— Я же только что сказал, мы не всех объявим преступниками. Для начала какую-то часть. По необходимости список будет расширяться. И потом, затронуты лишь три из семи банковских домов. Чем не повод для будущего раскола? Полагаю, нужно поработать в этом направлении. Или уже обходиться совсем без банкиров. Тут нужно подумать. Нам всем нужно о многом подумать, раз дело приняло настолько серьезный оборот.
— А еще подумать, как быть с нашим любезным Платоном Юрьевичем, устроившим всем нам такую пакость, — на этот раз без извечной шутливой манеры изрек молчавший до этого Воронцов, зло взглянув на руководителя Особого отдела, а после переведя взгляд на Бельского. — И как быть с Михаилом Александровичем, в чьем подчинении находится Ромодановский. Не знаю, как вы, а на мой взгляд — это измена.
Слова Воронцова прозвучали подобно ударам тяжелого молота. Оба названных замерли. Ромодановский, пожалуй, даже перестал дышать. Начали сбываться его худшие предположения.
Барятинский поморщился. Именно от него сейчас главным образом требовалось принять непростое решение, а он еще не отошел от доклада Ромодановского и необходимости в ближайшее время пережить мнимое покушение.
Обвинения в измене, казнь виновников — все это понятно. Но что потом? Где взять замену? Руководители настолько высокого уровня готовятся десятилетиями. Фактически всю жизнь. Да и если заменить, как будут выполнять обязанности новые люди, зная, каким образом поступили с их предшественниками? В таком тонком деле рубить с плеча было чревато.
— Платон Юрьевич, Михаил Александрович, — тихо обратился он к обоим, — и мы все, и вы сами понимаете — вы не доработали. Нам не нужны оправдания. Мы хотим услышать от вас предложения. Конкретные четкие предложения по выходу из ситуации.
Для названных настал решающий момент. Оба как будто почувствовали нависший над головой карающий меч Императора. Обрушится ли он или будет возвращен в ножны, зависело от произнесенных ответов.
Бельский вскочил на ноги. Ему до конца не верилось, что сейчас решается его судьба. И это после стольких дел совершенных во благо Империи.
Да что Империи.
Для каждого за этим столом он сделал очень и очень многое. Иначе бы он никогда не взобрался настолько высоко, став фактически правой рукой Императора.
— Господа, прошу прощения. В данную минуту мне сложно говорить о чем-либо. Дело в том, что перед нашим совещанием мне стало известно о трагической кончине моего родного брата. Его только что вероломно убили в ресторане «Прага», — минуя просьбу Императора, попытался найти оправдание Бельский.
— Убили? В «Праге»? Позвольте спросить: кто? — с невероятным удивлением переспросил Воронцов, словно глубоко восприняв трагедию.
— Это случилось только что, буквально полчаса назад. Какой-то выродок обвинил Николая Александровича в надругательстве над своей невестой и отрубил ему голову.
— Вы это слышали? — вдруг с откровенной иронией обратился Воронцов к сидящим за столом. — Мы доверяем судьбу Империи человеку, который не в состоянии позаботиться о своих близких. Его брату, видите ли, отрубили голову средь бела дня в «Праге». Я уже не беру морально-этическую сторону причины убийства. Тут, как говорится, без слов. И как в таком случае этот человек может дальше возглавлять Тайную канцелярию? Как надзирать за Особым отделом? Мы все только что слышали, он больше не может исполнять свои обязанности. А мы сидим, на что-то надеемся, доверяем такому человеку судьбы всей Империи. На мой взгляд, с ним все очевидно.
— Вы меня подвели. Всех нас подвели, — теперь откровенно зло взирая на своего самого близкого приближенного, сквозь зубы произнес Император, тем словно выливая на него все свое негодование.
От шока, охватившего возмущения, наконец, творившейся, по его мнению, наглой несправедливости, Бельский раскрыл рот, намереваясь что-то возразить, но не успел произнести ни слова. Серебристое свечение окутало его и стало превращать в каменное изваяние. Он так и застыл в виде скульптуры с широко раскрытым ртом.
В следующую секунду статуя стала раскалываться. Большие куски полетели на отполированный до блеска паркет, тяжело ударяясь об него, оставляя глубокие вмятины, и разлетаться на мелкие части.
