— Кай, идём отсюда. Нам есть о чём поговорить, — он взял предплечье брата и потянул за собой, как ребёнка. Шерстяное пальто на ощупь оказалось тонким и мягким — позволить такое могли немногие. «Откуда?» — спросил себя Рейн и бросил на Кая жадный взгляд.

Он прошёл хорошо знакомой дорогой до набережной, перелез через невысокую ограду и сел на каменный выступ. Внизу, метрах в двух, лежал песок, и на нём виднелись следы, но вечерних гуляк нигде не было видно. Чёрные волны с приятным шумом накатывались на берег и тут же спешили назад.

Встретившись в переулке, Рейн и Кай всегда шли к набережной, перелезали и сидели бок о бок, поглядывая на ленивые или мечущиеся воды Эсты.

Слышался плеск волн, крики чаек, далёкие гудки кораблей, но Кай точно исчез. Рейн знал: лучше не оборачиваться. Он должен сам захотеть сесть рядом. Брат всегда был таким: прикажи или попроси — ни за что не сделает, дай свободу — мигом выполнит, что нужно.

Кай ловко перемахнул через ограду. Тяжёлые ботинки вновь не издали ни звука. Он поправил пальто и сел в метре от Рейна. Они долго молчали и изредка переглядывались. Кай первым нарушил тишину:

— Не буду спрашивать, как дела. Я наблюдал за тобой.

— А за матерью с отцом?

Кай слегка покраснел, но не растерял уверенности.

— Нет. Они меня выгнали, значит, я им не нужен. Вот и они мне не нужны. — Рейн не понял, действительно ли в его голосе звучала детская обида, или это он хотел снова увидеть перед собой прежнего мальчишку. — Не обольщайся, за тобой я следил не потому, что скучал. Ты тоже сделал свой выбор. Меня попросили проследить.

— Не торопись, — подсказал Аст.

Рейн не стал задавать вопросов, но посмотрел на брата внимательно, требовательно. Во взгляде, осанке, чертах лица по-прежнему угадывалось много общего между ними. Они родились в одной стае, однако город их развёл. Один стал работать на псарне, а другой сбежал в лес к волкам. Кто сделал правильный выбор, Рейн не мог понять.

— Почему ты дал Адайн уйти?

— Адайн?

— А ты многих отпускаешь, что ли, инквизитор? Она сказала, ты сожалеешь, что инквизиторы пришли тогда, и хотел дать шанс хотя бы ей.

Рейн пожал плечами. Он и сам до сих пор не понимал себя. То ли это было слабостью, то ли искренним желанием. Рейн одновременно хотел служить Инквизиции, ведь это казалось единственным шансом вернуть долги, и в то же время страстно ненавидел данную клятву и всё, что должен был делать.

— Возможно.

— Рейн, — начал Кай, и голос вновь зазвучал устало, взросло не по годам. — Помнишь, что говорил отец? Он думал, что ты послушал своего демона, потому что тебя задирали другие ученики, как его когда-то. Обо мне он говорил иначе. Отец считал, что это всегда сидело во мне, я родился уже отмеченным Ашем, — Кай положил руку на плечо, где было большое родимое пятно. — От меня ничего не ждали. А я бы мог быть другим, я знаю. Потом ты убил того парня, и тебя отправили на перевоспитание. У брата ноториэса точно не было шансов повести себя иначе. Ты забрал и его жизнь, и мою.

Рейна передёрнуло. Он говорил себе те же самые слова. На его счету целых четыре жизни: Оксандра, отца, матери и Кая. И если первую уже не вернуть, то за другие он ещё мог расплатиться.

— Тогда я не понимал этого. Когда меня самого стали обзывать «ноториэсом», я подошёл к тебе и спросил: «Рейн, что мне делать?» Ты ответил: «Послушание, смирение, молчание». Я попытался. Раз ты смог, то и я должен был! Как же, старший брат ведь знает всё! Но потом я увидел, как ты ночью пробирался в свою комнату, весь в синяках и крови. А затем снова стал коситься в сторону, как прежде, до перевоспитания. Как и сейчас.

Рейн до боли закусил губу. Надо что-то сказать. Если он не ответит, то опять потеряет брата. Кай опередил его вопросом:

— Рейн, как это началось, ты помнишь? Кто кого обидел первым?

— Это я, — Рейн ответил громко, слишком громко. Даже волны перестали накатываться на берег, чтобы его могли услышать все.

