В воздухе зашумело, на крышу ворвался ветер, и вот уже над чичипатой появились крутящиеся винты древнего вертолета. «Ванна» тотчас превратилась в ловушку. Внизу – на улице и во дворе – раздался слабый шум бегущих ног и почти беззвучная команда: «На крышу!» А уж потом – громовой глас на космолингве:

– Вы под прицелом! Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно! Дом окружен!

Пустельга на миг оцепенела от страха: представила, как в нее, распятую в слепящем жаре прожекторов, впиваются стальные крючья, распластывая на крыше – как земного тюленя на палубе охотничьей шхуны. Спустя мгновение она перескочила через бортик импровизированной ванны, за секунду пристегнула к ластам манипуляторы и протанцевала на хвосте к краю крыши. До соседнего дома .было всего метра три – надо только чуток подпрыгнуть. Но там уже грохотали по железу ботинки.

Конечно, агентша могла пошвырять людей с крыши оплеухами силовой «биты», а затем ринуться вниз, прорываясь через оцепление и утюжа идущих на перехват. Только косточки затрещат… Но Пустельга вовсе не хотела убивать людей, действующих по приказу, и даже калечить их, отправляя на больничные койки и в инвалидные коляски. А в таком случае – что ей прикажете делать?

Чичипата замерла. Она знала: вертолетчики видят ее в инфракрасные прицелы. Если не стреляют, значит, будут брать живьем.

Прошло лишь несколько секунд. Вертолет продолжал снижаться. Сейчас с него посыплются карантинщики… Идея пришла в голову внезапно. Пустельга подпрыгнула, одновременно с силой выбросив из биоцистерны, размещенной в подбрюшье, двадцать с лишним литров газа, – у нее был природный реактивный движок. Крепившиеся на плечах манипуляторы, заменявшие агентше руки, со щелчком вцепились в порожек открывшейся дверцы салона. Вертолет качнуло.

Из салона уже высовывался черный шлем карантинщика. Пустельга резко изогнулась, бросив свое тело вперед и вверх, и ударила хвостом ничего не успевшего понять бойца. Вторая, нижняя пара манипуляторов ухватила его за ремень и рванула из кабины. Карантинщик полетел вниз, на крышу, до которой оставалось не так далеко.

Пилот бросил вертолет вверх, чтобы не задеть покосившиеся телевизионные антенны и башенку лифта. Перевалившись через порожек в салон, Пустельга трехсоткилограммовым телом сшибла с ног еще одного карантинщика. А сокрушительные удары ее манипуляторов не смог бы держать сам Кассиус Клей. Она вбивала дюжих бойцов в обшивку, как ветряная мельница отбрасывает попавших в лопасти птиц.

Когда «порядок» в десантном отсеке был наведен, Пустельга одним ударом пробила дюралевую перегородку кабины и оказалась лицом к лицу с перепуганным пилотом и стрелком-радистом.

– Летим к реке! – приказала, не обращая внимания на нацеленный на нее станнер. – Или размажу по стеклу!

Манипулятор стремительно вывернул ствол станнера, и заряд ушел в потолок. Локтевой сустав стрелка-радиста хрустнул – Пустельга немного не рассчитала свои силы.

– С ума сошел!.. – запоздало прошипел вцепившийся в штурвал пилот.

Впрочем, его напарник уже отключился. Серое от страха лицо пилота усеяли бисеринки пота.

– К реке! – повторила чичипата. Вертолет понесся к извилистой Джичу.

– Шестой! Немедленно возвращайтесь! Что происходит?! – орал музейный радиопередатчик. Пилот, похоже, ничего не слышал.

– Скажи, что обнаружил утечку горючего! – рявкнула Пустельга. – Придумай что-нибудь!

– Вас видели. Теперь нас собьют, – полуобморочно шептал пилот.

– Не успеют, – отрезала Пустельга. Знали бы они, что с группой захвата справилась одна-единственная «тюлениха»!..

Когда из передатчика раздалось: «Немедленно сажайте машину! Истребители откроют огонь на поражение!» – вертолет был уже над рекой. С высоты десяти метров Пустельга выпрыгнула из машины и в фонтане брызг ушла в воду.

