— Узнай у Вира, что он задумал. Я уверен, он не всё нам рассказал. И у своего дружка из Инквизиции тоже узнай, но так, чтобы Вир не заподозрил.

Кай обвёл взглядом кабинет. Всё-таки первый шаг против Совета был сделан отсюда. Как он и хотел когда-то.

Ксолья и Антония одновременно поднялись. Первая решительно воскликнула:

— Ну, за работу! — и добавила с улыбкой: — На этой стороне.

Это была единственная поговорка, которую знали все жители Канавы. Пока остальная часть Лица придумывала вычурные пожелания удачи, в Таре появилось простое и грубоватое: «Не сдохни, увидимся на этой стороне». Со временем оно уменьшилось до трёх последних слов, но суть осталась: в Канаве главное — выжить.

Кай встретился с Даром Крейном в центре Тома. За спиной Дара маячили толстяк Гиро со своей любимой тростью и несколько головорезов — его обычная свита.

— Где твои крысы? — Крейн хитро прищурил зелёные глаза и огляделся. — Ставлю на то, что один прячется на крыше, — он указал на тёмное массивное здание биржи. — Ещё один — там, за углом, — он махнул в сторону издательства. — И как минимум двое среди них, — последний взмах руки предназначался в толпу мужчин в одинаковых жилетах и пиджаках — усталых клерков, расходившихся по домам после рабочего дня.

Кай склонил голову, будто признавал поражение. Конечно, он был не так глуп, чтобы пойти на встречу с Даром в одиночку. Коли припас парочку револьверов и спрятался на крыше — только на другой. Киро поджидал в доме с разбитым окном, две крысы осторожно наблюдали со стороны.

С Даром стоило быть во всеоружии. Торгаш никогда не марал руки, но для этого у него была банда. Те, кто боялся пролить кровь, королями Канавы не становились — они превращались в тех, чью кровь лили.

Конечно, Крейн тоже припас несколько козырей в рукаве. Кай ещё не понял, где прятались его подручные, но внимательно следил за толстяком. Гиро не умел спокойно стоять на месте, и пока не мог уйти, всегда проверял взглядом важные точки. Например те, где кто-то прятался.

— Итак, что тебе от меня надо? Насчёт «Трёх желудей» мы договорились, что ещё?

Кай скрипнул зубами. Тогда, после угрозы Дара, он твёрдо знал, что «Три желудя» останутся его — надо лишь найти способ. Воевать с Крейном было опасно и так невовремя, и он пошёл по единственной дорожке, знакомой этому королю из Канавы — начал торговаться. И предметом торгов стала Адайн.

Каю казалось, что «Три жёлудя» — основа империи, с помощью которой он ударит по Совету, и отдавать их нельзя ни за что. Но прошло полтора месяца — он принял другое решение и иначе взглянул на жизнь. А всё этот чёртов братец и его дурацкие слова.

— Я продаю «Три жёлудя».

Гиро противно засмеялся. Дар сделал быстрый жест рукой, и толстяк замолчал.

— Зачем?

— Мне нужны деньги.

Кирион хмыкнул и скрестил руки. Ну не признаваться же, что дело было не только в деньгах! Нет «Трёх желудей» — нет договора насчёт Адайн.

— Зачем?

Кай процедил сквозь зубы.

— Решил зажить честной жизнью. Хочу раздать долги и найти другую работу.

Дар потёр запястье, на котором виднелись татуировки, и вздохнул.

— Кай, я хорошо знаю таких мелких жуков, как ты. Они, может, и незаметные, но людям здорово мешают. Ты угрожал мне. Шантажировал. Торговался. Всё, лишь бы не отдавать «Три жёлудя». А сейчас сам пришёл, чтобы продать их. В чём подвох?

Кай вздохнул. Наверное, это первый раз за последние годы, когда подвоха в его словах действительно не оказалось, и он предложил честную сделку.

— Я ведь заметил, что для тебя значат «Три жёлудя», — добавил Дар. Лицо оставалось холодной маской, но в зелёных глазах впервые мелькнуло что-то человеческое, понимающее.

Кай не сумел скрыть мечтательной улыбки. Это те «Три жёлудя», где он нашёл первое место работы. Где узнал, что даже оборванец с самой грязной улицы Тары может подняться, если будет достаточно ловок и силён. «Три жёлудя», которые он сделал сам для себя — свой настоящий дом, надёжную крепость.

