Сохранить влагу удавалось не всегда. На юге Балканского полуострова нет рек, сравнимых с Нилом или Ефратом. Поэтому у Гесиода о каналах не упомянуто ни словом. Зато о вспаханном поле, паре говорится постоянно. Ведь разрыхленная почва, словно губка, впитывают в себя воду даже из тумана, опустившегося на поля.

      Увы,  пригодных земель не хватало все равно. И эллины стали заселять берега Малой Азии, Дуная, Черного Моря. Колонизация не всегда проходила гладко. И тогда в ход пускалось  оружие. Так разгорелась война между ахейцами и троадами, жителями Трои. Так разрешались  многие «международные тяжбы» за обладание плодородным слоем, который, если верить автору «Иллиады», одаривал своих любимцев силой и ловкостью, хитростью и неустрашимостью. 

      Вспомните   Ахиллеса, и то, что изображено на его щите:

       Не прост этот Гомер. Любовь Париса к Елене воспел, батальные сцены описал, даже алчность и коварство Агамемнона не оставил без внимания. А о главном лишь несколькими словами обмолвился.  Так, мимоходом, помянул про град Приамов. Стоял, тот меж «полями обильными влагой», «высокими нивами», где «отягченный гроздием сад,  весь золотой, лишь виноградные кисти чернелись»...  То ли не устоял перед такой благодатью, то ли совесть замучила и заставила признаться. За плодородной землей пришли ахейцы под стены Трои, а не решать семейные проблемы царька Менелая.

      Там, где кровь лилась, «чернил пролито» еще больше. Воображение нужно не только затем, чтобы «троянского коня» соорудить или перед женой оправдаться: циклопы, мол , на обратном пути задержали. Оно  помогает разобратся и толково изложить свои виденье  мира на бумаге, пергаменте, папирусе, чтобы другие могли прочесть, обсудить, применить на практике. В Элладе только так и относились к поэмам и трактатам. Земледелец черпал из них необходимые наставления, ученые - проблемы, над которыми следует поразмыслить.  

         Еще во времена Гиппократа жил один мыслитель –анахорет. Затворник, даже имя свое потомкам не оставил. Зато трудов о природе и плодородном слое написал множество.  Интересные мысли высказывал. Растения по его мнению были подобны человеку. «Их зерна, помещенные во чрево земли, нагревались оною, получали дыхание, выделяли из себя пар. На место которого приходил холодный воздух – основа телесности вещей».

     Но это так, для своего брата, ученого.  А с земледельцами он говорил на понятном им языке: « Какова влажность земли, такова и влажность растения. Летом земля более рыхлая ибо солнце печет и сильнее притягивает  к себе влагу. Зимой почва становится влажной, и из-за тяжести влаги земля уплотняется. От того и испарений из нее нет».

       И, заметьте, никаких приборов у него не было. Даже простого термометра. Зато полет мысли все возмещал с лихвой. Кому бы в голову пришло сравнить почву с кожаным мешком, наполненным водой.

 Представьте, амфитеатр, обескураженные слушатели и этот, чудак в тунике, прыгает от восторга, приплясывает вокруг помянутого мешка.

      «Если сжать его, - кричит, да так, что в последних рядах слышно,- и проколоть иглой отверстие, то пара не будет. Лишь  вода выйдет. Тако же и с почвой. (Эй, ты, там! В на задней скамейке!  Убери руку с коленки соседа!) Потому, что холодный сырой воздух мало чем отличается от кожаного мешка. Он не дает влаге испаряться. И та выступает на поверхность».

        Теперь вы понимаете, откуда грязь осенью берется. Но чудак не унимается. Хитро смотрит из-под густых бровей на публику. И вопрошает:

 «Ну, а коли отверстие широкое?»

        «Тоже выльется»,- отвечают в один голос голубки из последнего ряда. Представляете, каким взглядом он их одарил? Или вы никогда не сидели на последней парте рядом с очаровательной соседкой или неотразимым соседом? И не несли похожую чушь, лишь бы вас не разлучили с предметом обожания?

        «Нет! – торжествует учитель.- Она находит легкий выход. Это, как перемена погоды, когда небо освобождается от низконависших туч и выглядывает солнце. Открытый мешок подобен взрыхленной земле. Вода начинает испаряться  с широкой поверхности, а пашня начинает парить.

 Каждый год вода совершает один и тот же путь между землей и воздухом».

        Шел пятый век до Рождества Христова, между прочим. А фундамент, основа учения о почвенной влаге, дисциплина, на которой до сих пор срезаются на экзаменах нерадивые студенты, уже был заложен.

        Теория, не подтвержденная практикой, стоит малого. И Аноним понимал  это не хуже нас. Потому-то и изобрел один из первых лабораторных способов испытания почвы на качество. Снабдил уже помянутый мешок трубкой, насыпал в него земли, песка, мелкие кусочки свинца и стал продувать сквозь воду воздух. В кожаном пузыре все перемешалось.

       Публика загрустила. Эка невидаль! Грязная вода из лужи. Но наш грек оказался незаурядным актером. Через полчаса, которые он заполнил какой-то скабрезной историей и парой не менее приличных анекдотов, мешок аккуратно вскрыли. И там оказалась не грязь, а три четко разделенных слоя. Илистый земляной, песочный, а в самом низу лежал свинец.

       «Равное соединилось с равным,- торжественно произнес лектор и добавил,- при встрече с незнакомой почвой поступай также. Иначе не узнаешь сколько в ней песку, илу и камней!»

        Добавлю, с тех пор, способ усовершенствовали незначительно. Кожаный мешок  заменили стекляным цилиндром с делениями, а, вместо трубки, применяют палку-мешалку. Все гениальное просто.

        Популярность не всегда сопутствует признанию. И все, кого великий Аристотель считал шарлатаном подлежали забвению. Ясно, почему история не сохранило имя нашему оригиналу? Да, все из-за того же мешка  и трубки.

      «Ибо целое неразложимо на части!»- провозглашал властитель дум Эллады. А какой-то фигляр посмел перечить и морочить голову народу богоносцу...

        «Да, и как посмел!»- поддакивал боссу хитрый школяр Теофраст, отправлясь подчерпнуть свежих впечатлений к земледельцам и дровосекам. Аристотель, подобных отлучек не терпел. Не дело философа якшаться с простонародьем, но любимцу прощал все. Даже увлечение поэмой этого «завхоза» Гесиода.

         Великие наивны. Они часто видят в своих учениках последователей, единомышленников. Доверяют им сокровенные тайны. Вот и Аристотель посвятил Тео в свою «Нумерологию»...

      Теофраста!!! Гуляку и волокиту, который на каждом углу провозглашал, что  мир не подвластен числам.  Музыке?! Бесспорно. Движению душ, переживаний?! Вне всяких сомнений. Теофраста, полагавшего и не делавшего из этого секрета, что земля, хоть и прекрасное творение, вовсе не подобна Женщине. Ибо Красота, не сопоставима с Красотой! Чудо не равно Чуду...

       Как и место... месту!  «Эврика!»- можно вскликнуть здесь. Потому, что «Место» и есть открытие Теофраста. Точнее, неповторимость и своеобразие растительности,  климата, рельефа, почвы одиних участков суши другим. Сегодня сказали бы ландшафта, в Элладе просто - «топио топос».