Он снял котомку с плеча, вынул из нее тряпицу и, осторожно развернув, вынул маленький бриллиант.

— Нам лошадей купить надобно и товару кой-какого. Сколько дашь за него?

Парвез осторожно взял камень, повертел в пальцах, затем посмотрел на свет, проверил на пробном брусочке и положил на маленькие весы. Взвесив, он еще раз внимательно осмотрел бриллиант и сказал:

— Сто тысяч рупий! — и он уставился на Григория черными глазами.

— Ух ты! Пресвятая Богородица! Зело много, на все хватит! — Семенов перекрестился.

Потом схватил за руки Дарью и Дангу.

— Слышали, дети мои? Сто тысяч! Все у нас таперича будет. Откроем дело. Будем торговать. А коли Господь расположит, — будет прибыток и домой махнем, а?

— Ой, как домой-то хочется, дядя Григорий, — радостно ответила Дарья.

— А где дом Дангу? — грустно спросил юноша.

— Дак в Москве все твои родичи проживают. А в Новгородчине имение твоего батюшки князя Боголюбова. Ладно, потом поговорим об этом, дети, — заключил Григорий.

Парвез ждал, вежливо наклонив голову, и не вмешивался в разговор гостей. А когда они замолчали, спросил Григория:

— Бабуджи согласен?

— Да, мухтарам!

Парвез удовлетворенно кивнул.

— Эй, Нанди! — Он повернулся к бордовой бархатной занавеске за своей спиной. Из-за полога высунулась бритая голова юноши-слуги. — Подай гостям фрукты.

Через несколько секунд бритоголовый юноша поставил перед русскими блюдо с виноградом и яблоками и неслышно исчез.

Гости принялись за угощение, а ювелир, прищурив глаза, внимательно посмотрел на Григория и жестко сказал:

— Бабуджи! Покажи, ради Аллаха всемогущего, все, что у тебя есть. Я куплю у тебя этот бриллиант только тогда, когда ты покажешь остальное. В этой тряпице у тебя завернуто еще что-то, — и он снова начал сверлить Григория своими черными пронзительными глазами.

Григорий поперхнулся виноградом:

— Ах ты, бусурманская лиса! — в сердцах вырвалось у него по-русски.

В его планы не входило показывать большой бриллиант. Но хитрый и наблюдательный ювелир, видимо, заметил его через дырки в тряпке.

Григорий нехотя развернул тряпицу, и в лавке словно вспыхнуло яркое солнце. Парвез охнул и осел на ковер.

— Чудо, чудо! — только и повторял он.

Дрожащей от волнения рукой ювелир взял бриллиант и начал внимательно его рассматривать.

— Какая чистейшая вода! Прекрасно! Какие размеры! Я такого никогда не видел! Он достоин быть в сокровищнице самого делийского падишаха несравненного Фарруха Сийяра! И защищать его!

От возбуждения толстое лицо Парвеза раскраснелось.

— Бабуджи! — Он повернулся к Григорию. — Это замечательный камень. Он стоит целого царства! У меня нет денег, чтобы купить его у тебя. Если ты захочешь его продать, это может сделать только великий защитник правоверных сам несравненный падишах Фаррух Сийяр. А кстати, откуда у тебя это сокровище?

Ювелир уже пришел в себя, и его глаза снова подозрительно засверлили Григория.

— Может быть, ты его украл, а? И тогда тебе несдобровать! Да и мне тоже. Ведь я личный поставщик ювелирных изделий субедара Кашмира эмира Мансур-хана! Если он узнает, что я видел этот камень и не доложил ему, то что тогда? — Лицо Парвеза посуровело. — Такие бриллианты на дороге не валяются. Они всегда принадлежат владыкам. Их место в сокровищнице раджи или падишаха. А ты простой купец.

Он на секунду замолчал, не спуская глаз с Григория, а потом продолжал:

— Бабуджи! Не так давно я был по делам в Дели и встречался со своим другом Сулейманом, личным ювелиром защитника правоверных, несравненного падишаха Фарруха Сийяра, и он рассказал мне вот какую историю:

«Один метельщик по имени Сурдас мел как-то полы во дворце Несравненного и нашел бриллиантовый медальон. Он был очень бедным, а потому страшно обрадовался такому богатству. Потихоньку унес медальон домой, выковырял один бриллиант и продал за хорошие деньги купцу по имени Мурад. Стал есть и пить досыта, деньги давать без счета всем соседям. И в конце концов разболтал о своей находке. Соглядатаи донесли мне, а я немедленно доложил Несравненному, да благословит его Аллах!

