— Оставить его Аномандеру, да?

Он поглядел на Скиньтика: — Нет. Слишком многого мы не знаем. Мы… не знаем ситуации в Черном Коралле. Может, они… уязвимы. Вообще ничего не знаем. Слишком опасно полагать, будто кто-нибудь другой решит наши проблемы.

Теперь все не сводили с него глаз.

— Ничего не изменилось, — продолжал он. — Если он хотя бы шевельнется… мы должны ударить первыми. Должны выбрать место, нужный момент. Ничего не изменилось, вы понимаете?

Кивки. Странные, тревожащие выражения всех лиц, кроме лица Аранаты. Ее он не смог прочитать. — Я выразился ясно?

Скиньтик моргнул, как будто удивившись. — Ты ясен как день, Нимандер. Не пора ли двигаться, как считаешь?

«Что… что только что тут произошло?» Ответа он не знал. Нимандер, снедаемый беспокойством, двинулся по тропе.

Остальные за ним.

Ненанда потянул Скиньтика за куртку, заставляя замедлить шаг, и прошипел: — Как, Скинь? Как ему удалось? Мы готовы были… а теперь вдруг, он просто, он просто…

— Снова взял нас в руки. Да.

— Как?

Скиньтик просто покачал головой. Он не верил, что сумеет найти нужные слова — ни для Ненанды, ни для остальных. «Он ведет. Никто из нас ничего не понимает в путях лидерства. Никогда не поймет.

Поглядев в его глаза, я увидел такую решимость, что онемел.

Отсутствие сомнений? Нет, ничего столь эгоистического. В Нимандере полно сомнений, их так много, что он потерял страх. Принимает сомнения так же легко, как всё иное. В этом секрет? В этом суть величия?

Он ведет. Мы следуем. Он снова взял нас в руки и снова мы стояли молча, находя в себе то, что он дает нам — решимость, волю в действию — и онемев от этого.

О, чего я тут нагородил! Мы всего лишь детишки, всё это глупые, бессмысленные игры детей!»

— Он убил Кедевисс, — шепнул Ненанда.

— Да.

— И Нимандер заставит его ответить.

«Да».

Жрикрыс распластался в грязи, следя за приближавшейся к лагерю цепочкой новых паломников. По большей части вначале их внимание приковывал курган — груда богатств, которых хватило бы на выкуп императора — но по мере приближения к развалинам на лицах пилигримов появлялись сомнения, как будто происходящее здесь шептало о неправильности. Почти все вымокли под дождем, отупели от долгого, полного лишений пути. Чувство тревоги пробуждалось не сразу.

Маг наблюдал, как заблестели их глаза, когда из тумана и дыма выступили детали. Труп в канаве, кучи гнилых одежд, сломанная колыбель и четыре вороны, усевшиеся на неподвижное тельце в пеленках. Ведущая к кургану тропа заросла сорняками. Здесь всё не так, всё нехорошо.

Многие готовы бежать. В этих сохранился здоровый страх перед порчей. Но очень многих паломников привела сюда духовная жажда, отчаянная нужда — именно она превращает людей в пилигримов. Они заблудились, они хотят быть найденными. Кто сможет отказаться от первого глотка келика, от знаменитого напитка, от нектара, уносящего прочь… всё?

Возможно, таких окажется больше, чем среди приходивших ранее. Они узрели знаки деградации, растущего пренебрежения к высшим качествам человеческой души, которые почитает Искупитель. Жрикрыс видел, как люди колеблются, особенно сейчас, когда последний любитель келика бегает между ними, предлагая каждому кувшин мерзкого пойла.

— Искупитель пьет до дна! — бормотал он без остановки.

Ну, не совсем. Но время это близится, у Жрикрыса почти не осталось сомнений. Подумав так, он зашевелился и перевел взгляд на тонкую высокую башню, поднимающуюся над городом. Нет, с такого расстояния он не увидит ее, особенно в дурную погоду … но он может вообразить глаза — вечно открытые глаза. Ох, он давно знает драконицу, он помнит собственный ужас перед тварью, машущей крыльями над верхушками деревьев Моттского Леса, над Черным Псом, помнит, какими опустошительными были ее нападения. Если Искупитель падет, она атакует лагерь, курган, всё и всех. Будет огонь, огонь, не нуждающийся в топливе, всепожирающий.

А потом может появиться сам Аномандер Рейк, шагая по руинам с мечом в руках. Он заберет жизнь бога — ту жизнь, что ему досталась.

