Анрейк кивнул, и они вместе пошли по прямым узким коридорам Чёрного дома.

Три этажа сплошь занимали кабинеты, приёмные, комнаты для собраний. Настоящая работа Инквизиции велась в подвалах. Бесконечные подземные лабиринты тянулись под улицами города, всё дальше и дальше, вглубь и вглубь. Комнаты для допросов, маленькие каменные мешки для одиночного заключения, большие камеры для нескольких пленников, комнатушки для детей на перевоспитании — в этом доме было уготовано место для каждого.

— Как ты думаешь, Рейн, чего нам ждать от кира Д-Арвиля? — спросил Анрейк.

Среди практиков редко встречались сыновья из знатных родов. Анрейк явно сторонился других и старался держаться поближе к Рейну, хотя то и дело пялился на клеймо ноториэса.

Он переглянулся с Астом, тенью идущим рядом, и уклончиво ответил:

— Время покажет.

Анрейк был младше года на три или четыре. Рейну нравилось, что Т-Энсом так ответственно относился к подготовке, не давал себе поблажек и всегда старался держаться нейтральной стороны. Но всё-таки этот мальчишка оставался чужим, и за взглядом, таким наивно-детским порой, мог скрываться тот ещё хитрец.

— А ты? — Рейн глянул на Анрейка. Зелёные глаза смотрели открыто и прямо. Непокорные светлые волосы торчали во все стороны. Ну какой из него инквизитор! Рейн позволил себе улыбку. Кай умер три года назад, но если бы остался жив, был сейчас немногим старше.

— Я думаю, кир Д-Арвиль — тот, кто нужен Третьему отделению. Под его руководством практики займут достойное место в Инквизиции.

Рейн фыркнул. Кир Д-Арвиль! К представителям знатных родов обращались «кир» или «кира». Немногие практики следовали этикету, и между собой они привыкли называть всех по именам. Всё-таки этому мальчишке не место среди практиков.

— Анрейк, давно ты в Инквизиции?

Рейн уже не помнил, когда он последний раз вот так просто, первым, задавал вопросы сыну знатного рода. На словах перевоспитание дало ему шанс исправиться, но негласно всю семью исключили из высшего общества.

— Шесть месяцев.

Рейн кивнул. А этот наивный щеночек ещё долго продержался.

— Зачем ты здесь? — Рейн спросил с осторожностью. Он прощупывал почву: насколько парень готов довериться ноториэсу?

Анрейк опустил глаза и нахмурился. Они вышли во внутренний двор — арену для занятий инквизиторов. Здесь они могли драться, метать ножи, стрелять из револьверов, разбираться в пыточных орудиях — всё, что требовалось в работе. Обычно во дворе было шумно и многолюдно, но не сегодня — даже инквизиторы не устояли перед первым настоящим теплом и поспешили из мрачного дома на солнечные улицы Лица.

Рейн дошёл до середины двора, почувствовал, что Анрейк остановился, и обернулся. Парень откинул чёлку, упавшую на глаза, развязал маску и убрал в карман. Без неё он выглядел ещё моложе. Щеки и подбородок покрывал светлый пушок.

Т-Энсом улыбнулся.

— А разве я не должен быть здесь? Мой род идёт от Эсайда — основателя Инквизиции, соратника Яра. Каждый мой предок верно служил делу и защищал Кирию от демонов, убийц и предателей.

Рейн сделал шаг к Анрейку и вслушался в его голос. Шутка? А может сожаление? Неужели этот парень действительно верил и говорил всерьёз?

— Я хочу того же. Мне выпала честь служить в Третьем отделении, и я готов бороться за мир в Кирии, уничтожая врагов короля и Совета.

Рейн вытер пот со лба и с жалостью посмотрел на Анрейка. Вот наивный мальчишка!

А ведь он сам мог оказаться на месте Т-Энсома. Служил бы Церкви, как отец, и, подобно Анрейку, стоял бы сейчас перед другим церковником, рассказывал ему, как верил в легенду о братьях, как был предан государству и вере. Как бы всё было просто тогда!

— Ну, — протянул Аст. — Видящему всегда будет сложно в мире слепцов.

Рейн рассеянно посмотрел на своего демона. С каждым годом он становился всё более похожим на него, пока не превратился в точную копию: те же кудрявые чёрные волосы, те же серо-голубые глаза, тот же рост и тощее телосложение. Если бы он не стал ноториэсом, было бы у них столько же общих черт?

