— Не бойся, не бойся! Я тебе подарок приготовил… Есть спирт. Пьяный будешь… Угостишь родственников…

Удога был так огорчен, что ничего не ответил, и братья, не прощаясь, ушли из лавки.

Дома Ойга угощала Уленду сохачьим жиром и рябчиками. Старик ел нехотя и поглядел на вошедших братьев с таким видом, словно ожидал от них чего-то другого.

Он теперь все время проводил в гостях у племянников, ел или курил трубку.

Выслушав рассказ Чумбоки о новом обмане Гао, старик взвизгнул насмешливо:

— Какой ты, Удога, дурак! Дождешься, что Гао отколотит тебя палкой! Хозяина надо слушаться! Напрасно ты не взял араки! Ты теперь женатый человек, скоро у тебя ребенок будет. Ты должен стать смирным, а то твоей семье плохо придется. Если будешь ссориться с торговцами, тебя погубят. Твой ребенок сиротой может остаться.

Удога сидел темнее тучи и молчал. Он понимал: его хотят запутать долгами, сделать из него раба, и что Уленда прав — теперь, ставши семейным человеком, он должен быть осторожнее.

— Надо терпеть, нельзя теперь драться тебе, — пищал Уленда.

Пришел дед Падека, Чумбоке пришлось рассказывать ему все сначала.

— Конечно, Гао Цзо хороший человек, — ответил дед, — веселый! Водка у него есть, а от водки весело. Сколько водки у него в ящиках! Полон амбар! Вот веселый амбар! Его амбар полон веселья, а наши амбары полны слез. Ты, Удога, умный парень! Если не берешь водку у Гао, — значит, не хочешь его веселья. Делай как знаешь, может быть, мы у тебя поучимся…

В дом вошел курносый Падога. Старикам подали угощение.

— Чего ты задумал? Почему в лавке водку не берешь? — приставал Уленда к Удоге.

Он был недоволен племянниками, полагая, что с удачи они должны угощать родственников.

— Торговцы идут, торговцы идут! — вбегая, закричали испуганные дети.

Старший и средний сыновья Гао принесли ящик водки.

— А-на-на! Сколько водки! — обрадовался Уленда.

— Отец послал подарок…

— Эта водка нам не нужна, — сказал Удога.

— Как это не нужна? — возмутился Уленда.

— Да нет, теперь уж надо выпить! — воскликнул Падека.

— Открывайте, открывайте! — заговорила старуха. — Угощайте людей… Не срамитесь, дети!

Старики живо сорвали бумагу с ящика, открыли отверстие, стали черпать водку и разливать по чашечкам.

К вечеру все стойбище было пьяно. Голодные гольды пьянели быстро и валились где попало.

Удога не пил.

«Родственники узнали, что охота удачная, и все идут ко мне, всех надо угощать. Получается, что совсем можно разориться из-за того, что была хорошая охота. Ладно еще, что у нас есть спрятанные меха. Гао знает — все меха можно у пьяного взять за водку. Они всегда так: спаивают, а потом отбирают все у пьяных».

Старший сын торговца, ухватив за ноги двух мертвецки пьяных гольдок жену Ногдимы и сестру Алчики, — выволок их из дома. А пьяный Ногдима смотрел и ничего не понимал.

— Ваше племя как собаки, — говорил старший сын Гао, подсаживаясь к Удоге, — с вашими можно делать все, что захочешь. Твою бабу можно тоже напоить пьяной и таскать по снегу за ноги.

Торгаши засмеялись. Старший сын Гао вдруг схватил Удогу двумя пальцами за нос. Парень оттолкнул его в грудь и выхватил нож. Кто-то ударил Удогу по глазам так, что брызнули искры. Удога вскочил, но торговцы, видя, что он трезв, один за другим выскакивали в дверь, хватаясь за свои ватные штаны, как бы ожидая ударов сзади. Чумбока схватил ружье и, выбежав за ними, выстрелил.

Гнев душил Удогу. Он понимал, что все подстроено, что не зря послан подарок, что его хотели напоить и избить. Он чувствовал в себе огромную силу, но сдерживался.

«У меня семья… Должен родиться ребенок… Нельзя драться… Надо послушать, что говорят старики…»

Где-то в глубине души у Удоги жила надежда, что со временем он освободится от долгов и заставит Гао признаться во лжи, но для этого надо было терпеть и ждать.

Прибежал Чумбока, бросил дымящееся ружье, схватил остатки водки и выплеснул на снег.

