— Да, она погибла в автокатастрофе, когда мне было четырнадцать, — опускает глаза.

— Мне очень жаль. Мы сегодня тоже были на похоронах, умерла моя троюродная тетя, но она была совсем чужая нам, а вы… Я представляю, как должно быть тяжело потерять такого близкого человека, как мама. У меня не стало отца, и это было очень больно.

Мирон кивает, молча продолжая есть, он не знает, что ответить. Да, это было трудно, именно со смертью матери у него начались проблемы с самоконтролем, с отцом, а потом и с законом. Эти мысли возвращают к парню, что за стенкой меряет шагами комнату.

— Почему вы не позволяете Павлу участвовать в разговоре? Он ведь гораздо взрослее, чем вы думаете.

Олеся смущается и зовет сына. Наверно, со стороны виднее. Особенно мужчине.

— Садись, поешь тоже.

— Я не хочу, — Паша похож на испуганного волчонка: и боится, и в драку готов полезть за свою «стаю».

— Тогда давай хоть чая налью… — Олеся щелкает чайником и достает кружку из шкафа. Мирон невольно засматривается на нее, а потом ловит взгляд Паши и прочищает горло.

— Мгхм… Так вы мне расскажете, что у вас за проблема?

Олеся садится рядом с сыном в поисках поддержки. Из-за шума чайника приходится говорить чуть громче.

— Если коротко, то после развода с мужем мне пришлось снять эту квартиру. Я сама родом из Смоленской области, там живет теперь только мама. Недавно она позвонила и сказала, что умерла наша дальняя родственница, мы с ней не общались, но похороны пришлось организовывать мне. Оказалось, что у тети Лиды было две однокомнатные квартиры, одну из которых она сдавала. Я консультировалась с юристом, эта недвижимость должна отойти государству, так как наше родство слишком дальнее. А Паша… Он не понимает, что мы ничего не можем поделать с этим. Он хочет, чтобы у нас было свое жилье. Я тоже этого хочу, но… Единственный человек, который мог бы претендовать на имущество — двоюродная бабушка, она живет в Смоленске и не хочет ничего слышать про эти квартиры. Так что мы остаемся ни с чем по закону…

Олеся умолкает, наливает Паше чай и тянется за сигаретой, хочет, чтобы ее рассказ не был таким жалостливым, пытается казаться сильнее.

— А не по закону? — осторожно спрашивает Мирон, поднося зажигалку.

— В смысле? — давится чаем Пашка. — Так можно?

Первая затяжка кружит голову. Это точно не из-за близости мужчины и его вопроса. У Олеси дрожат руки, она распахивает форточку и гонит дым на улицу.

— Это не будет бесплатно, конечно, но выйдет дешевле, чем, если бы вы сами покупали эти квартиры. У меня есть выход на нужных людей, они помогут оформить завещание на вас. Как у нас говорят: задним числом.

Мирон отставляет пустую тарелку, встает, опираясь на подоконник, и присоединяется к курению. Дым от его сигареты смешивается с другим, и это может показаться символичным, но Олеся не обращает на дым никакого внимания. Все ее мысли — о возможной перспективе, о том, что нужно всего лишь сказать "да", и все получится. Как в Новый год, сбудется желание. Только она давно перестала верить в сказки.

— Согласиться на это означает содействовать криминалу. Я не могу так поступить. У меня сын. Если что-то пойдет не так, и его жизни будет угрожать опасность? Нет. Я не могу. Это слишком дорого может обойтись нам.

— Мы согласны, — встревает Пашка.

— Не лезь, — одергивает его мать, нервно вдавливая окурок в дно пепельницы. — Ты не понимаешь. Это как кошка Шредингера. Она может быть живой или мертвой в коробке. Я просто боюсь и не хочу ее открывать.

Мирон докуривает и останавливает возможную ссору.

— Послушайте, я понимаю, что вам страшно, но если гарантом сделки выступлю я, то все пройдет хорошо. Вот увидите. Вам нечего бояться.

Олеся обнимает себя, а Мирону хочется, чтобы это были его руки у нее на плечах.

— С какой стати вам помогать нам? Мы же чужие люди!

— Мама, соглашайся!

