Я достал компас и протянул Счетоводу — имя родилось сразу, как только я его увидел. Тот подался вперёд, словно хотел взять предложенную вещицу, но вместо этого попросту замер, повернувшись ко мне боком. Через пару секунд он недоуменно опустил взгляд куда-то вниз, потом всё же очнулся.

Некоторое время он, задумчиво хмуря брови, рассматривал прибор со всех сторон. Пользовался он только левой рукой, правая плетью висела вдоль туловища — из-за чего он несколько раз едва не выронил компас. Возвращая его, он с сожалением произнёс:

— Боюсь, это совсем не то, что мне нужно. Если бы это была моя вещь, та, которую я потерял, я бы понял. Она бы вызвала у меня какие-то… воспоминания. Мне так кажется.

Мы оба замолчали. Не знаю, было ли в его словах что-то разумное, но почему-то они звучали для меня вполне правдоподобно. Мы ещё немного постояли в тишине, затем я спросил:

— Значит, про свою прошлую жизнь ты ничего не помнишь? Никаких проблесков? Абсолютно?

— Ну, вообще-то, есть кое-что. — На миг его лицо приобрело более осмысленное выражение. — Порой в голове вспыхивают образы. Смутные, нечёткие, как отрывки из фильма с повреждённой плёнкой, и не разберёшь толком, что там. Кроме одного отрывка.

— Какого же?

— Это женщина. — Счетовод уставился в пустоту. — Одна и та же, всегда, хотя каждый раз в новой обстановке. Иногда она в каком-то кафе, иногда где-то… в библиотеке. Иногда на пляже. Я вижу её со стороны, а она как будто со мной говорит, смеётся. Как если бы это было настоящим воспоминанием.

— Но ты не помнишь, кто она?

— Нет. — Он грустно покачал головой. — Но думаю, я её знал. Чувствую какую-то связь, что ли — на каком-то другом уровне, глубже, чем просто воспоминания.

Он вздохнул и потупил взгляд.

— Звучит, как будто она твоя жена. Ну, или просто подруга.

— Похоже, что так. Но… У нас что-то случилось. Что-то, из-за чего мы расстались.

— Конечно, случилось. Ты же умер!

— Нет-нет, ещё до моей смерти. Я хочу сказать… В одном из видений… Там… Там мы ссоримся.

— Ссоритесь?

— Да. — Он поднял ко мне красные, воспалённые глаза, сверкнувшие из-за стёкол очков. — Кажется, я её чем-то обидел. И она… Ушла.

— Чем обидел?

— Не знаю. Этого в воспоминании нет. Там мы просто кричим друг на друга… Потом я отворачиваюсь… Хлопает дверь, и… И всё.

Я молчал. Его история звучала хоть и несколько сумбурно, но всё же печально. Казалось бы, ничего особенного, одна из миллионов историй про расставание и смерть. Но в ней было что-то, что сумело затронуть какие-то тонкие струны внутри меня.

Я взглянул на него сквозь слепящий буран. Счетовод так и стоял, не двигаясь, опустив глаза.

— Послушай, то, что ты ищешь, может быть как-то связано с ней.

— Наверное. Иначе зачем бы я искал?..

Внезапно меня осенила идея.

— Знаешь, что… Возможно, я придумал, как тебе помочь.

— Придумал? — Он недоверчиво посмотрел на меня.

— Возможно! В общем, один парень рассказал мне… — Я запнулся. Разжевать кому-то столь очевидное мне самому оказалось сложнее, чем я надеялся. — Короче, он попросил сигарету. Я ответил, что у меня нет, и тогда он велел проверить в карманах. И я нашёл целую пачку, хотя готов поклясться, что раньше её там не было. Понимаешь?

— Если честно, не очень.

— Как бы попроще… О! — Я вспомнил, что Курильщик терпеливым объяснениям предпочёл наглядную демонстрацию, и поднял руки в том же театрально-торжественном жесте, что и он в тот раз. Почему бы и нет? — Смотри!

Я хлопнул в ладоши. Судя по всему, чтобы сотворить что-то подобное, одного желания было недостаточно — иначе вышло бы так же, как с фонариком и батарейками. С хлопком же получилось гораздо удачнее — гром грянул где-то совсем рядом, и Счетовод, вздрогнув, начал испуганно озираться, словно никогда не видал грозы. На мгновение во мне даже взыграла гордость, какая обычно возникает, когда впервые удаётся сыграть на гитаре любимую песню или свистнуть с помощью пальцев. Но уже в следующую секунду я понял, что наделал.

