«Кота». — На обед?

— Нет, как домашнего питомца. Разумеется, это должен быть мертвый кот. Позволь мне взять ее за ноги, а ты берись за руки. Может быть, около очага она отогреется и оживет.

— Ты в это веришь?

— Нет.

Это была его идея. Поглядите, что получилось. — Хватка, — прошептал он. — Извини. Извини меня.

— Белого.

— Что?

— Белого кота. Белого мертвого кота, сержант.

«О да, Раэст. Нашпигованного долбашками. Получай, треклятый урод.

Вот дерьмо. Нас выбивают. Осталось двое. Всего двое…»

— Никогда не заключай сделок с мертвецами. Они хотят то, что имеешь ты, и ради этого отдадут то, что имеют сами. Твою жизнь в обмен на их смерть. Так как они мертвы, то схваченная жизнь, само собою, протекает сквозь костистые пальцы. В проигрыше и ты, и они.

— Как мило с твоей стороны, Шептун, — сказал Барук. — По правде говоря, не припомню, когда ты бывал так разговорчив.

Призрак стоял в проеме двери своей башни. — Происходит борьба между желанием сомкнуть призрачные пальцы на твоем горле, Верховный Алхимик, и стремлением послужить нашему славному городу. Нужно также отметить, что возвращение Тирана способно положить конец даже той ограниченной свободе, коей я располагаю, ибо он сразу поработит меня. Таким образом, личный интерес и альтруизм оказались в союзе, противоестественном, но вполне способным подавить врожденную кровожадность.

— Спорные положения, — отвечал Барук, сплетая пальцы на животе, — ибо я не намерен оказываться в пределах досягаемости твоей гибельной хватки. Нет, я останусь здесь, во дворе.

— Тоже хорошо. Его не мели уже сотни лет.

— В городе появились силы… — чуть помедлив, продолжил Барук. — Силы могучие и непредсказуемые. Угроза…

— Хватит, — оборвал его Шептун. — Ты хорошо знаешь, зачем все эти силы явились в город, Верховный Алхимик, ибо ты сам призвал почти всех. Что до остальных… что же, они мало чем могут тебя удивить. Они … необходимы. Так что кончай увиливать.

— Не все, что гам грозит, вызвано мною, — возразил Барук. — Ты знаешь, что Леди Зависть и Сестра Злоба здесь? Дочерей Драконуса никто не звал. По крайней мере, я. Одна — уже плохо? но две сразу… — Он покачал головой. — Боюсь, они оставят от города груду дымящейся золы, дай только повод.

— Так сделай что-то, исключающее подобный исход.

— Предложения есть?

— Никаких.

— Одна из них нанесла тебе визит?

— Ты испытываешь пределы моего альтруизма, Верховный Алхимик. Разумеется, Леди Зависть меня посещала, и не раз.

— Она знает, что сестра здесь?

— Вероятно.

— Чего хочет Зависть, Шептун?

— Того, что хотела всегда, Верховный Алхимик.

Барук хрипло вздохнул и отвернулся. — Ей нельзя.

— Советую нанести ей визит. Она живет на…

— Я знаю, где она живет. Спасибо. А теперь скажи: ты слышал о самозваном Верховном Жреце Увечного Бога, занявшем брошенный храм Фенера? Ты знаешь, что его паства растет день ото дня?

— Ничего не знал. Неужели ты удивлен?

— Падший — на редкость неприятное осложнение.

— Наследие тех, кто действовал, не понимая полного смысла своих действий. Да, безрассудные колдуны заплатили жизнями, тем самым избежав заслуженного наказания. Тебе не кажется, что это кое-кого очень огорчило?

Барук снова поглядел на духа. Глаза его сузились.

Шептун повел призрачной рукой: — Так много… наследий.

— Точно подмечено, Некромант. Хотя ты сам видишь, что я ответственности не избегаю.

— Верно, иначе давно бы бросился в мои объятия. Или придумал бы выход более изысканный, как сделали твои дружки по Кабалу в ночь, когда Воркана шла в тенях…

Барук вытаращил глаза. И вздохнул: — А я всегда поражался: почему мои товарищи той ночью вдруг оказались такими неловкими? Хотя искусство Ворканы весьма … впечатляет. — Он помолчал. Подумал кое о чем. — Шептун, Воркана приходила к тебе?

— Нет. Зачем бы ей?

