– На людей как вид. Обиды копились годами, а схватка на бочайском космодроме стала последней каплей.

– По крайней мере, они не подкрались с тыла и не ударили в спину, – заметил Рассольников.

– В традициях «раков» – биться с открытым забралом. Суть в том, что они любят попугать. Вот только люди теперь боятся ойроцатов гораздо меньше – громили их, и не раз. Но раки свою тактику не меняют… – хмуро сказал Серый Лис. – Вот погода, которой мы ждали. Попробуем проскочить, пока они грызут друг другу глотки.

– Вы будете уничтожены, – объявил ойроцатам Трускавец и больше не тратил слов.

Карантинные корабли построились широким клином и устремились навстречу ойроцатам.

– Рванешь в планетной тени – по моей команде, – сказал «Сынку» Кнутсен. – Приготовься…

Кораблик больше не артачился – он был сообразительным мальчиком. Когда речь идет о жизни и смерти, каждая секунда на счету.

Две эскадры быстро сближались. Сражение началось, когда их разделяло сто тысяч километров. Гравитационные щиты, искривляя пространство, отражали залпы лазерных батарей. Малые Доктора (торпеды с вырожденным пространством) стаями бросались в атаку. Силовые поля защищали от них корабли. Ан-нигиляционные орудия выстреливали пучки античастиц, сжигавшие торпеды в полете, и вырожденное пространство выплескивалось раньше времени. Но порой торпеды рвались близко от кораблей и сминали эйнштейновскую метрику. Щиты исчезали, и тогда лазерные лучи достигали цели. Огневые башни взрывались, из вспоротых отсеков уходил воздух.

За первый час битвы никто не достиг ощутимого перевеса, но затем начало сказываться техническое отставание ойроцатов. Устаревшие реакторы перегревались и глохли, гравищиты слабели, и их корабли становились мишенями для карантинщиков. Лазерные пушки могли за секунды превратить их в решето.

Ойроцаты продолжали огрызаться. Горел крейсер «Грохот», был поврежден фрегат «Кусака», погибли три глиссера. В космосе рассеялись десятки спасательных катеров и шлюпок Карантина. Ойроцаты охотились за ними, как акулы – за новорожденными черепашатами.

Но потери ойроцатской эскадры были страшнее: вышли из строя два крейсера, два корвета и шесть малых кораблей. Десяток Больших Докторов – брандеров с вырожденным пространством – взорвались преждевременно и от них даже досталось своим: распалась на части десантная баржа, и сотни коммандос были выброшены в открытый космос.

– Давай! – крикнул Серый Лис, и кораблик рванул в нейтральное пространство, прячась в тени Бочасты.

Корабли Лиги сосредоточились на полпути к третьей от солнца планете Системы – бочайцы звали ее Гулингой. А «Сынок» двигался в сторону здешнего светила. Надо уйти на миллион километров от планеты – и можно сделать первый прыжок.

В космическом пространстве продолжали рваться торпеды, схлестывались лазерные лучи, раздавались команды, проклятья и призывы о помощи. Ойроцаты не сдавались, они даже шли на таран своими горящими кораблями. Правда, ни один не смог добраться до цели. Их корабли вели огонь до последнего и взрывались вместе с экипажами, которые ни разу не попытались спастись на шлюпках и катерах.

Казалось, обеим эскадрам было не до маленького гиперпрыгуна. И все же «Сынок» обнаружил за собой погоню. Два карантинных глиссера выскочили из-за Бочасты и нагоняли кораблик, имея двойное превосходство в скорости.

– Что будем делать? – спросил Платон.

– Тяжелого оружия у нас нет – значит, надо применить твои «игрушки». Пусть Моргенахт наконец сделает что-то хорошее.

– Какой артефакт тебе глянулся?

– Слюна Мамбуту подойдет как нельзя лучше. Цитирую: «По линии, начертанной Великим Мамбуту, должно произойти воссоединение всего сущего». Так гласят священные тексты, которые я свистнул из партизанского штаба. Этот манускрипт – подробные инструкции по применению «частиц Истинного Бога».

– А он не врет?

– Вот и узнаем.

– С чего начинать?

– Прежде надо испытать действие Слюны, – объявил Серый Лис. – Что будем склеивать? – И выразительно посмотрел на Рассольникова.

