Платон со студенческих лет не терпел никаких извращений, и эти штучки были не для него. Он надеялся встретить в тибетской глубинке что-то особенное, архаичное, пахнущее ныне утраченной красотой любви. Любви, которую столь тщательно культивировали на древнем Востоке. Увы. В Лхасе правил бал общемировой стандарт. Разве что одежда была стилизована под древнетибетскую, но и то не слишком умело. Уж лучше бы и не пытались.
«Пагода любви» снаружи казалась обычным трехэтажным домом, который был построен еще в девятнадцатом веке. Она не слишком хорошо сохранилась: фруктово-ягодная лепнина из крашеной известки местами осыпалась, обнажив деревянный каркас; карнизы были покрыты толстым слоем голубиного помета; в рамах нескольких окон вместо выбитых стекол вставили пластмассовые щиты. Резные колонны у парадного входа, делавшие «пагоду» похожей на особняк небогатого купца, заметно покосились.
Археолог раздвинул бамбуковую занавесь и вошел в освещенный масляными светильниками зал. На фоне красных с золотом гардин блестели многочисленные статуэтки богов. Боги занимались любовью. Бронзовый фонтанчик выбрасывал к потолку струю шампанского. На крутоногих диванчиках с грудами атласных подушек восседали жрицы любви, невероятно размалеванные и засупоненные в сорок одежек. А Платон-то рассчитывал увидеть на них лишь расшитый бисером лифчик и полупрозрачные шальвары!
Рассольникова тут же заметили. Ради посещения «пагоды любви» археолог достал из походного уплотнителя материи свой выходной белый костюм, соломенную шляпу с вентилятором и бамбуковую трость. Не забыл он вдеть в петлицу извлеченный из капсулы цветок кактуса – символ неутолимой страсти.
Залетная пташка – завидный клиент, с которого можно содрать втридорога, – сия нехитрая мысль читалась на лице низенького существа неопределенного пола и возраста. Лицо было расплывшееся и безволосое. Одето существо было в изукрашенный причудливым орнаментом красно-синий халат и единственное в «пагоде любви» казалось выходцем из глубины веков. Собранные у глаз морщины создавали иллюзию вечной улыбки. На самом деле существо не было ни добрым, ни веселым – но такая маска лучше всего подходила его работе.
– Здравствуй, мил человек, – писклявым голосом произнесло существо и покатилось навстречу Платону. Покатилось в прямом смысле слова: вместо ног у него были маленькие колесики, как от детского самоката. – Далеко ли путь держишь?
– И ты здрав будь. Мир твоему дому, – в тон ему ответил археолог. Ему стало смешно: эти речения были совсем из другой оперы.
Существо подъехало к Платону. На археолога дохнуло имбирем, лавандой и хорошо очищенным опием.
– По Западу грезишь? Тибет тебе глянулся? Шамбала? Или Астрал? Нирваны жаждешь или Курукшетры? – деловито перечислило существо варианты обслуживания.
– А все сразу получить нельзя? – хитро прищурившись, осведомился Рассольников.
– Может, еще и за полцены? – Восхищенно хлопнуло в ладоши существо. – Ты – большой шутник, однако.
– Тогда кого-нибудь поживее. Не терплю сонных мух, – раздраженным тоном произнес археолог.-Даже в Тибете, – добавил с дежурной улыбкой.
– Боюсь, тебе не угодишь, – обидевшись, проворчало существо. – Смотри сам.
Оно щелкнуло пальцами, подав знак застывшим на диванчиках красоткам. Они казались статуями или большими фарфоровыми куклами, однако по команде существа одна за другой, не сходя с места, начали исполнять танец живота или принимать соблазнительные позы.
Платона подобные ужимки и прыжки вгоняли в сон. Его охватила тоска, но он покрутился на каблуках, оглядывая предложенное ему «воинство», и выбрал ту, что кривлялась меньше других.
– Я так и знал, – произнесло существо. – Я сразу понял, что ты – хороший знаток. Это Юйхе. Она совсем недавно перебралась сюда из Синина. Там у нее возникли какие-то разногласия с коллегами.
«Зачем он мне это рассказывает? – с удивлением подумал Рассольников. – Может, цену набивает?..»