Несравненный разгневался, приказал схватить и привести к нему метельщика и купца…»

Тут Парвез остановился и спросил:

— Все ли тебе понятно, фаренги? Ты понимаешь, что тебе грозит?

— Да, мухтарам! — спокойно ответил Григорий.

— Слушай же дальше и не забывай про фрукты. И вы тоже! — Он махнул рукой Дарье и Дангу. — Арэ! Нанди! Добавь еще! — И ювелир продолжил рассказывать дальше:

«…Несравненный спросил грозно метельщика:

— Как ты смел присвоить медальон, на котором начертано мое имя?

— Я неграмотный и не мог прочитать, что на нем написано. А взял я его потому, что нужда да горе меня замучили!

— А ты почему не сказал мне? — обратился Несравненный к купцу.

— Я медальона не видел и купил только камень. На нем ведь не было начертано твое имя, хузур!

И тогда Несравненный сказал мне:

— Ты хорошо сделал, что доложил мне. Да будет Аллах доволен тобой! Но что же мы будем делать с ними?

— И я рассудил так, — сказал мне в заключение мой друг Сулейман. — Нет в этом деле чьей-либо вины. Что осуждать нищего и неграмотного метельщика? Бедность толкает людей на воровство, а он нашел — разве кто-нибудь отдает найденное? Да и купца, камень купившего, тоже не следует осуждать. Он правду сказал!

Несравненный согласился со мной, забрал у купца камень, у носильщика медальон и отпустил их с миром».

Парвез отщипнул виноградину, положил в рот, пожевал и добавил:

— А что мы будем делать с тобой, бабуджи?

Григорий усмехнулся:

— Ничего! Я не украл этот бриллиант. Я действительно простой купец, но я честный человек. Вот законный владетель бриллиантов! — он показал на Дангу. — Это расейский княжич Никита Боголюбов, по-вашему — раджа. Никитка! Покажи мухтараму свой медальон.

Дангу вытащил его из-под серапы, щелкнул крышкой и поднес к лицу опешившего Парвеза.

— Вот, мухтарам! Тут, — продолжал Григорий, — гравировка кириллицей, ну, буквы такие расейские, читаю: — «Сего владетель есмь Никита Боголюбов, князев сын, рожден 5 дня сентября 1697 — го». Если нужны еще доказательства, я могу представить!

— Нет, нет! Что ты! — замахал руками Парвез. — Этого достаточно, я верю!

— Его батюшка — князь, служил нашему царю императору Петру Алексеевичу и был когда-то послан посольством к Великому Моголу Аурангзебу. Да погиб, видать, в пути на перевале Зоджи-Ла. Царствие ему небесное!

— Аллах велик! Аллах велик! — Парвез молитвенно сложил руки, потом развел их и поклонился Дангу: — Да простит меня хузур! Твоя воля для меня закон!

— Бабуджи! — повернулся он к Григорию. — Я хочу, чтобы ты и твои знатные спутники были сегодня моими гостями. Мы сделали хорошее дело. Я покажу вам Шринагар, а завтра утром ты получишь деньги за бриллиант.

— Ну это можно! Ладно! — ответил Григорий и перевел предложение Парвеза Дангу и Дарье. Те радостно закивали. Молодость всегда жаждет новых впечатлений и не упускает возможности получить от жизни удовольствие.

Парвез хлопнул в ладоши и, когда слуга Нанди почтительно вытянулся перед ним, сказал ему строго:

— Покажи этим фаренги Шринагар. Возьми нашу лодку, покатай по озеру и каналам. Охране Шалимар Баг предъяви мой пропуск — парвану, они тебя пропустят. А потом отвези в караван-сарай Кальяни. Я распоряжусь, чтобы им приготовили там две комнаты и хороший ужин.

Через несколько минут, пробравшись сквозь сутолоку шумного базара, наши друзья подошли к берегу Джелама, аккуратно выложенному плитами из известняка. К воде вела красивая каменная лестница, у края которой покачивалась на легких волнах большая белая остроносая лодка — дунга с уютной беседкой, крыша которой была задрапирована полосатой красно-серой тканью с длинными свисающими оборками так, что внутри всегда царили тень и прохлада.

С лестницы Нанди что-то крикнул, и из лодки выглянул старый ганджа — лодочник и откинул входной полог.