– Заплачено вам будет двадцать пять тысяч долларов плюс проездные расходы.

– A реклама какая! – сказала Соня. – Да заодно и отдохнете.

Пипер был совершенно согласен. Да заодно и отдохнет.

– А это никак не противозаконно? Поехать и притворяться, что написал чужую книгу? – спросил он.

– Разумеется, с позволения подлинного автора: с письменного позволения. Нет, ничего противозаконного. Хатчмейеру знать об этом необязательно – но куда же ему читать все купленные книги: он бизнесмен! Ему надо, чтоб автор был тут как тут, подписывал книги и показывался публике. И второй роман он закупает на корню.

– Но вы же говорили, что автор второго романа не напишет? – недоуменно спросил Пипер.

– Вот именно, – парировал Френсик, – значит, вторая книга того же автора и будет «Поисками утраченного детства».

– Попадете в обойму, – сказала Соня. – Вы заодно с Хатчмейером – это стопроцентный успех.

Они свернули за угол в итальянский ресторанчик и продолжили беседу. Пипера все-таки что-то смущало.

– Но если Коркадилы берут «Поиски», значит, все затрудняется? Они же знают автора той, другой книги.

– Нет-нет, в лицо не знают, – заверил Френсик. – Видите ли, все дела он ведет через нас и в Лондон явиться не может, так что это останется между нами троими. Никто другой не узнает.

Пипер с ухмылкой опустил взгляд на спагетти. Как все просто и ясно. Вот оно, признание, рукой подать. Он посмотрел Соне прямо в лицо.

– Ну что ж. В любви и на войне все средства хороши, – сказал он, и Соня улыбнулась ему, поднимая бокал.

– Выпьем за это, – сказала она.

– За новоявленного писателя, – сказал Френсик. Они выпили. К ночи, на квартире у Френсика, Пипер подписал два договора. Первым из них «Поиски утраченного детства» предоставлялись Коркадилам за аванс в тысячу фунтов. Второй выражал согласие Питера Пипера, автора романа «Девства ради помедлите о мужчины», на рекламное турне по Соединенным Штатам.

– С одним условием, – сказал виновник торжества, когда Френсик откупоривал по этому случаю бутылку шампанского.

– С каким? – спросил Френсик.

– Что мисс Футл поедет со мною, – сказал Пипер. Пробке; выстрелила в потолок. Соня, разлегшаяся на тахте, весело рассмеялась.

– Я «за», – сказала она.

Френсик был тоже «за». Вскоре он переволок осоловелого Пипера в другую комнату и уложил его на постель. Во сне Пипер блаженно улыбался.

Проснувшись наутро, Пипер лежал и млел в тихом ликовании. Его публикуют. Он едет в Америку. Он влюблен. Все его мечтания сбылись разом, как по волшебству. И совесть Пипера не грызла. Он встал, пошел в ванную и одобрительно поглядел на свое отражение: в нем явно проступали черты, прежде незаметные. Что он был обязан своим нечаянным счастьем чужому остеохондрозу – это он уже перешагнул. Гений его заслужил награду и вот получил ее. Долгие годы разочарований несколько притупили принципы, вдохновлявшие его ненапечатанные романы. К тому же недавно ему подвернулась автобиография Бенвенуто Челлини. «Каждый в долгу перед своим талантом», – сказал Пипер, бреясь, затуманенному отражению, мысленно добавив, что упускать удачу – значит пренебрегать фортуной. Да, и ведь еще Соня Футл!

Пипер был столь предан своему таланту, что на чувства к живым людям у него времени почти не оставалось, а какое было – тратилось на увиливание от хищных незамужних хозяек пансионов и на смутное обожание их молоденьких постоялиц. И все девушки, которые ему попадались, со второго слова обнаруживали полное безразличие к литературе. Пипер берег себя для великой любви, такой же, какая обуревала персонажей читанных им великих романов: для общения облагороженных умов. И Соня Футл, чувствовал он, была та самая женщина, которая его поистине оценила и с которой он мог установить подлинные отношения. Последние сомнения насчет поездки в Америку чьим-то дублером отпадали, раз Соня едет с ним. Пипер добрился, пошел на кухню и прочел записку от Френсика: он, мол, ушел в контору, а Пипер чтобы устраивался как дома. Пипер стал устраиваться как дома. Он позавтракал и понес свои дневник с бутылкой полуиспарившихся чернил в кабинет Френсика, где, за широким письменным столом, принялся выписывать лучезарный образ Сони Футл.