Особого выбора у Платона не было – только личные вещи, которые вместе с «яйцом» и кое-каким экспедиционным имуществом оставались в городе. Он взял в каюте домашний тапок и – для чистоты эксперимента – тюбик с зубной пастой. Вышел в девственно чистый коридор «Сынка», положил тапок и тюбик на пол – на расстоянии три метра друг от друга.

– Мы не повредим «Сынка»?

– Не хотелось бы.

– Как активизировать Слюну?

– Надо приложить усилие. Положи «игрушку» на пол, подпрыгни и приземлись на нее – словно хочешь раздавить.

Рассольников все так и сделал. Ничего не произошло. Пузырь со Слюной Мамбуту мирно лежал на полу.

– Что дальше?

– Возьми его в руки, – командовал Серый Лис. Платон с опаской взял артефакт, будто это был пышущий радиацией кусок чистого плутония.

– Подожди немного.

С полминуты Слюна Мамбуту не менялась. Но вот в центре пузыря затеплился белый огонек, который постепенно рос. Артефакт словно бы разогревался от внутреннего огня, но горячим при этом не становился – по-прежнему был чуть тепленьким.

– Теперь подумай о том, что ты хочешь «воссоединить», и посмотри на объекты сквозь эту фигню.

Археолог подумал о тапке и пасте, нацелил на них Слюну Мамбуту. Ничего не произошло. Поначалу. А затем Платон вздрогнул: тапок и тюбик вдруг шевельнулись и через мгновение стали единым целым.

– Я это представлял как-то иначе.

Кнутсен и Рассольников принялись рассматривать новую вещь и попытались ее разорвать. Она являла собой тугой плотный разноцветный комок. Местами комок оказался шерстистым, местами – пластиковым, а кое-где влажным и липким. Это было одновременно и тапок, и тюбик, и паста «Жемчуг Особый» (для элегантных мужчин).

– А если бы я соединил тебя с переборкой? – вдруг осведомился Рассольников, глядя спецагенту в глаза.

– Хороший вопрос, – улыбнулся в ответ Кнутсен. – Но ты ведь не убийца.

– Нет, конечно. Но в жизни всякое случалось… Порой или ты – их, или они – тебя.

– Значит, тебе нетрудно меня понять.

До глиссеров осталась тысяча километров. Они мчались, не открывая огонь. Быть может, экипажи знали, что на борту кораблика бесценные артефакты, и получили приказ захватить их в целости и сохранности? Да и новенький гиперпрыгун эскадре уж точно бы не помешал.

– Ну что, приступим? – спросил Платон и сам себе ответил: – Слушаюсь, товарищ командир.

– Снова активизируй ее, затем выйдешь в открытый космос, поймаешь в конус слипания оба глиссера и-и…

– Выходить не надо, – вмешался «Сынок». – Я открою «окно» в переборке здесь, в рубке. Надевайте скафандры. Я загерметизирую люк – и можно начинать.

Археолог во второй раз подпрыгнул, приземлившись на пузырь со Слюной. Они с Кнутсеном влезли в скафандры, а кораблик разверз дыру. Рассольников поочередно поглядел на глиссеры сквозь артефакт. «Сынок» выводил их изображения на экран переднего обзора.

Затем Платон вытянул правую руку с пузырем, нацелив его в усеянное звездами небо – где-то между летящими космокатерами. И начал думать о них, снова и снова прокручивая перед глазами картинку: два глиссера бросаются навстречу друг другу, превращаясь в серебристый комок. Он мысленно молился, чтобы они слиплись. Вытянутая рука его дрожала, и «Сынку» приходилось корректировать прицел.

По сути, археолог в точности повторил процедуру, но космокатера слишком долго не слипались. Археолог решил уже, что ничего не выйдет, и кораблик возьмут на абордаж.

– Не дрейфь, – единственное, что произнес Серый Лис.

Теперь глиссеры можно было разглядеть без всякой оптики, и Платон снова посмотрел на них сквозь пузырь. Они были уже совсем близко, и вдруг их швырнуло друг на друга. Через доли секунды космокатера слиплись. Видно, пересекли некую критическую черту, а до того расстояние было слишком велико, а радиус действия артефакта ограничен.

– Ура-а-а!!! – завопил Рассольников, едва не оглушив Кнутсена.