— Вы знаете, что я помогаю детскому дому… Поверьте, это не потому, что я такой хороший, нет. В юности я совершил много ошибок, а теперь пытаюсь обелить свою душу, если можно так сказать. Не вижу причин, чтобы не помочь вам. Шапочно, но, все же, мы знакомы.

— Подшапочно, — пытается шутить Олеся. — Хотите, я вас подстригу завтра? У меня выходной, — она пытается перевести тему. Просто хочет не думать.

Мирон улыбается.

— Только, если не утром. Мне нужно по работе съездить в пару мест, а потом на встречу со своим знакомым, если вы согласны.

— Мы согласны, — снова повторяет Пашка. — Мама, это наш шанс. Чего ты боишься?

Она могла бы рассказать, чего. Того, что ничего не получится. Того, что сделка выйдет боком. Того, что этот малознакомый мужчина, своей внешностью напоминающий бандита, обманет и разочарует. Она могла бы рассказать, но ее перебивает гость.

— Спасибо за ужин. Думаю, мне пора. Мой номер есть у Павла. Позвоните, если решитесь. Только не советую слишком затягивать, пока недвижимость не отошла государству, еще можно что-то сделать. После — будет поздно.

Полунин идет в коридор, одевается, снова слышит, как шепчутся мать и сын. Он понимает их волнение, дело очень серьезное. Он понимает их страхи, сложно принимать решение, не зная наверняка о его результате. Он попытается их убедить в том, что все получится. Сам не зная, зачем. Это кажется правильным. Павел, похоже, на его стороне. Он знает маму как никто, сможет ее подтолкнуть в нужном направлении.

— Мирон Андреевич… — Пашка выходит из кухни с мамой.

— Можно просто Мирон.

— Мы согласны, — в третий раз за вечер повторяет подросток, подхватывая кошку, машинально проводит у нее между ушами. — Вы только узнайте сначала, сколько это стоит. Если сумма будет слишком большой, то мы откажемся.

— Хорошо, узнаю. Ждите меня завтра днем, ближе к вечеру. Если что, я позвоню. До свидания, — он не стал говорить, что если у них не будет хватать денег, то тоже будет думать, где их взять.

— Спасибо вам, — бросает вслед Олеся.

— Тебе. Думаю, мы уже можем перейти на "ты", — Мирон ловит взглядом ее румянец на щеках и закрывает дверь. Он знает, что скоро снова вернется сюда, и эта мысль греет его весь оставшийся вечер.

— 12 -

Пацанами бежали

Дворами темными, мама,

Но не знали мы, что ночь

Уже не сможет нам помочь.

TARAS — Дворами тёмными

Бесконечная череда автомобилей течет по городским улицам, шумит, цепляя шипами на резине скользкий асфальт, сигналит, нервно перестраиваясь. Медленно тянущийся вечер и почти такая же ночь заканчиваются, чтобы дать начало новому дню и еще чему-то новому. Незримому, но очень важному.

Мирон крепко держится за руль, следит за ситуацией на дороге. Он доверяет своему умению водить и своей машине, но не очень верит другим. Лед на дорогах — верный признак увеличения количества столкновений. Вождение не мешает ему думать. Мысли, как карусель, вращаются около семьи Войтович, их проблемы, их жизни вообще. Сколько таких семей в России? А в мире? Не сосчитать. Только именно эта семья, неполная, но стойкая, зацепила, заставляя действовать нехарактерно, совершать поступки, на которые раньше бы не пошел.

Букмекерская контора все также встречает яркими надписями "24 часа", "ставки на спорт", " трансляции матчей на большом экране". Полунин холодно здоровается с охранником и идет в свой кабинет. Именно оттуда он делает звонок на номер, которым не пользовался очень давно, более десяти лет, удивительно, что вообще этот номер не изменился. Если бы не Олеся, наверное, он никогда бы не воспользовался им больше. Договорившись о встрече за бизнес-ланчем в одном из дорогих ресторанов, идёт к отцу.

— Привет, сын. Я не ожидал тебя увидеть здесь утром, ты же должен был быть на переговорах, — Андрей Львович выглядит немного озадаченным.

— Да, я сейчас туда и направляюсь. Зашел сказать, что после не вернусь в офис. Еду на встречу с Белым.