— Если уснет и весло начнет падать, — тихо сказала Одака, — сразу проснется. А если не падает — спит и едет.

— Уже приехали? — очнувшись, удивился Дохсо. — Ты такой парень проворный! Сразу видно, что дядюшку любишь… Это хорошо — закон рода уважаешь…

Трудно было сказать сейчас что-нибудь обиднее для Чумбоки.

— Нет, совсем я рода закон не уважаю…

— Эй, а кто это? — вдруг затрясся Дохсо.

На берегу между шалашей и ям, покрытых накатником, Дохсо заметил людей в синих халатах, с косами на бритых головах.

Один из них, краснорожий, толстый и маленький, видимо пьяный, ходил по деревне и что-то кричал, размахивая сверкавшей на солнце саблей.

— Это маньчжуры! — ужаснулся Дохсо. — Беда!

Чумбо хотел повернуть лодку, но маньчжуры на берегу уж заметили их и пригрозили оружием.

Лодка пристала. Маньчжуры схватили дядюшку Дохсо за ворот и потащили к толстяку.

— Мы тебя давно ищем, старая лиса! — кричал краснорожий, толстый Сибун.

Разговаривая, он задыхался, а умолкая, вытягивал шею и хватал воздух ртом, как рыба. Маленький, пьяный, он, размахивая саблей, с важностью прошелся перед дядюшкой Дохсо.

— Уже давно нас обманываешь! Выкуп не даешь! Прошлое лето убежал из гьяссу. Берем у тебя в рабство сына.

Сибун показал на Игтонгку. Дядюшка Дохсо со слезами на глазах умолял не отнимать сына. Сородичи ухватились за Игтонгку, не пуская его. Дохсо закрыл его своим телом. Сам Игтонгка всхлипывал, в блуждающем взоре его было отчаяние. Подошли маньчжуры и вырвали парня из толпы. Дядюшку Дохсо сбили с ног. Кто-то пнул его в лицо.

На шею Игтонгке надели тяжелую деревянную колодку и заперли замком. Сибун объявил, что его увезут в город и продадут.

Все жители Кондона столпились вокруг парня в колодке, когда к нему пробился Чумбо. Он понять не мог, почему покорны кондонцы. Зачем терпеть разбойников? Горюн далеко от Мангму, здесь можно сопротивляться. Игтонгка с ужасом уставился на маньчжуров.

— Не бойся, — шепнул ему Чумбока, — еще выручим тебя.

Игтонгка всхлипнул.

— А ты кто такой? — подошел к Чумбоке высокий рябой маньчжур с зубами, торчащими наружу из-под верхней губы.

— Я? С Мангму!

— А ты подарки нам давал?

— Давал!

— Ты тут зачем даром околачиваешься? Не бездельничай! Поедешь гребцом на нашей лодке.

«Это не худо», — подумал Чумбока, но стал притворно отнекиваться. Маньчжуры пригрозили ему.

Чумбо подумал, что по дороге надо выручить Игтонгку… «Может быть, сама судьба посылает мне случай помочь дядюшке Дохсо? Уж если я спасу ему сына, он отдаст за меня дочь».

— А ты из какой деревни? — спросил маленький Сибун.

— Да из этой… ну, вот там которая… Черт ее знает! Позабыл название!

— Дурак! — сказал рябой маньчжур. Его так я звали — Рябой.

— Вот какие здесь люди дикие, своей деревни не знают! — сказал Сибун. Вскинув голову и подняв брови, он хватил воздуху.

— Ты только меня слушайся, когда поедем, — потихоньку шепнул Чумбока Игтонгке, сидевшему с колодкой на шее.

На другой день, под плач всего стойбища, Игтонгку повезли в лодке. Чумбо сидел за веслами и подмигивал дядюшке Дохсо, который горько плакал, стоя на песке. Не впервые грабители увозили людей в рабство. Никогда не удавалось потом вернуть рабов от маньчжуров. Но дядя надеялся в глубине души, что Чумбоке, может быть, удастся выручить Игтонгку.

Лодки пошли быстро. К полудню с тихой Желтой речки выехали на Горюн. Тут течение было такое бурное и опасное, что Сибун велел взять кормовое весло Рябому, опасаясь, что сам разобьет лодку об завал или о камни на перекате.

В хребтах таяли снега. Горюн прибывал, бурлил и шумел. Течение несло вывороченные с корнями деревья.

«Надо выручать Игтонгку, — думал Чумбока, — пора».

В пути маньчжуры сняли с Игтонгки колодку и поставили его работать шестом. На шумном перекате казалось, что вот-вот лодку разобьет о камни. Вода плеснулась, обдавши маньчжуров и гребцов.

