— Я приеду в течение получаса. Пожалуйста, никуда не уходи, — кладет трубку.

Он берет документы с собой, посмотрит их еще раз перед сном, и прощается с секретарем. Та удивлена уходу начальника, ведь на часах еще нет шести, но благоразумно молчит по этому поводу.

Мирон забивает адрес в навигатор по инерции, он и так хорошо представляет, где находится нужный дом. Совсем недалеко от него произошла их первая встреча. Та, где он чуть не сбил Олесю. Тогда была осень, и желтые листья укрывали землю, а сейчас начало зимы, и белый снег летит на лобовое стекло, разбивается мокрыми кляксами и, сметаемый дворниками, падает на темный асфальт. Мирон едет медленнее, чем хочется, вечерние пробки уже начинают портить нервы автомобилистам. Смотрит на дорогу, но то и дело поглядывает на часы и телефон. Вдруг снова позвонит и скажет, что не надо приезжать? Искомый дом показывается из-за поворота.

***

Пашка нервно кусает губы. Может, не стоило звонить? Нет. Определённо, стоило. Это единственный шанс не потерять возможную выгоду. Не к отцу же идти с просьбой о помощи! Тот никогда не будет что-то делать ради них с мамой. Даже алименты приходят лишь потому, что та их выбила.

Пашка начинает еще больше нервничать, когда думает, что мать не погладит его по голове за звонок чужому человеку. Но ведь тот должен! А долг платежом красен. И даже не будь этого долга, Паша все равно бы нашел способ с ним связаться. Потому что больше не знает никого, кто действительно может помочь. Пашка так нервничает, что устает ходить по комнате, садится за стол и достает свой блокнот. Берет ручку и начинает писать.

Несправедливая штука — жизнь,

То падать вниз, то взлетать наверх.

Как хочешь, только сильней держись

И прожигай свои нити нервов.

Судьба нещадна, ей все равно,

Кто будет в небе, а кто на дне,

Кто будет есть икру, кто — г*вно,

Мечтая об окончании дней.

Закрыта лавка конфет-чудес,

И не взломать ее топором.

Сколько угодно проси у небес,

Но будешь слышать одно: "Потом".

Ручка ударяется о стол, чуть качнувшись, замирает в ожидании, когда ее снова возьмут.

***

Олеся смывает с себя усталость прошедшего дня, надевает домашние спортивные штаны и простую серую футболку. Выходит из ванной с откуда-то появившимся чувством голода, бредет в кухню. В холодильнике отыскивается кастрюля с куриным бульоном — вчера не успела сварить полноценный суп из-за всех забот. Заправлять его нет никакого желания, разве что только насушить сухариков по-быстрому. Она берет доску и батон, режет его на маленькие кусочки, разогревая духовку. Немного растительного масла на противень, соль — и булка скоро превратится в хрустящие кубики.

С волос натекло на спину, неприятно холодит кожу мокрая ткань. Олеся идет в комнату и достает расческу и фен. Монотонный шум перекрывает слова сына, а запах разогретого бульона и готовых сухариков зовет скорее вернуться в кухню, чтобы, наконец, поесть и позвонить матери. Она наверняка ждет звонка, с целью узнать, как все прошло, и опять просить прощения за то, что ей не удалось уговорить бабушку Машу приехать в Питер. А Олеся снова будет делать вид, будто все в порядке, и ничего страшного не произошло. Живут же, и дальше будут жить.

Мишка следует за хозяйкой, в надежде получить свою порцию еды. Паша, какой-то бледный и дерганный, сжимает губы и отрицательно качает головой на предложение поесть, снова прячется за своими наушниками.

В кухне тепло от работающей духовки, вкусно пахнет. Олеся наливает бульон в кружку, отпивает, обжигая губы, смотрит в окно. Привычно серое небо засыпает город хлопьями снега, такого белого, что режет глаза.

Разговор с мамой не успокоил, в надежде на понимание Олеся звонит Свете. Та отвечает практически сразу, без проблем дает выходной на завтрашний день, выслушивает, а потом отвлекает от грустных мыслей новостями из парикмахерской. Олеся думает о том, что ей очень повезло с подругой.