Но продать их нужно было не только ради свободы Адайн. Руки Совета тянулись далеко, и во время погони с домом могло произойти что угодно: обворуют, закроют, сожгут. И пусть лучше «Три жёлудя» достанутся такому же оборванцу из Канавы, чем правящим ублюдкам.

— Я перешёл дорогу Совету, — признался Кай. — Вернее, скоро перейду. — Дар прищурился. — Возможно, меня захотят убить, а вместе со мной — всех моих людей. Нам придётся спрятаться. Это требует денег. Затем нам придётся нанести ответный удар. Это тоже требует денег. И ещё я не хочу, чтобы «Три жёлудя» достались Совету. Ты понимаешь, о чём я.

Дар медленно кивнул, затем стал деловито распоряжаться:

— Завтра туда придут мои люди. Они проверят помещение и изучат все отчёты. Если я найду это дело достаточно перспективным, мы обсудим сумму. Документы будет готовить моя сторона.

Дар бросил быстрый взгляд на свою банду, а затем тихо проговорил:

— Мне тоже не нравится кое-кто из Совета. Я давно веду войну с ним, но другим способом. Кто знает, может твой мне тоже подойдёт. Не пропадай, крысёныш.

Затем он сделал шаг и протянул руку с громким:

— Тен.

Кай протянул руку в ответ.

— Тен.

Он был уверен, что это «Тен» касалось не только «Трёх желудей». Может, Рейн прав: иногда лучше поговорить, чем сделать.

— Отец, — громко позвал Кай.

Мужчина, метущий площадь перед церковью, поднял голову.

— Кай? — удивился он. — Зачем ты пришёл?

— Я тоже рад тебя видеть, отец, — буркнул Кай. Разговор будет тяжёлым.

Он подошёл к отцу. Строгий чёрно-белый наряд сливался со зданием церкви. На фоне высоких башен его фигура казалась совсем маленькой.

Кай вспомнил, как отец, стоя на возвышении, читал перед толпой прихожан отрывки из Книги Братьев. И они слушали его громкий звучный голос, покорно склоняли головы перед огненным взглядом и верили, что демоны — их проклятие. А сейчас этот человек мёл площадь и зажигал свечи, как какой-нибудь мальчишка, только-только вступивший в Церковь.

— В этом есть и твоя вина, — холодно заметил Кирион. Кай вздрогнул. Не было вины. Да, он и дрался, и лгал, и сбегал со службы, но он же не стал ноториэсом. Такое поведение бросало тень на главу восточной Церкви, но не могло стать причиной его падения.

— Была, — отрезал Кирион и отвернулся.

— Ты готов исповедаться? — спросил отец. Слова звучали холодно, взгляд остался равнодушен — ну конечно!

— Не в этот раз, — ухмыльнулся Кай и сразу одёрнул себя. Не так надо. Отец ни за что не поможет, если не поверит ему. — Но оно мне скоро понадобится, отец, — Кай склонил голову и вздохнул. — И ещё мне нужна твоя помощь.

— Да, мне тоже есть о чём поговорить с тобой и Рейном. Но ему, кажется, уже не до меня, — отец переложил метлу из одной руки в другую и вздохнул.

— Я и пришёл, чтобы поговорить об этом.

Отец кивнул.

— Хорошо, идём. В Церкви ещё никого.

«На то и расчёт», — холодно подумал Кай. Он снова склонил голову, пока отец смотрел на него, а стоило тому отвернуться, выпрямился и цепко огляделся.

Свет был белым-белым, воздух ещё не прогрелся после ночной прохлады. Надо успеть поговорить, пока другие церковники не пришли.

Внутри горели триста три белые свечи — Кай, скучая на проповеди, всегда считал их. Когда солнце достигнет зенита и проникнет через купол из разноцветного стекла, образуя на полу причудливые узоры, их погасят, а вечером зажгут вновь.

По белым стенам тянулись узоры, которые переплетались и издалека напоминали клубок змей. Начиная от входа, стояло несколько рядов скамей, обращённых к алтарю. На возвышении было отведено место для церковников, а за их спинами стояли две каменные статуи — Яр и Арейн, первый из его соратников, основатель Церкви.

Кай подошёл поближе. В детстве он любил разглядывать их. Прошло восемь лет, как он последний раз бывал в Восточной Церкви, и ничего с тех пор не изменилось.