В отличие от Пипера, Френсик был настроен вовсе не лучезарно.

– Того и гляди, лопнет все это дело, – сказал он прибывшей Соне. – Ну, напоили мы бедолагу, ну, подписал он договор, а вот теперь возьмет да откажется, что тогда?

– Я ему откажусь, – сказала Соня. – Он у нас нынче получит аванс за поездку, а ты веди его к Коркадилам, кончай с договором на «Поиски». Пришьем намертво.

– Такую бы речь да в уста Хатчмейеру, – сказал Френсик. – Ишь ты, пришьем, говоришь, намертво. Опорное слово – намертво. М-да, а у меня, видишь ли, сомнения.

– Да ведь для него же стараемся, – сказала Соня, – Единственный способ протолкнуть «Поиски» в печать: ты что, знаешь другой? Френсик кивнул в знак согласия: не знает.

– У Джефри будет припадок, когда он увидит, что ему всучили. «Волшебную гору» в Ист-Финчли – это же глаза на лоб полезут! Почитала бы ты Пипера под Конрада в том же самом Ист-Финчли, поняла бы, чем торгуешь.

– Я подожду рецензий, – сказала Соня. – Пока что мы худо-бедно отхватили четверть миллиона, фунтов, Френзи, не каких-нибудь вшивых долларов. Ты об этом подумай.

– Я об этом и думаю, – сказал френсик. – А ты, наоборот, прикинь, что будет, если дело сорвется. Мы ведь в безработные попадем.

– Ничего не сорвется. Я тут звонила Элеоноре Бизли, заведующей телепрограммой «Книги, которые вы прочтете». С нею у нас расчеты особые. Так вот она согласилась втиснуть Пипера на будущей неделе…

– Нет, – сказал Френсик. – Этого не будет. Не дам я тебе Пипера никуда втискивать.

– Слушай, лапочка, – сказала Соня, – давай ковать железо, пока горячо. Заявит Пипер на всю Англию, что он автор «Девства» – и вляпался обеими ногами.

Френсик бросил на нее осуждающий взгляд.

– Вляпался обеими ногами? Чудесно. Ай да мы, не хуже мафии. И пожалуйста, не зови меня «лапочкой». Как угодно, только не «лапочкой». А насчет заявлений на всю Англию – как, по-твоему, это очень понравится Кэдволладайну и его безымянному клиенту?

– Кэдволладайн в принципе согласился на дублера, – сказала Соня. – Какие у него могут быть претензии?

– Есть, знаешь ли, разница между «в принципе» и «на деле», – заметил Френсик. – Он всего-то навсего обещал снестись по этому поводу с клиентом.

– Ну и что же?

– Пока ничего, – сказал Френсик, – и я даже как-то надеюсь, что тот запретит. По крайней мере хоть перестану разрываться между совестью и корыстью.

Но не суждено ему было перестать разрываться. Через полчаса пришла телеграмма:

– Теперь что хотим, то и делаем, – сказала Соня. – Пойду соглашусь за Пипера выступать в среду и попробую устроить очерк о нем в «Гардиан». А ты давай к Джефри, чтоб сегодня обстряпать договор на «Поиски».

– Не так-то это просто, – сказал Френсик. – Джефри ведь думает, что Пипер написал «Девство», а Пипер «Девства» не только не писал, но даже и не читал…

– Вот и поведи его обедать, поднакачай, а там уж…

– Слушай, – сказал Френсик, – ты, может, это – займешься киднэппингом? У тебя получится.

Между тем Пипера вовсе не нужно было накачивать. Он пребывал в блаженном состоянии духа, обосновался у Сони в кабинете и многозначительно поглядывал на нее, пока она звонила туда-сюда, предлагая ежедневным газетам интервью с автором проданного за неслыханную цену романа «Девства ради помедлите о мужчины». По соседству Френсик занимался обычными делами. Он позвонил Джефри Коркадилу, договорился, что Пипер подъедет во второй половине дня, рассеянно выслушал скулеж двух авторов, бившихся над сюжетом, постарался их убедить, что все образуется, и отмахивался от своей интуиции, которая подсказывала ему, что с Пипером фирма «Френсик и Футл» зарвалась, Наконец, когда Пипер пошел в уборную, Френсик перехватил Соню.