Вся поверхность горы пришла в движение, земля заходила ходуном — вызванная громким звуком, на нас шла лавина. Если раньше моё воображение поражала чёрная бездна, безобидно раскинувшаяся далеко внизу, то сейчас точно такая же бездна приближалась к нам сверху, набирая скорость и грозя погрести под собой и нас, и весь этот склон.

Ещё до того, как я до конца сообразил, что происходит, ноги сами понесли меня обратно, под гору, как будто от этой чудовищной громадины можно было спокойно уйти пешим шагом.

— Беги! — Успел я крикнуть не менее ошеломлённому Счетоводу перед тем, как твёрдая почва исчезла из-под ног и я кувырком полетел вниз, в темноту.

Я застонал и разлепил, не с первого раза, смёрзшиеся на морозе веки — сколько времени я провёл без сознания? Попытка встать отдалась ноющей болью во всём теле, особенно сильной в конечностях и спине, так что я остался лежать, ожидая, когда она пройдёт. По крайней мере, теперь я не сомневался, что сломать шею в загробном мире не труднее, чем ушибить плечо, выбивая дверь. Другой вопрос, что будет потом.

Вокруг сохранялась тьма, однако я разглядел, что по оба бока от меня на несколько метров поднимаются отвесные скалы. В памяти всплыл последний момент перед тем, как земля ушла из-под ног. Похоже, я упал в узкую расщелину, до которой лавина не добралась — то ли выдохлась раньше, то ли на что-то наткнулась. Как бы там ни было, погребения под толщей снега я избежал, но и с пути при этом сбился, так что теперь предстояло искать дорогу в обход. Я не имел ни малейшего понятия, что случилось со Счетоводом, но надеялся, что и ему удалось выкарабкаться. Если встречу его снова, надо не забыть извиниться.

Пока я лежал так, у меня было достаточно времени на то, чтобы поразмышлять. С каждой минутой меня всё больше беспокоила собственная память — я до сих пор не вспомнил ни единой детали своей земной жизни. Даже лицо, увиденное мной в зеркале там, на мельнице, оставалось по большому счёту чужим. Я не помнил абсолютно ничего, связанного с ним.

И с каждой же минутой во мне росло желание разобраться в этом, узнать себя, извлечь наружу хоть что-то. Курильщик говорил, что воспоминания исчезают не полностью, какая-то часть всё равно сохраняется. Счетовод своим рассказом это подтвердил. Почему же моя память пуста, как чистый лист?

И, что не менее важно, как её восстановить? Ни один из них ни словом не обмолвился ни о чём таком. Может, нужно найти кого-то, кто подскажет? Должен же здесь быть ещё кто-то. Правда, пока что меня вела одна-единственная тропа, и не факт, что на ней мне встретится кто-то подходящий. Да и потом, на эту тропу мне бы для начала вернуться…

Когда болезненные ощущения слегка притупились и я смог более или менее твёрдо стоять, первым делом я получше осмотрел стены ущелья — гладкие, словно специально сложенные из отшлифованных до блеска камней, без единого выступа, за который можно было бы зацепиться. Забираться по ним обратно наверх — ещё раз испытывать удачу, позволившую не разбиться в лепёшку при первом падении, а значит, не остаётся ничего другого, кроме как пойти вдоль расщелины.

Чтобы определить нужное направление, я поднял глаза, силясь увидеть, без особого, впрочем, успеха, где расположена спустившая на нас лавину гора. Здесь, на зажатом между двумя утёсами пятачке, сумрак стал ещё плотнее. Не сказал бы, что это вызвало у меня приступ клаустрофобии, но дискомфорт доставило. Захотелось побыстрее выбраться на открытое место. Что ж, придётся двигаться наугад. В конце концов, обе тропы куда-нибудь рано или поздно выведут, так? Если только опять всё не начнёт меняться за моей спиной и я не заплутаю кругами, сам того не замечая.

Хм… А это, пожалуй, не лишне будет предусмотреть. Я осторожно повращал кистями. Убедившись, что боль достаточно утихла, я принялся стаскивать ближайшие валуны в кучу и не остановился, пока пирамида не выросла до моего плеча. Даже в темноте будет сложно пройти мимо, не обратив на неё внимание. На случай, если я заблужусь и снова вернусь сюда, такого знака хватит, чтобы сразу это понять.