— Книгу замочили из-за тебя, — визжал писарь, озлобившись на кормщика, — книгу с записями.

Рябой не раз бывал в набегах на горных речках, — он правил умело и вел лодку близ скалы, чувствуя, что там глубоко. Но Чумбо все же рискнул.

— Что ты делаешь? — вдруг в ярости заорал он так, что толстый Сибун в страхе свалился с сиденья, а писарь, бросив бумаги, схватился обеими руками за борта. — Сейчас убьешь нашего начальника! Книгу потопишь!

Чумбо смело оттолкнул Рябого и вырвал весло. Маньчжуры оторопели. Чумбока провел лодку напрямик, самым опасным водопадом, через перекат.

— Вот так надо! Видел?

Сибун и писарь, оба бледные, дрожащие, поднялись со дна лодки и оглядывались на пенившиеся волны. Они глазам не верили, что лодку так благополучно пронесло.

— Когда мы сюда ехали, вода маленькая была, — говорил Сибун. — Как по другой реке едем.

— Сейчас вода большая, — сказал Чумбо, — в горах льды тают.

— Тебе за такой подвиг подарок следует, — похвалил парня Сибун, хорошо правишь… Будешь сидеть на корме… Мы не думали, когда сюда ехали, что так может за два дня река вздуться. А тебя палками велю отколотить, строго сказал он Рябому. — Больше не смей править.

На другой день Чумбока снова удивил всех своим искусством. Он проводил лодку между завалов, в таких узких проходах, где, казалось, рыба не проскочит…

За перекатом река стихала. Изгибаясь, она катилась ровно и спокойно.

Чумбо приблизился к низкому, топкому берегу, поросшему осинником.

— А так зачем делаешь? — рассердился Рябой, ревниво следивший за всеми движениями Чумбоки.

— Ты ему не мешай! — огрызнулся Сибун. — А ты правь, правь! Я только тебе доверяю!

— Нет, почему ты здесь едешь? — упорствовал Рябой.

— Там посредине камни есть, — небрежно ответил Чумбо. — Вода поднялась — их закрыла, а здесь глубоко.

Маньчжур смущенно умолк.

Внизу вскоре снова зашумел порог. Острые грозные камни быстро неслись навстречу. Река разбивалась о них и с грохотом падала волнами вниз по уступам.

Низкий берег со множеством корней и с нависшими над водой вершинами падающих, подмытых деревьев плыл у самого борта.

— Ой-ой! Какой порог! — воскликнул Чумбо, а сам ткнул голой пяткой Игтонгку в спину. — Сейчас если не пропадем, то хорошо…

Все стали смотреть на середину реки, на проносившиеся с шумом камни. На близкий берег никто не обращал внимания.

Игтонгка не шевелился.

— Поживей, поживей! — тихо шепнул Чумбо. — Берег как раз низкий…

Игтонгка тупо и сонно поглядывал по сторонам.

— Думаешь, всегда будешь сидеть так спокойно? В рабы попадешь… Торопись… — Чумбо раздосадовался и с силой ударил его пяткой в спину.

Теперь берег был совсем рядом. Лодка время от времени задевала за корни, торчавшие, как прутья. Маньчжуры держались за борта. Игтонгка покосился на них и вдруг, бросив весло, вскочил, схватил шест, опустил его в воду и с ловкостью перепрыгнул из лодки на берег. Как горный козел, поскакал он по болоту к сопке и дальше, дальше, вверх по камням…

— Эй, эй… раб убежал! — воскликнул рябой маньчжур.

В этот миг Чумбо отвел лодку от берега. Сильный поток подхватил ее. Лодку качнуло, и все повалились на борт.

Маньчжуры закричали. Берег быстро отдалялся. Лодку несло по самой пене с чудовищной быстротой.

Сибун велел стрелять по беглецу. Рябой маньчжур схватил единственное ружье и запалил фитиль. Едва маньчжур приложился, как Чумбока завел корму. Лодку опять качнуло. Раздался выстрел, но заряд понесся в небо.

Тут Чумбока вдруг вскрикнул, выпустил весло из рук, схватился за сердце и бултыхнулся в реку.

Течение закрутило и понесло лодку. Маньчжуры что-то кричали и вскоре скрылись за лесом. Чумбока вылез на берег. Игтонгка бежал к нему.

— Поедем скорей к нам! — воскликнул он радостно.

— Нет, ты поезжай домой, — ответил Чумбока, — а мне мать велела на поминки возвращаться. Но ты скажи отцу, что скоро я вернусь.