– У Юйхе сильный характер и гибкое тело, – продолжал хозяин «пагоды любви». – Ты не пожалеешь…
– Сколько стоит вечер и ночь? – перебил археолог.
– Тысяча двести кредитов.
– Договорились, – скрипнув зубами; согласился Платон. Он терпеть не мог торговаться, хоть и приходилось порой. И в преддверии хорошего куша, который он отхватит, продав клад Шеффера, можно разок шикануть.
В комнате, куда их провел служитель-андроид, стояла квадратная тахта под шелковым балдахином с длинными кистями. Стены были покрыты потускневшими от времени коврами. На полу стояли четыре позеленевших бронзовых светильника, которые имели форму танцующих индианок. В дальнем углу была дверь в умывальную комнату.
Служитель заученно поклонился, получил чаевые и исчез. Девочка осталась неподвижно стоять посреди комнаты, словно спала. Под толстым слоем румян и грудами золотых украшений трудно было разглядеть, что на самом деле представляет собой строптивая китаянка Юйхе. И китаянка ли она вообще?
– Раздевайся, сними с себя побрякушки и смой эту гадость с лица, – усевшись на край тахты, распорядился Платон. Он почувствовал себя султаном, к которому привели новую наложницу. Юйхе не пошевелилась. – Ну, чего ждешь? Раздевайся. Пожалуйста, – добавил Рассольников, и волшебное слово разом подействовало.
Пока девочка стаскивала с себя многочисленные одежки, снабженные десятками пуговиц и крючков, Платон даже вздремнул. Наверняка в этой процедуре должен был активно участвовать вожделеющий посетитель. Изнемогая от желания, он бы часами боролся с непокорным нарядом…
Вконец запутавшаяся в застежках девочка всхлипнула и тихо попросила на пиджин-инглиш:
– Помоги. Там четыре крючка на спине. Мне не расстегнуть.
Открыв глаза, археолог с готовностью ей помог. У черных археологов – умелые и нежные руки. Материальная культура требует деликатного обращения.
Тело Юйхе оказалось стройным и хрупким. «Каково ей приходится под таким грузом?» – удивился Платон и тотчас обнаружил под самой нижней, кисейной рубашонкой тоненький антигравитационный поясок. Он рассчитан на пятьдесят килограммов и больше похож на украшение, чем на транспортное средство.
– Ты прекрасна как цветок лотоса, – сорвалось с уст Рассольникова.
И, как ни странно, эта банальная фраза возымела действие – девочка начала оживать прямо на глазах.
Юйхе расправила плечи, подняла тонкие руки и, повернувшись к небольшому зеркалу в фигурной бронзовой раме, стала расплетать мелкие косички и расчесывать свои чудесные черные волосы. Острые грудки ее приподнимались и опускались, так что у археолога сладко защемило сердце. Он чувствовал, как приливает его мужская сила.
На сей раз Платон не стал торопить Юйхе. Он любовался, и радость его была тиха – жажду истинной красоты быстро не утолить. В долгом походе у него было время соскучиться по женским прелестям.
– Ты очень спешишь, господин? – вдруг обернулась Юйхе.
Карие миндалевидные глаза светились как две редкостные жемчужины. На китаянку она была похожа не слишком – разве что на жительницу Гуандуна.
– Поспешай не торопясь, – ответил старинной поговоркой Рассольников. – Я подожду. Надеюсь, мы вместе примем ванну.
– Здесь нет ванны, – сказала девочка, поразив его в самое сердце. – Только тазик и кувшин с водой.
– Хорошо, я тебя обмою, – произнес Платон и, поискав глазами, обнаружил кнопку вызова.
Кибернетический слуга явился на зов минут через пять. Остановился на пороге, низко поклонился и спросил равнодушным синтезированным голосом:
– Чего изволите, белый господин?
«Полное смешение стилей», – в очередной раз отметил археолог и распорядился принести все необходимое для умывания. Прислужник стал много проворней, надеясь на щедрые чаевые, и не ошибся.
– Самые важные вещи у меня в сумочке, – забравшись в таз, Юйхе указала на большой кожаный кошель красного цвета, расшитый золотыми драконами.
– Хорошо, – машинально ответил Рассольников, не обративший на слова девушки никакого внимания. Его мысли были заняты другим.