Барук вдруг замерз. — Той ночью она не пыталась ничего… обсудить со мной.

— Может быть, знала, что ты ответишь.

— Как и Дерудан.

— Несомненно.

— Но остальные…

Шептун молчал.

Барука подташнивало. Дела в городе слишком перепутались. О, он понимал, что все они идут по очень узкому мосту, и зияющая бездна нашептывает сладкие призывы к сдаче. Кажется, дальний конец моста становится все уже, все дальше, теряется в тумане. Каждый шаг труднее предыдущего, а пролеты готовы рассыпаться под ногами…

Он мог понять товарищей по Кабалу, мог понять идеально легкий выход, предложенный Ворканой. И еще он помнит откровенное обещание на ее лице той ночью, давней ночью — его до сих пор преследуют воспоминания о взоре, в котором читалась простота предательства. Похоже, контракт с Малазанской Империей всего лишь дал ей повод осуществить то, чего она желала всегда: уничтожить всех магов Даруджистана.

Он мог бы спросить — за что; но Воркана всегда держала мнения при себе. Она ничего не задолжала ему… и это не изменилось и сегодня.

— Тебе лучше уйти, — скал Шептун, нарушив ход мыслей алхимика.

Барук заморгал: — Почему?

— Твое молчание меня раздражает.

— Извини, Шептун, — ответил алхимик. — Еще одно, и я уйду. Риск твоего порабощения вполне реален, и это не зависит от времени возвращения Тирана, ведь его агенты в городе уже работают над злосчастным воскрешением. Они могут решить…

— И ты вообразил, что они могут преуспеть?

— Есть такая возможность, Шептун.

Дух помолчал, затем сказал: — Твой совет?

— Я приставлю к башне одного из своих наблюдателей. Он возвестит тревогу, если на тебя предпримут покушение.

— Предлагаешь вмешаться ради моей защиты, Верховный Алхимик?

— Да.

— Принимаю с условием, что это не будет считаться долгом.

— Разумеется.

— Тебе хотелось бы, чтобы я остался… нейтральным. Понимаю. Лучше так, чем видеть меня врагом.

— Когда-то ты был весьма могучим колдуном…

— Чепуха. Я был посредственностью. Был фатально неосторожен. И все же никому не захочется видеть меня на побегушках у злейшего врага. Посылай стража, согласен — только назови его имя, чтобы я мог позвать на помощь.

— Чилбес.

— Ох, — сказал Шептун. — Этот…

Возвращаясь в имение, Барук вспоминал последнюю встречу с Ворканой — несколькими ночами после ее воскрешения. Она вошла в комнату с привычной кошачьей грацией. Она успела исцелить полученные годы назад раны, нашла новую одежду, чистую, свободного покроя (что казалось не соответствующим ее профессии).

Он, стоявший у камина, небрежно поклонился, чтобы скрыть трепет. — Воркана.

— Извиняться не буду, — сказала она.

— Я и не прошу.

— У нас проблема, Барук, — продолжила она, проходя в комнату и наливая вина. — Это не вопрос предотвращения, ведь мы не сможем остановить грядущее. Вопрос в том, какую позицию мы займем.

— То есть обеспечим ли себе выживание.

Она слабо улыбнулась. — Не в выживании вопрос. В нас, троих последних из Кабала, будет нужда. Как было раньше, так будет и теперь. Я говорю скорее о степени комфорта.

В глазах Барука сверкнул гнев: — Комфорт? Какой в нем прок, если мы потеряем свободу?

Колдунья фыркнула: — Свобода — любимое требование лентяев. Давай же признаем, Барук: мы — лентяи. Но сейчас нам грозит конец лености. Какая трагедия! — Взор ее стал тверже. — Я намерена сохранить привилегированный статус…

— В качестве Хозяйки Гильдии Ассасинов? Воркана, в этой гильдии не будет потребности. Ее вообще не будет…

— Забудь о Гильдии. Она мне не интересна. Она была лишь функцией бюрократической машины города, и дни ее сочтены.

— Поэтому ты отослала дочь?

В глазах Ворканы мелькнуло искреннее раздражение. Она отвернулась. — Мои причины — вовсе не твоя забота, Верховный Алхимик. — Тон стал угрожающим: — Не лезь не в свое дело, старик.

— Тогда какую же роль, — удивился Барук, — ты отводишь себе в новом Даруджистане?