— Я подумываю передать мою долю в школе, — сказала Стонни. — Тебе.

Он удивленно повернул голову: — Я не приму.

— Тогда будешь дураком. Хотя я так и знала. Ты подошел бы лучше. Был бы лучшим учителем. Я с трудом поддерживала в себе интерес с самого начала — все было только ради денег. Сейчас я вижу, что готова все бросить. Я не забочусь о школе и учениках, даже о самых способных вроде Нома. Честно говоря, мне ни до чего нет дела.

«Даже до тебя, Муриллио». Да, он расслышал невысказанные слова. Ну, похоже, она готова его прогнать. Как ни мил он ей в качестве партнера игры в самоистязание, для полного саморазрушения нужно одиночество. Изоляция — не просто защитный механизм: оно служит для подготовки к наказаниям более серьезным, а венцом их обычно является самоубийство. Со своей позиции она может видеть изгнание Муриллио как милость. Увы, это самая несносная форма жалости к себе.

Он отдал сердце не той женщине. «Расчет времени, Беллам Ном, это всё. В мечом в руке.

С любовью в руках.

Да ладно. Я понял это, орудуя рапирой».

— Не принимайте поспешных решений, — сказал он. — У меня осталось одно средство… «Не очень приятное, но тебе лучше не знать».

Стонни просто отвернулась. — Тогда до завтра.

Многие люди, пропитавшись за прожитые годы жесткой негибкостью, приобретают страх перед незнакомыми местами, хотя в то же время жаждут каких-то перемен в жизни, чего-то нового. «Новое» для них — мир фантастический, бесформенный, являющийся ответом на смутные мечты; для него характерно скорее отсутствие старого, нежели присутствие нового. Он — соединение эмоций и игр завистливого воображения, и точное местоположение тут не важно. Попасть в этот мир возможно лишь путем ломки обыденной ситуации, мучительных дерзаний — и как тут не родиться стражу?

А некоторые решают вообще ничего не менять. Некоторые отрицают даже самые разумные перемены.

В «К’рул-баре» бывший солдат малазанской империи Дымка стояла над бесчувственным телом любовницы; за ее спиной ходил взад и вперед Дергунчик, бормоча под нос самообвинения, перемежающиеся взрывами ругательств на полудюжине языков.

Дымка понимала, что же подвигло Хватку на роковой шаг. Но это нисколько не уменьшало ее ярости. Тот же целитель Высшего Денала, что пользовал ее, внимательно осмотрел Хватку, едва Дергунчик привез ее на телеге — и смог лишь подтвердить, что сделать ничего нельзя. Или Хватка очнется, или нет. Дух ее вырван из тела и ныне блуждает неведомо где.

Целитель ушел. Внизу, в главном заде Дюкер и Сциллара сидели в компании призраков. Посетителей почти не было. Дымка, хотя была еще слаба, принялась собирать оружие и доспехи. Дергунчик вышел вслед за ней в коридор. — Что ты задумала? — спросил он, дыша ей в спину.

— Сама не знаю, — бросила она, входя в свою комнатку и бросая кольчугу на кровать. Затем она стянула рубаху и принялась искать стеганое белье.

Глаза Дергунчика выпучились еще сильнее, когда он смог увидеть ее груди, небольшую выпуклость живота, сладкое…

— Ты мне поможешь застегнуться, — сказала она.

— Ух ты… Да. Ладно. А как насчет меня?

Она уделила ему мгновенный взгляд. — Ты решил помочь?

Он зарычал в ответ.

— Хорошо. Пойдем за арбалетами, захватим еще кучу болтов. Ты будешь меня прикрывать, пока это возможно. Выйдем порознь.

— Так точно, Дымка.

Она подняла кольчугу над головой, просунула руки в жесткие рукава.

Дергунчик открыл сундук, вытащив из-под кровати? и принялся ворошить содержимое, ища полосы черной ткани, которыми можно будет прочнее примотать кольчугу к телу Дымки. — Боги, женщина! Для чего тебе все эти тряпки?

— Для банкетов и званых вечеров, разумеется.

— Женщина, ты ни на одном за всю жизню не была.

— Вероятность существует всегда, Дергун. Да, вон те. Проверь, есть ли там крючки.

— Как ты хочешь найти гнездо?

— Просто, — ответила она. — Не знаю, почему мы сразу не подумали. Имя, что назвала Хватка, имя, которое слышал Джагут. — Она выбрала в качестве оружия пару длинных виканских ножей, надела ремень, опустив его пониже. Послала Дергунчику суровую улыбку. — Я собираюсь спросить Угря.

Это вряд ли можно назвать дыханием. Скорее его разбудил запах смерти, сухой, всего лишь отзвук смрадного гниения, свойственного костяку зверя в высокой траве, высохшему, однако еще окруженному облаком удушливой вони. Открыв глаза, Каллор обнаружил, что смотрит на огромную гнилую голову дракона, что длинные клыки и сморщенные десны почти касаются его лица.

Утренний свет притух; казалось, отброшенная драконом тень извивается, словно раздуваемая столетиями утраченного дыхания. Когда бешеный стук сердца начал замедляться, Каллор повернулся набок — змеиная голова дракона чуть склонилась, наблюдая его движения — и осторожно встал, не поднося руки к мечу, лежавшему около его подстилки. — Я не просил компании, — сказал он, скривив губы.

Дракон отвел голову, треща чешуей, изогнул змеиную шею и сел, дважды взмахнув крыльями.

Каллор видел грязь, скопившуюся в складках суставов чудовища. Передняя лапа покрыта сетью тонких корней — бесцветной насмешкой на спавшиеся кровеносные сосуды. В темных ямах под изогнутыми надбровными дугами остался лишь намек на глаза — серые и черные ошметки плоти, не способные передавать эмоции или намерения; и все же Каллор ощутил взор неупокоенного дракона столь же отчетливо, словно тот провел акульей кожей по его лицу.

— Ты проделал, подозреваю, — начал он, — непростой путь. Но я не для тебя. Я ничего не могу тебе дать, даже если бы и хотел — а я не хочу. И не воображай, что я стану заключать с тобой сделки, какими бы не были твои алчные планы.

Он оглянулся на разбитую вчера стоянку и увидел, что костерок еще курится дымом над пригоршней углей. — Я голоден и хочу пить. А ты можешь идти куда захочешь.

Вибрирующий голос дракона раздался внутри черепа Каллора. — Ты не можешь знать моей боли.

Воин хмыкнул: — Ты не можешь испытывать боли. Ты мертв и, похоже, тебя успели похоронить. Давным-давно.

— Душа корчится. В ней отчаяние. Я сломлен.

Каллор подбросил в костер несколько кусков бычьего навоза и поднял голову: — А мне все равно.

— Я мечтал о троне.

Внимание Каллора обострилось, он принялся размышлять. — Ты хочешь найти хозяина? Непохоже на ваш род. — Он потряс головой. — Трудно поверить.

— Потому что не понимаешь. Никто из вас не понимает. Есть так много вещей превыше вас. Ты хочешь сделаться Королем-в-Цепях. Так что не смейся над ищущими хозяина, Верховный Король Каллор.