Содрогаясь от сырости, он встал, натянул волглый плащ. Градизен, наверное, ищет его, желает узнать, что высмотрели в городе бесчисленные глазки слуг Жрикрыса. Но ему мало что удастся доложить. Тисте Анди почти не показываются — но так было всегда; они пробуждаются лишь при необходимости. Сам он проснулся с тупой головной болью, с мерзкой пульсацией за глазными яблоками — погода, низкое давление… Даже крысы лагеря стали странно нервными, слишком юркими, ему с трудом удается набросить на них свою волю.

Нет, Градизен ему не интересен. Этот тип с поразительной скоростью превратился из ловца удачи в фанатика. Жрикрыс понимает первое состояние, а вот последнее его озадачивает. И пугает.

Лучший способ разминуться с Градизеном — сходить к Черному Кораллу. Благость вечной тьмы оказывается слишком горькой для поклонников Сэманкелика.

Он зашлепал по реке грязи глубиной в локоть, в которую превратился ведущий в Ночь тракт.

Где-то рядом вдруг заорал кот; Жрикрыс задрожал, ощутив охватившую всех крыс панику. Потом одернул себя и продолжил путь.

Вскоре он заметил, что кто-то идет следом — наверное, пилигрим, оказавшийся достаточно умным, чтобы не входить в лагерь и отправившийся на поиски гостиницы. Жажду спасения в нем превозмогло чувство тошнотного отвращения.

«Не должен верующий приходить по воле своей». Так сказала однажды Верховная Жрица Селинд, прежде чем Градизен уничтожил ее. Жрикрыс помнил, как удивлялся этим словам. Но теперь он в точности понял, что она имела в виду.

Рожденная жаждой вера достойна лишь презрения, ведь возникает она из самолюбия. Людям хочется, чтобы кто-то наполнял их кубок, а чем именно — неважно. Нет, откровение не следует искать, не следует идти к нему путем самобичеваний и медитаций. Оно должно снисходить нежданно, даже нежеланно. «Не верьте легко уверовавшим». Да уж, это была странная Жрица.

Еще он помнит одну ночь, когда…

Холодное лезвие коснулось горла.

— Не шевелись, — проскрипел кто-то за спиной. Жрикрыс не сразу сообразил, что сказано это по- малазански.

— Думал, я не вычислю тебя, солдат?

Холодный пот сражался с жаром от шерстяной одежды. Жрикрыс задыхался. — Дыханье Худа, просто зарежь меня, и все дела!

— Сильное искушение, это верно.

— Чудно. Давай. Я приготовил проклятие…

Малазанин фыркнул. Вдали залаяли собаки. — Это будет большой ошибкой.

Головная боль усилилась. Жрикрыс ощутил, как нечто прокрадывается в ноздри. В воздухе повисла вонь, но он не узнавал ее. Звериная… как будто от паленой шкуры… — Боги подлые, — простонал он. — Штырь?

— Да, слава бежит впереди меня. Прости, твоего имени не помню, как и взвода. Но ты был Сжигателем — это точно. Пропал на севере, записан в погибшие — но нет, ты дезертировал, сбежал от боевых товарищей.

— Каких товарищей? Все они убиты. Все мои друзья убиты. С меня хватит, Штырь. Нас перемололи в тех болотах. Да, я ушел. Лучше было остаться, чтобы погибнуть под Кораллом?

— Не все там погибли, солдат…

— Ничего такого не слышал. Сжигателей больше нет. Конец им.

Нож отошел от шеи. Жрикрыс повернулся и уставился на невысокого лысого человека, на печально знаменитую власяницу… дыханье Худа, как воняет! — Вот что мне интересно — что ты здесь делаешь? Живой? Без мундира?

— Даджек поглядел на нас — на горстку выживших — и внес в список павших. Отослал восвояси.

— И ты…

— Я решился на паломничество. Искупитель… видишь ли, я встречал Итковиана. Видел Капустан. Я был здесь, когда насыпался курган — в нем есть и мой жулек.

— Жулек?!

Штырь скривился: — И ты должен был быть там, солдат.

— Жрикрыс. Теперь это мое имя.

— Утри кровь с носа, Жрикрыс.

— Слушай, Штырь — слушай хорошенько — тебе не должно быть дела до Искупителя. Не сейчас. Ты не убил меня, так что отвечаю взаимностью. Беги со всех ног. Беги как можно дальше. — Он помедлил. — А откуда ты вообще пришел?