***

Мирону тоже везёт, из нужного подъезда выходит женщина с коляской. Он придерживает ей дверь, а затем поднимается на лифте. Зачем-то оглядывается, прежде чем нажать на кнопку, поправляет сумку на плече. Звонок раздается в глубине квартиры, а после слышатся шаги. Дверь открывает хозяйка, с распущенными волосами и в домашнем костюме она почему-то кажется маленькой и беззащитной.

— Здравствуйте, — Олеся первая вспоминает про вежливость. — Простите, но сегодня я не работаю.

Мирон чуть улыбается. Конечно, что еще она могла подумать, ведь все их общение происходило в парикмахерской? Он снимает шапку и проводит по отросшим волосам.

— Добрый вечер. Наверно, вы правы, мне уже пора стричься, но я к вам не за этим.

Олеся не выглядит удивленной, она действительно удивлена.

— Мам, это я его позвал, — за спиной раздается голос сына.

— Зачем? — разворачиваясь, Олеся внимательно смотрит на Пашу, ее взгляд очень выразителен. Гораздо больше, чем сам голос, который она еще контролирует.

— Чтобы он помог нам с квартирой. Это он тебя чуть не сбил осенью, я потом его с Сашкой встретил, узнал. И он мне дал свою визитку. А сегодня я позвонил… Он должен нам, ма.

Олеся переводит взгляд с одного на другого.

— Так… Вы, пожалуйста, не слушайте моего сына, он еще слишком молод, чтобы решать взрослые вопросы. Извините, что вам пришлось ехать непонятно куда и зачем. Вы, конечно, ничего нам не должны… А ты! — опять поворачиваясь к сыну. — Давай-ка, в комнату, живо! Вот был бы здесь твой отец, я бы сама подала ему ремень за такие выходки!

— А где Вячеслав? — интересуется Мирон. Его голос спокоен, хотя сцена, в которой Олеся из беззащитной вдруг превращается в свирепую львицу, его даже позабавила.

— Слава? А причем здесь он? — недоуменно.

— Ну, как же? Он ведь ваш муж и его отец, — Полунин кивает в сторону подростка, который уже скрылся в комнате.

Олеся замирает на несколько долей секунды, а потом громко смеется. Ее плечи подрагивают, а нервное напряжение покидает тело.

— Слава — муж Светы, моей начальницы и подруги, а я в разводе.

— Что ж, значит, я все неверно понял, — Мирон смотрит на руку, где нет обручального кольца. Было ведь. — И все же, раз уж я здесь, может, вы мне расскажете, в чем ваша проблема? Я не уверен, что смогу помочь, но порой человеку становится лучше, если он просто выговорится незнакомцу. Эффект попутчика, слышали о таком?

Олеся кивает. Конечно, она слышала, сама постоянно выступает в этой роли.

— Ладно, заходите. Может, кофе?

Мирон снимает сумку, кладет ее на пол, рядом со своими ботинками. От слова "кофе" сдерживает порыв дернуться.

— Нет, спасибо. На работе весь день только его и пил.

Как ни странно, ситуацию спасает Пашка, выглянувший из двери комнаты.

— У нас ещё куриный бульон есть. С гренками. Хотите?

Олеся краснеет, если бы знала, что у них будет гость, приготовила бы что-то получше "недосупа". О ногу трется пришедшая Мишка, Войтович берет ее на руки, та водит носом, смотрит на гостя, а потом широко раскрывает пасть, зевая.

— Хочу, — просто отвечает Мирон, гладя кошку по голове. — Давно не ел настоящий домашний бульон. Еще и с гренками.

Он моет руки, слыша шепот в коридоре. Олеся отчитывает Пашку за его звонок и за то, что он вмешивается в дела взрослых, «греет уши» и влезает туда, куда не следует. Мирон смотрит на свое отражение в зеркале и думает, каким надо быть человеком, чтобы уйти от таких жены и сына. Почему-то мысли о том, что это она могла подать на развод, не возникает. Не в ее это характере, насколько он может судить.

В кухне на столе его уже ждет тарелка с бульоном и еще одна — с сухариками. Полунин садится и берет ложку, пробует и ненадолго прикрывает глаза.

— Вкусно. Очень похоже на то, как готовила моя мама.

— Готовила? — Олеся сидит напротив, явно переживая из-за нахождения здесь Мирона, еще никогда не кормила здесь никого, кроме Сергея и Славы. — То есть…