Рассказ о третьей полосе наиболее удачном «творении Зевса и Юпитера», степной зоне, занял основную часть выступления. «Наш чернозем – царь почв, - провозгласил ученый. - Эта почва для России дороже всякой нефти, угля, золота и железных руд. В ней вековечное, неистощимое русское богатство!»
«Почему? – раздался голос из зала.- Почему, вы, господин Докучаев, настаиваете на исключительности чернозема? Ведь есть и другие почвы, с которых снимают не меньшие, а порой и большие урожаи, были бы вода и солнце».
«С хорошим урожаем не поспоришь, - согласился докладчик. – Но не стоит забывать: хлеб насущный нужен нам не только сегодня, но и завтра, и послезавтра. Какую иную почву можно назвать неистощимой, ежели не нашего «степного богатыря»? Немецкий агрохимик Кноп признал ее лучшей почвой мира.
Наш чернозем хранит в своих «недрах» неизмеримо больше пищи для растений, в четыре-пять раз мощнее любой другой почвы. Я встретил их и здесь, на северных отрогах Кавказа, на высоте четырех тысяч футов. И любой желающий может подняться к тамошним земледельцам, и удостовериться – все сказанное о них - чистейшая правда».
Об аэральной зоне, где все земли «обязаны своим рождением физическому действию воздуха», остановились кратко. Да и кого могли заинтересовать бесплодные барханы, далекие китайские желтоземы и каменистые гаммады Сахары.
Зато рассказ о красноземной (латеритной) зоне взволновал слушателей. Оказалось, земли близ Батума, на Зеленом мысе – ближайшие родственники тропических почв, на которых растут кокосовые орехи, ананасы, какао, кофе, чай, индиго и, вообще, самые ядовитые и самые полезные людям растения.
«Они бедны питательными веществами, напоминают грубую, кирпичную глину, иногда красны, как кровь, и оплодотворены экваториальным солнцем и теплыми дождями», - произнес, как-то неуверенно, Докучаев.
Его сомнения оказались вполне обоснованы. Позже выяснилось. Тропическая пышность и разнообразие меньше всего обязаны почвам. Хрупким созданиям, легко размываемыми дождями. Солнце и обильная влага создали здесь особые многоярусные конструкции, на каждом этаже которых растения и животные находили себе пропитание, порой, не соприкасаясь с землей. Стоит разрушить такой «дом», и под ним обнажается совершено беззащитная, бесплодная масса…
Какая несправедливость – обвинять поэтов в идеализме! Припоминаете образ Бодлера: «Природа - некий храм…»? Метафора художника оказалась реальностью, обрела вполне конкретный смысл….
Здесь бы и завершить рассказ о Докучаеве.
Увы, расставлять точки – привилегия жизни, а не автора. Кавказская эпопея нашла свое продолжение в Париже. В 1899 году здесь открылась всемирная выставка. Должно же было уходящее столетие отчитаться в своих достижениях перед грядущим.
Североамериканские штаты демонстрировали самые последние марки автомобилей. Немецкий павильон окружала миниатюрная железная дорога, работавшая на электричестве. Англичане выставляли на всеобщее обозрение колониальные товары.
Но все экспонаты тускнели в тени творения инженера Эйфеля. Вот уже целое десятилетие над столицей Франции царила ажурная трехсот метровая громада, затмевая другие чудеса света.
И лишь один павильон мог предложить нечто такое, что заставляло людей на время забыть о ней. Павильон, где размещались экспонаты России. Над его полотняным шатром возвышалась интригующая надпись. «Спешите увидеть, на чем держится Эйфелева башня!»
И действительно, тот, кто входил, немедленно узнавал: Эйфелева башня стоит ... на земле. Полагаете неумелый рекламный трюк? Отнюдь. Посетитель, оказавшийся в шатре, неожиданно знакомился с коллекцией российских почв. Горожанам и в голову не могло прийти, что глина и песок могут быть таким разнообразными. Хотя, сами понимаете, ящики с кусками грунта – не самое захватывающее зрелище, и вряд ли способны надолго приковать к себе внимание праздной публики, если бы…. Если бы, не огромная, во всю стену многоцветная карта плодородного слоя Северного Полушария.
Зрители, жившие бок обок с Шенбергом, Модильяни, Сезаном, Моне, обладали более живым воображение, нежели наши современник, измеряющий величие любого творения в долларах и евро.
Потому и восторг французского ученого, Эмиля Маржери, забредшего в русский шатер, вполне понятен. «Я близко знаком с геологией, - воскликнул он, глядя на гигантскую панораму, - и знаю, каких трудов стоит подобное творение. Одному человеку такое не под силу. Но, как мне объяснили, единственный ее автор и исполнитель Василий Докучаев. Он титан! Он совершил поступок, сделавший бы честь самому Гераклу!»