Вертолет снова качнулся и, едва не задев лопастью винта плакучую иву, плюхнулся на песчаный плес. Пилот уронил голову на приборную панель и долго не мог заставить себя вылезти из кабины. Стрелок-радист застонал, очнувшись. Какое-то шевеление началось и в десантном отсеке…

Первыми на берег прибыли робокопы. Пловца не видать, но на всякий случай они забросали речное русло парализующими гранатами. Тело не всплыло – значит, преступник успел уйти.

Караван вошел в Лхасу. После некоторых раздумий Платон решил, что экспедиция завершена. Чудо не повторится. Новые сотни километров по горам не принесут ничего, кроме стертых ног и убытков.

Еще в пути Рассольников связался с одной из охранных фирм Лхасы и нанял на сутки четверых могучих и надежных андроидов. На окраине города археолог снял номер в недорогом отеле «Дежюнг», и вскоре у его дверей затормозил грузовик с большущим бронированным сейфом в кузове. Гравиплатформа доставила сейф в гостиничный номер. Там его привинтили к полу. Платон лично поместил артефакты в сейф и запер его на три кодовых замка.

Сегодня Рассольников был на коне. Ему есть что праздновать: подлинность уникального камня Чинтамани подтвердил самый скрупулезный анализ. Платон раздобыл камень, в существование которого верят только свихнувшиеся паломники. Значит, самое время маленько передохнуть и встряхнуться.

Рассольников объявил, что шерпы-андроиды могут быть свободны, и выдал им небольшую премию. Их тут же и след простыл. Гальперина археолог отпустил на ночь. Утром – при перевозке находок в аэропорт – он еще может пригодиться.

Платон удостоверился, что электронная охранная система в порядке, аккумуляторы охранников-андроидов заряжены, а портье и коридорные трезвы и не пытаются впасть в спячку. Потом он еще раз полюбовался на артефакты, сменил шифры замков, переоделся в парадный костюм, заказал по старинному сотовому телефону велорикшу и отправился в город. Рассольников хотел направить свои стопы прямиком в здешнюю «пагоду любви».

Робот-рикша истово крутил педали, и изящная повозка о трех колесах со свистам неслась по ухабистой дороге. Рикша мурлыкал себе под нос какую-то очень знакомую мелодию, и настроение Платона поднималось с каждой минутой. Рассольников тихонько подпевал, пытаясь вспомнить, как же называется мелодия, тщетно терзал свою память, пока не решил спросить микрочип. Пока эту дрянь не запихнули в мозги и археолог рассчитывал только на самого себя, башка работала намного лучше.

Оказалось, это «Поезд на Чатаннугу» – блюз Глена Миллера. Ничего удивительного, ведь на дворе «золотой век». Туристы, действительно влюбленные в двадцатый век, не пожалеют кредитов столь замечательному вознице.

Тонкие облачка заслонили узорчатой ширмой ослепительный солнечный диск, и дышать стало легче.

Невидимые, но, без сомнений, райские птицы соревновались в мелодичности нежных голосов. Ароматы цветущих кустов и деревьев попеременно – словно на дегустации духов – приносил прохладный ветерок. Словом, это был чудесный вечер.

Щедро расплатившись и отпустив робота, Платон решил пройтись пешком через парк Четырех Золотых Будд. Сами статуи давным-давно очутились в чьей-то частной коллекции, и четыре площадки на углах парка теперь украшали примитивные голограммы – тоже родом из далекого прошлого – все того же «золотого века».

Параллельно невысокой каменной ограде протянулись заросли можжевельника, ядовитого тиса и остролиста, которые нередко встречались каравану на подступах к Лхасе. Вдоль центральных аллей парка росли персиковые и абрикосовые деревья, груши, тополя, ивы и даже березы. Белые с черными отметинами стволы берез напомнили археологу покинутую им Карелию. На заботливо обихоженных клумбах цвели настурции, мальвы и левкои.

Рассольников пружинистой походкой, насвистывая, шел через парк. Внезапно взвыла сирена. Метнулись по желтым песчаным дорожкам серые тени, пронеслись по газонам, пересекая парк наискосок. Платон задрал голову, но летательные аппараты исчезли. Он даже не понял, глайдеры это или гравиплатформы. А сирена все так же пронзительно завывала, перепугав стаю ворон. И только голуби, с механическим упорством клюющие рассыпанное на песке просо, не обращали внимания на шум.