Спустя минуту от Бельского осталась лишь груда камней, в которых вряд ли можно было угадать его образ.
Впрочем, в какой-то степени ему невероятно повезло, если так можно сказать про вышеописанное действие. Его палачом стал лично Император, чего за все свое правление удостаивались лишь единицы.
— Платон Юрьевич, вам есть что сказать? — откровенно не ожидая услышать чего-то полезного от Ромодановского, спросил Барятинский, готовясь к следующей казни.
Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться о том, что последует дальше. Однако Ромодановский, несмотря на потрясение, шок и обуревавший его страх, ухватил суть вещей и что самое важное — понимал решение насущной проблемы.
— Назовите дату вашего появления на Съезде предпринимателей. Я устрою грандиозную бойню. Даю слово дворянина! — сглотнув, вполне уверенно произнес он.
— Вот это уже настоящий разговор, — не особо весело усмехнулся Воронцов. — Сколько смотрю на англичан и не перестаю удивляться. У них как-то удается заранее планировать, тщательно готовиться. Поэтому такие и результаты. Священная Римская Империя тоже умеет проворачивать дела. А у нас, как всегда. Все делаем бегом. В спешке. И в последний момент. Вечно всех догоняем, — с горечью добавил он и тяжело вздохнул. — Готовьте бойню на завтра. На первую половину дня. А до этого времени не выпускайте никого из задержанных студентов. До покушения на Его Императорское Величество лишние сплетни по Москве нам ни к чему. Это ваш последний шанс. Да и наш тоже. Иначе все полетит к чертовой матери.
Глава 3
Вместо гудков, снова раздался голос сетевого провайдера. Больше звонить не имело смысла. Оставив короткое «перезвони», я отключил смартфон.
— Смирновых вынудили. Им не оставили выбора, — попытался успокоить меня Рома.
— Угу. Вынудили там, — отправляя гаджет в карман, вздохнул я с разочарованием. — Но ничего, там было много студентов. Рано или поздно правда восторжествует. А пока Матвей прав, лучше залечь на дно.
На небе уже часа два, как стемнело. Мы специально свернули с центральной Тверской улицы на менее освещенную и людную Первую Брестскую, шедшую параллельно, но и тут было много прохожих. Судя по белым воротничкам, в основном встречались офисные клерки, запоздавшие с окончанием рабочего дня. После кабинетного тепла прохладный осенний ветер заставлял людей спешить к ближайшей станции метро, отчего они ни на кого не обращали внимания.
— Своим в клан хоть звонил? — спросил Рома.
— А смысл? — пожал я плечами. — Одним звонком не обойтись. Будет тысяча вопросов. Надо ехать, надо объяснять. Не знаю, стоит ли. С другой стороны, выходит, я их подставляю. Они должны знать, что в действительности случилось.
— Так звони, пока не дошли до дома, — посоветовал Рома, потому как мы приближались к последнему перекрестку.
Вместо отца или деда, я выбрал представителя клана в Москве Олега Павловича. Ему, как только что Смирновой, я набрал с нового смартфона и в двух словах обрисовал, что действительно случилось в университете. Выслушав, он попросил утром перезвонить. К этому времени они с дедом должны были по мне определиться.
— Ну что, звонил этой суке? — язвительно встретила меня в прихожей Ева.
Мы с Ромой дождались вечера и отправились прогуляться. В первую очередь нужно было избавиться от Балашова. Его труп мы просто скинули в мусорный контейнер. Во вторую — приобрести для всех средства связи.
Оставив куртки в прихожей, мы с Ромой прошли в гостиную, где сидели ребята, и стали всем раздавать по новенькому смартфону и симкарте.
Висевший на стене телевизор, снова вещал очередной выпуск новостей. Стрельба в Императорском университете стала основной событием на сегодня. Ну и конечно в каждом выпуске фигурировал я в роли главного злодея Империи. Мое лицо показывали во весь экран. Это чтобы каждый его запомнил и доложил властям, если увидит. Собственно, поэтому Рома сам закупался в салоне связи. В вечерней прогулке я больше составил ему компанию чисто потому, что хотел дозвониться до Лены.