Да, это он. В первом классе он дружил с Деритом. А потом захотел забрать у него что-то — уже даже забыл что, но парень не отдавал. Тогда Рейн нажаловался учителю, что видел, как Дерит разговаривал с демоном. Тот ласково назвал его церковником, пытаясь похвалить, и это разом превратилось в проклятие. Чтобы Дерита отправили на перевоспитание, слов Рейна было мало, но несколько ударов плетью мальчик заработал. И за каждый из них У-Крейн потом сделал сотню насмешек и столько же ударов.

— Так может, зло всегда сидело не во мне, а в тебе?

Рейн повернулся к брату и склонил голову набок.

— Кай, чего ты хочешь от меня? Я всегда был вспыльчив, и до сих пор мне стоит труда сдержать эту злость. Да, я слушаю демона. Это мой единственный друг, — Рейн сделал паузу и потёр клеймо. — Я до сих пор плачу по счетам. В Инквизицию я пошёл не от собственного желания, а потому что нужно было зарабатывать. Знаю, что погубил не только себя, и в этом моя вина. Но помнишь: кто падал сам, тот и встанет сам. Я не знаю, что мне сделать, чтобы отдать долг тебе, но пока я пытаюсь вернуть долг матери и отцу, вот и всё, понятно?

— Это не те слова, — шепнул Аст.

Да, не те. Вряд ли хоть одно из них могло утешить Кая. Он хотел другого, но и сладкая ложь ему была не нужна.

Брат снова долго молчал, а затем поднял лицо к небу, сделал глубокий вдох и продолжил:

— Когда отец выкинул меня из дома, ты приходил ко мне и отдавал всё, что у тебя было. Я это помню.

— Я тогда работал на скотобойне, — откликнулся Рейн. — Но там платили ещё меньше.

Кай кивнул.

— И ты решил уйти в Инквизицию. Я целый год скитался по домам Детей Аша, которые давали приют таким же беглецам, как я. Однако я не хотел жить у них в долгу, а ещё в долгу перед тобой, и всё время искал работу. Только вот меня, в отличие от тебя, даже разносить газеты не брали. Пришлось справляться иначе.

Кай сделал паузу, и Рейн не понял, что брат имел в виду. Он не рассказывал, что тогда искал работу.

— В Канаве не так плохо, как кажется, — Кай ухмыльнулся. — Там многому могут научить. Когда ты стал инквизитором, у тебя появилось две причины поймать меня: я принадлежал Детям Аша и ещё стал вором и обманщиком. Хотя я называю это иначе.

Кай развёл руками. Лицо оставалось спокойно, жёсткая складка в углу рта тоже расслабилась. Об этой странице в биографии брат явно не жалел.

— Ну и как же?

— Перераспределитель ресурсов, уравнитель или торговец.

Рейн невесело рассмеялся. Видели бы их родители! Две чёрные тени над рекой: обманщик с опытом вора и убийца с опытом мастера пыточных дел. Как тут говорить о долгах, если с такой работой их становилось всё больше день ото дня?

Рейн вдруг понял, что не слышит голоса совести и уж точно не хочет пристыдить брата. Каждый сделал свой выбор. Выжил, как сумел.

— Возьмёшь меня на работу? У вас же жалование побольше, чем у практиков?

Кай рассмеялся в ответ.

— Нет уж. У тебя другая доля. Всё-таки отец был прав. Во мне это всегда сидело. Я могу быть на этом месте. А ты на своём — нет. Иначе бы ты не отпустил Адайн, не предупредил бы тогда меня.

— Ты тоже не можешь. Иначе бы не сказал этих слов.

— Не будем играть в жертв судьбы, Рейн, — Кай снова сделался тем усталым взрослым мужчиной. — Что случилось, то случилось. Если мы соглашаемся, что сами сделали выбор, то мы на своём месте.

— Кай, что тогда произошло?

Брат поглядел на волны и прищурился.

— Я обустроил себе гнездо в Канаве и перестал жить в чужих домах, но пошли слухи, что инквизиторы кого-то выследили. И тут ты. Думаешь, я мог сбежать, бросив остальных? Пока мы пытались вывести всех и замести следы, пришли твои инквизиторы. Большинство убили, пару человек забрали — всё как всегда. Тебе ли не знать.

— Но как?..

Кай пожал плечами.

— Меня долго держали в подвалах Чёрного дома.

Рейн вздрогнул. Сколько раз он проходил мимо камеры Кая, не зная, что он там?

— Помнишь, ты показывал шрамы на своей спине? У меня теперь такие же, — Кай ухмыльнулся. — И не только они. Ты знаешь, как работают инквизиторы, мне не о чем рассказывать.