Свет мигающих лампочек режет глаза, во рту горечь крепкого алкоголя, но взгляд трезвый и оценивающий. Блондинка, танцующая в центре зала, призывно двигает бедрами и оглаживает бока руками. Можно с легкостью представить, что на месте ее ладоней — твои. И вот уже выбор окончательно сделан. Терпение — добродетель, которая забыта. Мирон чувствует трепет добычи, дышит в затылок новой знакомой, скользя кончиками пальцев по обтягивающему ее гибкое тело платью.

Девушка все так же зазывно улыбается, наклоняет голову, открывая доступ к шее. Кожа соленая на вкус, но со сладким запахом туалетной воды. Мирон прикусывает ранимую нежную кожу, а потом приглашает к себе. Тусовщица предсказуемо согласно кивает. Никому из них не нужны имена и краткие биографии, есть только здесь и сейчас.

После духоты клуба воздух холодный, свежий и бодрящий. Жаль, нельзя просто постоять и подышать. У клуба стоят несколько автомобилей. Такси везет их по названному адресу практически без остановок на светофорах. Мигает желтый, давая ощущение резкой смены тьмы и света, будто открываются и тут же закрываются чьи-то абсолютно круглые, как полная луна, глаза. В неясной темноте автомобиля лицо незнакомки кажется еще более привлекательным, скрывая небольшие недостатки кожи, спрятанные под умело наложенным макияжем. Розовая помада стерта, припухлые губы двигаются в разговоре, но Мирон не особо прислушается к словам. Ему не нужно общение в таком формате.

Девушка явно довольна, когда открывается дверь квартиры. Она не прогадала, правильно определив стоимость ремня, обуви и часов. Все это и одежда падают на пол и стеллаж вместе с ее пальто, сумочкой и нижним бельем. Ничего лишнего.

простыни контрастируют с теплом чужого и пока незнакомого тела. Одноразовая любовница седлает бедра Мирона, покрывая плечи и грудь поцелуями-укусами, трётся о его возбуждение, приглушенно стонет в рот. Она знает, что делать, чтобы партнер был доволен, не строит из себя недотрогу, набивая цену, играет свою роль грамотно.

Мирону надоедает прелюдия, он переворачивает девушку на спину, встает на колени между разведенными ногами и тянется к прикроватной тумбочке за презервативом. Он никогда не теряет голову. Уже никогда. Раскатав защиту по члену, он входит в тело партнерши единым слитным движением. До упора. До ее тонкого всхлипа. До своего глубокого вздоха. Пальцы нащупывают клитор, пока член толкается в чужое тело, то нарочито медленно, то сильно и быстро, теряя четкий ритм. Мирон смотрит на красивую, явно прооперированную грудь, на выражение блаженства на лице девушки, а затем, не в силах больше смотреть, закрывает глаза. Под веками оранжево чернеет, он чувствует, как его сжимают внутренние мышцы любовницы, слышит, как она кричит, и сам срывается в оргазм…

Мирон закрывает входную дверь и прислоняется лбом к холодному металлу. Спустя несколько часов секса, пары выкуренных сигарет и бутылки красного вина, он забывает о случившемся. Использованные презервативы и записка с номером телефона летят в помойку. Он никогда не позвонит. Она перестанет ждать.

Сменив постельное белье, хранящее запах недавнего секса, Мирон ложится, но сон, как назло, не идет. Тело расслабленно, аккумулирует приятную усталость, а внутри — неудовлетворенность. Мысли вяло перетекают от ежедневных забот к событиям дня и, как следствие, воспоминаниям. Мирон думает о матери. О том, что когда-то и он покупал обувь и одежду с ее помощью. Он помнит запах ее любимых духов, тонкие пальцы на руле… И почему-то больше всего скучает по куриному бульону, который мама всегда варила, когда он болел. Помнит, как она кормила его с ложки, утверждая, что так Мироша быстрее поправится… Скучает по маме… А затем, оглядываясь назад, на то, как он провел вечер, пытается представить, что недавняя любовница готовит ему бульон и кормит с ложки, но не может. Это абсурдно. Это невозможно. Мирон засыпает, чувствуя на кончике языка любимый вкус детства.

***

— Давай быстрее!

— Ма, я — спортсмен, а не ишак!