Удивление Маджери только усилилось бы, знай он, что «титану» не довелось побывать ни в Америке, ни в Африке, ни в Азии. А карта плод его проницательного ума, дедукции и удивительного «природного зрения».
Даже в двадцать первом веке, когда, благодаря снимкам из космоса, континенты изучены несравненно лучше, чем сто с лишнем лет назад, и практически на каждого представителя «четвертого царства» заведено подробнейшее «досье», содержащее все их приметы и свойства, ЗАКОН (ПРИНЦИП) ЗОНАЛЬНОСТИ ПОЧВ Докучаева остался неизменным.
ГЛАВА 13. НАИХУДШИЙ ИЗ ПОРОКОВ. БЮРОКРАТЫ-ТВОРЦЫ.
ЗЕМЛЯ И ВОДЫ, ВОЗДУХ И ОГОНЬ – ВСЕ ОПОЛЧИЛОСЬ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕКА…
ЕСТЬ МНОГО ИСТИН, ПРАВДА ЛИШЬ ОДНА: ШТАМПОВАННАЯ ПРИЗНАННАЯ, ПРАВДА. ОНА ГОТОВИТСЯ ИЗ ГРЯЗНОГО БЕЛЬЯ ПОД БДИТЕЛЬНЫМ НАДЗОРОМ ГОСУДАРСТВА…
НО ЧЕЛОВЕК НЕ РАЗЛИЧАЕТ ЛИКИ, КОГДА-ТО СТОЛЬ ЗНАКОМЫЕ, И МЫСЛИТ СЕБЯ ЕДИНСТВЕННЫМ ВЛАДЫКОЮ СТИХИЙ: НЕ ВИДЯ, ЧТО НА РЫНКАХ И БАЗАРАХ ЗА ПРИЗРАЧНОСТЬЮ БИРЖЕВОЙ ИГРЫ МЕЖ ДУХАМИ СТИХИЙ И ЧЕЛОВЕКОМ НЕ УГАСАЕТ ТОТ ЖЕ ДРЕВНИЙ СПОР; ЧТО ЧЕЛОВЕК ОСВОБОЖДАЯ СИЛЫ ИЗВЕЧНЫХ РАВНОВЕСИЙ ВЕЩЕСТВА, САМ ДЕЛАЕТСЯ В НИХ ИГРУШКОЙ…
ТЕЧЕТ ЗЕРНО ПО ТРЮМАМ И АМБАРАМ, ПОРТА И РЫНКИ ЛОМЯТСЯ ОТ ЯСТВ, ГОРЯЧЕЙ СНЕДЬЮ ПЫШУТ РЕСТОРАНЫ, НО НЕ ЕДИНОЙ КОРКИ ДЛЯ ГОЛОДНЫХ, ДЛЯ НЕЗАНУМЕРОВАННЫХ РАБОВ»,- Максимилиана Волошина следует просто читать.
КРЕСТЬЯНСКИЙ МИР.
Бедность не любят. О ней почти не говорят. Молчаливо признавая НАИХУДШИМ ИЗ ПОРОКОВ. Как же иначе? Все наши несчастья от недостатка еды, денег, здравого смысла. А недостаток чего бы то ни было и есть ПОРОК, как бы обидно это не звучало. Одно УТЕШЕНИЕ - отсутствие средств восполнимо. Одна БЕДА - ущербные, отжившие свой век, понятия порой неистребимы.
Случилось так, что именно в России начала двадцатого столетия БЕДНОСТЬ прочно обосновалась в крестьянской общине. «Состояние умов» в деревнях не позволяла человеку оторваться от сельского мира, коллектива, свято хранившего круговую поруку, земельный передел, идеи сомнительного равенства в нищете.
Народники и марксисты видели в них ростки будущего общества. Империя - упрямого, несговорчивого противника, жившего по своим законам. Врага, ослабляющего государство изнутри.
«Буревестники революции» переоценили способности «союзников», не желавших, да и просто не способных двигаться вперед, к «Светлому Будущему». Людей, обремененных ЗЕМЛЕЙ, свято чтивших первобытное РАВЕНСТВО. Придя к власти, фанатичные правители во имя торжества безумных идей объявили вендетту землепашцу и восторжествовали в миру, переставшим быть крестьянским. Но об этом чуть позже...
Первые же попытки разрушить сельскую «коммунистическую ячейку» предпринял Петр Аркадьевич Столыпин. Справедливо рассудив, что три четверти российских поданных, лишившись крепостной опеки, остались рабами. Рабами сельского схода, рабами своеобразно понятой социальной справедливости. Людьми, трудившимися на земельных наделах, сохранять, улучшать, беспокоиться о которых не имело смысла, раз они перейдут к соседу. Забота о дне сегодняшнем, отсутствие цели и есть признаки РАБСТВА.