— Что, не попал в торгаша? — спрашивали Чумбоку.

Утром нечем было опохмеляться. Недовольные гости расходились по домам.

Амур очистился. Воды его тянулись голубыми и белыми полосами. Удога решил готовиться к рыбалке.

В дом вошел старик Гао Цзо.

Удога был вежливый человек. Он уважал стариков. Братья поклонились гостю. Чумбока встал на колени. Старика посадили на кан. Из-под приподнятых век Гао внимательно оглядел лачугу и увидел, что под крышей сушатся беличьи шкурки и среди них две собольи. Довольство мелькнуло в лице торгаша, он сморщился, высунул кончик языка, и лицо его стало похожим на рысью морду.

«Рысь ко мне подкрадывается, — подумал Удога, — но загрызть не удастся…»

— Вот сын ездил… Привез твоему будущему ребенку. Это талисман счастья, — протянул старик железку с выбитым на ней иероглифом. — Очень дорогая вещь. Стоит три соболя. Я дарю его тебе бесплатно. Знаменитый талисман!

Братья поблагодарили купца. Гао подставил Удоге щеку — пришлось целовать. Он был гость, а обижать гостя нельзя.

— Я своих парней избил за то, что они здесь вчера безобразничали. Я строг с ними. Ой-ой, как я строг!

Гао Цзо дал старухе кулечек муки и горсть сахару.

— Сделай лепешки… Угости всех… Всю деревню…

Ойга ласково кланялась. Она унесла подарки к очагу и уселась, обдумывая, как можно такой малой мерой муки накормить всю деревню.

— О-е-ха! — воскликнул старик. — И что вы вчера поссорились?

— Сам не знаю, почему мы вчера поссорились, — насмешливо отозвался Чумбока.

— Я больше к тебе в лавку не пойду, — сказал Удога. — Меха продавать не стану. Долг за мной совсем не такой большой, как ты говоришь. Ты обманываешь! Отец совсем не был тебе должен…

Гао всхлипнул. Он утер слезы и сидел понурив голову.

Вошел дед Падека.

— Чего плачешь? — спросил он лавочника.

— Обижают! Долги набрали и не отдают. Когда искали защиты от Бельды ко мне шли. А теперь не хотят вспомнить моих благодеяний. Что бы случилось с вами, если бы я не заплатил за вас выкупы? Бельды всех бы вас убили или отдали бы в рабство Дыгену.

— Ну, давай считаться! — воскликнул Чумбока.

— Давай… Или нет… Вот отдайте эти меха, — кивнул старик, показывая под крышу, — тогда рассчитаемся. А я сейчас пойду, велю принести вам кувшин араки.

Гао проворно поднялся и довольно быстро заковылял к лавке.

Вскоре явился старший сын Гао.

— Давай мириться, — заискивающе улыбаясь, сказал он, — не надо ссориться. Приходите в лавку. Отец ждет, будет считаться, хочет все правильно сделать. Если мы пьяные разодрались — забудем. Будем мудры. У нас в старину был один мудрец, он говорил: «Забудем наши обиды». Мы следуем его завету. Это и в книге написано, и я могу эту книгу показать.

Братья решили еще раз сходить в лавку, попытаться отдать долг. Они взяли еще десять соболей, всех белок, выдру и лису.

— Вот, всего двадцать соболей мы тебе дали, — сказал Удога в лавке, долга отца за нами больше нет.

— Долг стал еще больше! — нагло воскликнул старший сын Гао, радуясь в душе, что братья признали долг Ла.

— Ты неграмотный, — стал объяснять старик Удоге, — еще не понимаешь, не умеешь считать, не знаешь арифметики. Те соболя пошли в уплату процентов. Соболя плохие, дешевые. А вот эти получше… Вот еще я тебе дорого заплачу за рыжую лису.

Гао слабыми, дрожащими руками потянулся к счетам.

— Халат сколько стоит? — спросил Чумбока.

Долго перечислялись разные вещи, которые Ла якобы брал в лавке. Гао, подняв голову, вдруг скинул все со счетов и объявил, что долг еще так велик, что и говорить нечего.

— Как так? — опешил Чумбока.

— Шуба дорого стоит.

— Дорого? Сколько?

— Очень дорого… — Торгаш вдруг опять заплакал и стал оборачиваться то направо, то налево, как бы ища от Чумбоки заступничества у сыновей.

— Долга теперь совсем нет, — твердо сказал Удога.

— Еще больше долг! — тихо ответил Гао Цзо.