Олеся поправляет ремень дорожной сумки и мысленно проклинает решение сэкономить и не вызывать такси до автовокзала. Они бегут от метро в его сторону, не обращая внимания на мелкий дождь, боль от ремней и гудящие ноги.

— Если бы ты не завис с кем-то в чате, то мы бы сейчас не опаздывали, и не пришлось бы бежать.

Пашка пыхтит, но сказать в ответ нечего. И самое обидное, что и на автобус опаздывают, и договориться с Аленкой из параллельного класса о свидании не успел. Будет ловить интернет на чердаке. Как дурак.

Олеся видит нужный автобус и в последний момент передает сумки в багажный отсек. С собой только сумочка и пакет с перекусом. Ехать предстоит довольно долго.

Мать и сын плюхаются на свои места и вытягивают ноги, глубоко и часто дышат.

— Это круче, чем тренировка у Антона Владимировича.

Олеся тихо смеется:

— Пусть берет меня в помощники.

Автобус начинает свой путь, медленно останавливается на светофорах и плавно раскачивается. Олеся какое-то время смотрит в окно, а затем звонит маме, чтобы сказать, что они выехали. Пашка засовывает руку в пакет и тянет бутылку, жадно пьет, передает воду матери. Та, прежде чем пить, роется в сумочке, выдавливает из блистера таблетку, кладет ее в рот и только тогда начинает пить.

В наушниках у Пашки уже привычный рэп, мерно гудит двигатель, городские пейзажи остаются позади. Олеся думает о том, что скоро Сергей получит исполнительный лист, который подпортит ему подготовку к свадьбе. Она считает в уме, сколько еще должна перевести за квартиру, а потом мысли перескакивают на скорую игру сына. Ее голову забивают информация с недавнего семинара по парикмахерскому искусству, спасибо Свете, которая его оплатила, и воспоминания. От седативных клонит в сон, но Олеся не позволяет себе закрыть глаза. Почему-то кажется, что если их закрыть, то она пропустит что-то важное.

Несколько часов в пути. Автобус останавливается очередной раз. Пашка бежит в ближайший лесок, чтобы справить нужду, а его мать курит, разминает ноги после долгого сидения и без интереса смотрит по сторонам. Сын возвращается, жуя жвачку и отводя глаза в ответ на укоряющий взгляд матери.

— Что ж у меня не прикурил?

— Ма, не начинай…

— Слабак, — фыркает Олеся и идет в автобус. Пашка садится рядом, устраивается удобнее.

— Почему это слабак? Я, если захочу, брошу. Просто я не хочу. У нас в классе все парни курят и половина девчонок.

Женщина трет озябшие руки друг о друга.

— Значит, тоже слабаки, раз поддались компании и теперь зависимы от этой дряни.

— Но ты ведь тоже куришь! — возражает Паша.

Олеся так выразительно смотрит на сына, что тот замолкает.

— Я начала курить в период развода с твоим отцом, между прочим. Не в пятнадцать лет, поддавшись моде. А теперь мне не бросить, хотя очень хочется.

— У тебя просто нет стимула, — авторитетно заявляет подросток.

— Согласна. А у тебя есть. Только желания бросать нет. Видишь, как много в мире несправедливости.

Пашка не отвечает, засовывает "капельки" в уши и прикрывает глаза, автобус трогается.

***

Дом. Это место ее детства и юности, семейный очаг. Олеся обнимает мать и не перестает удивляться тому, как быстро та стареет. Про себя. Вслух она говорит, что доехали хорошо, что привезли все необходимое и что очень скучали. Она вдыхает запах пирожков с капустой, борща, печеных с медом яблок и чая на травах. Пахнет домом. Родное тепло пробирается под кожу и мягко согревает. После сытной трапезы неумолимо клонит в сон. Или это опять таблетки?

Проснувшись, Олеся и Паша помогают с последними приготовлениями к зиме, дел еще очень много, как оказалось. Только поздним вечером они снова собираются за столом, довольные и уставшие. Пашка быстро ужинает, потому что понимает, женщинам надо поговорить наедине. Да и у него есть неоконченное дело. Он лезет на чердак, где много играл, когда был маленьким, чихает от пыли, рассматривает свои старые игрушки, а затем всё же утыкается в телефон. Алена не против куда-то пойти вместе через несколько дней, а значит, надо продумать маршрут и посоветоваться с Сашкой, у которого перед самыми каникулами случился первый секс. Пашка не хочет быть в отстающих. Засмеют в классе.