в полном объёме, пряча за спиной какой-то предмет.

— Ну что, гвардейцы? — торжественно произнёс он. — Праздник у нас сегодня или нет? Смотреть сюда, дыхание затаить!

Женька выдернул из-за спины пластиковую трехлитровую канистру, в которой бултыхалась прозрачная жидкость, и замер в ожидании ответной реакции.

Реакции не последовало. Ни шквала аплодисментов, ни бури восторга, ничего.

Только кислые рожи сотоварищей.

— Лев Ипполитович, — обернулся Женька к Леопольду, — в адских мучениях у тыловиков выбил. Чистейший, как слеза. Оптику протереть надо? Надо. Сами же на пыль жаловались. Ну, и отъезд отметить по-человечески. Ребята со второго взвода подойти обещали. Со своим, разумеется.

— Дома отгуляем, — пробасил Илья, поднимаясь со своего места. — Заодно и поминки справим.

— Какие поминки? — Веселье Женьки мгновенно улетучилось, растворившись в прогретом воздухе их брезентового жилища. За время, проведённое здесь, они насмотрелись всякого, и слово «поминки» стало слишком уж близким.

— По всем нам, — пояснил Илья. — Потому как по приезде всей нашей группе гарантирован полновесный и доброкачественный пендель от начальства. В первую очередь отвесят хорошую плюху шефу, — он кивнул в сторону Леопольда, — а потом примутся за нас.

— Чего это? — Женька опустил канистру и встревожен-но, по очереди, осмотрел Илью, шефа и Сергея. — Что случилось?

Леопольд снова снял свои окуляры и на этот раз начал протирать их вынутым из кармана носовым платком.

— Группа Ракунина ушла этой ночью и будет только завтра, — поведал он, не прекращая своего занятия. — Вот так.

— Как ушла? Без нас? — Женькина физиономия тоже вытянулась, под стать остальным. — А, ну да… ну да… То-то я ещё забегал к ним, смотрю — никого нет. Думал, может, сюда двинули…

Леопольд вздохнул и надел очки. Носовой платок он аккуратно сложил вчетверо и спрятал обратно.

Жека яростно почесал в затылке, и его лицо прояснилось.

— Ну и чего вы так убиваетесь? Прямо дом траура какой-то. Материал у нас есть? Есть. Да ещё какой! Сила! Чего нам не хватает? Каких-то жалких четверти часа? Ну, так сделаем их сейчас, и дело с концом.

— Дело-то оно, конечно, с концом, против анатомии не попрёшь, — заметил Илья, который начал складывать вещи в рюкзак. — А вот из чего ты собираешься высосать недостающие минуты, а?

— Намотаем ещё интервью с бойцами, — с ходу предложил Женька, — с офицерами поговорим. Можно жён командирских задействовать, тех, что на свиданку приезжали. Пусть побухтят о том, как они ждут своих героических мужей и стойко переносят тяготы мирной жизни.

— Не пойдёт, — сказал Сергей. — Коля наделал этих бесед столько, что плёнки хватит растянуть отсюда и до Житомира.

— И к тому же — ты жён этих видел? — вставил Илья. — Они с благоверными своими общаться нормально не могут, а перед камерой вообще двух слов не свяжут.

— Тогда сейчас выпросим у командования солдат, сделаем постановочную сцену. Илья поморщился.

— Туфта. Сколько отсняли, ни разу на постановки не разменивались, а тут…

— А чего? — загорелся Жека. — Если грамотно срежиссировать.

— Слушайте сюда, — негромко сказал Леопольд, оборвав их полемику. — Сейчас же найти Гуровенко с Макла-ем, и немедленно всем на охоту. Искать все, что мало-мальски может пригодиться для сюжета. Обращать внимание на любую мелочь, на каждую деталь.

— Курочка по зёрнышку клюёт, — вставил Илья.

— А весь двор засирает, — добавил Женька.

— Тоже мне, любители фольклора, — пригрозил шеф. — А ну, марш отсюда! И чтобы через полтора часа все были здесь, и не дай бог, если у вас в клювах ничего не будет.

Балагурящая троица шрапнелью вылетела из палатки под солнце, которое готовилось сменить утреннее тепло на полуденную жару. Последующие девяносто минут были пиком активности их группы за все время пребывания на этой беспокойной земле.

Результаты подобного штурма оказались не то чтобы нулевыми, но довольно плачевными. Вся собранная ребятами информация не тянула на сюжет, даже если её раздуть и приукрасить. Сергей с Жекой обнаружили в госпитале четырех солдат, слёгших (или, вернее, севших) с дизентерией, полученной в результате проведённой ими продразвёрстки среди местного населения. Илья сообщил, что в мотострелковой части из-за нехватки запчастей разбирают действующий БТР, чтобы отремонтировать два других, но это делалось и раньше и об этом все знали.

Леопольд выведал, что зарплата, которая должна была прийти офицерскому составу, куда-то делась по дороге, и поэтому все командование взвинчено до «не могу» и честит почём зря окружное начальство, а заодно и правительство вкупе с президентом. Коля Маклай только развёл руками и выдал что-то о ширящихся слухах по поводу использования федеральными войсками нового вида оружия в тех местах, где были наибольшие очаги сопротивления. И вроде бы даже готовятся специальные авиационные отряды для этой цели. Все дружно решили, что это полное не то, а Леопольд сказал:

— Слухи, они слухи и есть. В программу их не поставишь и сюжет из них не вылепишь. Мы же не жёлтая пресса как-никак.

И только в конце Саша Гуровенко тихонько поведал, что пришёл груз с гуманитарной помощью.

Поначалу эта новость тоже не вызвала ни интереса, ни энтузиазма с нашей стороны.

— Кому? Солдатикам? — вяло поинтересовался Женька.

— Да нет, — ответил Саша. — Для местных.

— Вот как, — процедил Илья. — Жалеют, значит, обиженных. Европа расстаралась?

— Вроде бы наши, — неуверенно ответил Гуровенко.

— Ну-ка, ну-ка, — зашевелился вдруг шеф. — Это какие же наши?

— Ну… благотворительные организации.

— Ни фига себе, — присвистнул Илья. — Это с каких таких пирогов? Мы что, уже сверхдержава? Ничего себе, полстраны бедствует, а мы гуманитарную помощь раздаём.