— Выпала честь, — передразнил Рейн. — Велика честь: пугать стариков-учёных да шантажировать толстяков-торговцев.

Анрейк покраснел и воскликнул:

— И начинался мир с одного камня.

Рейн снисходительно спросил:

— Это из Книги Братьев? Наизусть учил?

Анрейк покраснел ещё больше и отвернулся, чтобы скрыть это. Знал Рейн таких, хорошо знал. Их явно не били отцы, не заставляли выписывать строчку за строчкой. Учителя не отсаживали на задние парты и не сравнивали с сыновьями великих родов. Они сами тянулись к вере, искренне хотели усмирить демонов, стать хорошими людьми.

Да только вырастали, падали в самую грязь и видели, что каждый слушал демона — вопрос лишь в том, кто умел это скрывать, а кто нет. Вот как Анрейк, оказавшийся среди практиков: старался, старался, да всё равно оказался внизу. Ну что, долго ещё он будет закрывать глаза?

Рейн скрестил руки на груди и свысока глянул на парня.

— Книга Братьев — та ещё ересь. Церковь хочет подчинить не демонов, а людей, а Инквизиция старательно помогает в этом, чтобы держать всех в своих руках.

— Молчи! — Анрейк едва не задохнулся от возмущения. Он выпучил глаза и со страхом огляделся, проверяя, нет ли кого рядом.

Рейн едва не рассмеялся. На самом деле ему было плевать и Церковь, и на Инквизицию, и на Учение. Он просто нуждался в деньгах, которые платила Инквизиция, и для этого нужно было поддерживать образ ноториэса. Он мог говорить что угодно — хорошего от него всё равно не ждали.

— Это тебе твой демон сказал!

Рейн развязал маску, убрал в карман и ухмыльнулся.

— Ноториэс, — прошептал Анрейк и отвернулся.

— Да, и что?

Парень молчал и пялился в землю. Никто никогда не отвечал на этот вопрос. Люди ждали от ноториэсов обмана, предательства, удара из-за спины, но не могли сказать об этом в слух. После перевоспитания Церковь давала второй шанс, но люди не хотели признавать его.

Рейн взглянул на Анрейка так, точно в нём было всё, что он ненавидел в толпе, смеявшейся и презиравшей его. Парень сжал руки в кулаки и вздёрнул вверх подбородок. Рейн вздохнул и напомнил:

— Ты хотел потренироваться. С чего начнём?

Он повернулся правой щекой. На левой, от скулы до подбородка, шёл узор из чёрных линий, напоминавших изогнувшуюся змею — клеймо ноториэса, символ Аша, — и Рейн уже привык прятать его.

Анрейк немного помедлил и ответил:

— Я хорошо стреляю, но в драках пропускаю удары. Мне не хватает скорости, а ты самый быстрый из нас.

Рейн усмехнулся. Знал бы этот мальчишка, что ему пришлось стать быстрым, чтобы убегать от своих преследователей.

— Хорошо, — ответил он и бросил плащ на вытоптанную траву. Затем снял с пояса пару кинжалов, револьвер и аккуратно положил их поверх.

Анрейк вытянулся, высоко поднял плечи и поднес руки к лицу.

— Ну как ты встал! — воскликнул Рейн. — Тебе никогда не хватит скорости, если будешь стоять, как дуб. Ноги немного согни в коленях. Спину расслабь. Почувствуй лёгкость в теле. Ты ведь учишься уворотам, а не защите. Тебе надо стать не деревом на ветру, а самим ветром.

Рейн неожиданно сорвался с места, птицей подлетел к Анрейку и кулаком врезался в плечо парня. Тот сразу отступил, но во взгляде появился задор. Рейн быстро поднял руки для нового удара.

Рейн вышел из дома, сел на крыльцо, достал из кармана спички и сигареты и закурил. Мать запрещала это и твердила, что достойные мужчины курят сигары или трубки. Нашла кому говорить про достоинство.

— Рейн! — открылось окно, и послышался укоризненный голос старой Агни. Старуха с трудом двигалась и часто путала вещи, но мать никак не решалась её рассчитать — только одна служанка и осталась с семьёй, когда сын прошёл перевоспитание и стал ноториэсом.

— Ладно, ладно! — проворчал Рейн и с жалостью посмотрел на морщинистое лицо Агни. Он не хотел расстраивать старушку и в последний раз вдохнул горький дым, а затем затушил сигарету.