Стену украшал портрет Лхобы размером около метра. В колеблющемся свете коптящих светильников он казался совсем живым. Поразительная реалистичность темно-коричневого лица подчеркивалась белым цветом коалинового фона. Заполнившие постепенно весь зал кангми в немом молчании смотрели на это чудо. Такой степени сходства, да и вообще возможности воспроизвести чье-либо лицо никто из кангми не мог себе даже представить. Уважение к Дангу, теперь уже граничащее с неким поклонением, еще больше укрепилось среди них.

Как когда-то в далекой туманной Англии Василий Боголюбов написал портрет горячо любимой жены, так сейчас его сын Никита изобразил в знак благодарности за ласку, любовь и защиту свою приемную мать.

Такой порыв никак не мог бы возникнуть у первобытного человека, подобного кангми, с его темным сознанием и примитивными представлениями о добре и зле.

Потянулись долгие зимние дни и ночи в пещере. Дымные костры, холод, борьба с соперниками за ночлег в самом теплом месте, раздача еды. Вангди железной рукой наводил порядок и спокойствие, улаживал вспыхивавшие ссоры, творил суд и расправу. То братья Чакпо и Дорджи никак не могли поделить между собой юную Гаммо — каждый из них хотел, чтобы она стала именно его женой. То приходилось наказывать подростков, потихоньку таскавших еду из запасов клана. А как-то возник скандал из-за того, что Грумцо утаивал долю, полагавшуюся его престарелому, немощному отцу, и съедал ее в укромном уголке пещеры. Здесь Вангди без лишних слов применил кулаки, но не потому, что пожалел старика: Грумцо был лентяем и бездельником, не желал заводить свою семью и вообще вел себя непочтительно по отношению к нему, Вангди.

Время от времени Вангди посылал нескольких мужчин за дровами. Заодно они протаптывали в снегу траншею — пещера всегда должна быть обеспечена свежим воздухом.

Но больше всего беспокойств у Вангди вызывало плохо прикрытое враждебное отношение Джигме. То был гигант могучего телосложения, ростом два с половиной метра, на целых тридцать сантиметров выше Вангди. В отличие от других кангми он был покрыт густой шерстью черного цвета, поэтому и носил имя Джигме — Черная гора.

Толстые, кривые колонноподобные ноги, длинные, ниже колен руки, широкая спина и мощная грудь — все было вспучено буграми мышц, все говорило о чудовищной силе их обладателя. Маленькая, выступающая прямо из плеч голова, низкие надбровные дуги, нависшие над глубоко запрятанными красными угольками недобрых глаз, огромный рот, почти пасть животного с выступающей нижней челюстью и торчащими книзу двумя белыми клыками, густо заросшее шерстью лицо — все в нем было более чем непривлекательно. Джигме обладал скверным, мрачным характером, тиранил свою жену Ро, тихую забитую самку, трех дочек: Бору, Шодхи и Кри, восьми, десяти и двенадцати лет и семнадцатилетнего сына Рамро, такого же неприветливого, угрюмого, рослого юнца с явными признаками умственной неполноценности.

Джигме был озабочен только одной проблемой — как сделать своей второй женой юную Тхаму. Ему надоела старая Ро с ее покорностью и рабской преданностью. Юная Тхаму постоянно возбуждала Джигме своими шалостями, веселым смехом и девичьей непосредственностью.

Но на пути к цели стоял Вангди. Он тоже хотел сделать Тхаму второй женой: Лхоба стала слишком стара. Джигме иногда перехватывал многозначительные взгляды, которыми обменивались Вангди и Тхаму, обнаруживая взаимную симпатию; это вызывало у Джигме злобу и ярость, и он вымещал их на Ро, избивая ее.

В первобытной общине кангми полигамия была естественной нормой жизни. Самец мог иметь двух, трех или больше жен в зависимости от своего темперамента или тяги к разнообразию. Он содержал семью, пока хватало сил, а с наступлением старости влачил жалкое существование в одиночестве. Дети вырастали, девушки уходили в чужие семьи, юноши создавали свои собственные. Приглянувшихся и еще не старых жен отнимали у ослабевшего владыки более сильные, удачливые и молодые соперники, родственники либо умирали, либо находили приют у сердобольных соплеменников, либо кончали жизнь вместе с бывшим повелителем в пещерах, питаясь подачками и отбросами.

Дангу пока мало занимали все эти семейные проблемы. Он вел уже совсем самостоятельную жизнь, мог постоять за себя и обеспечить всем необходимым. Его неудержимо привлекал окружающий мир. Ему хотелось понять свое место в нем, разобраться, кто он, чего стоит, на что способен. Жажда познания обуревала юношу.

Дангу размышлял о смысле существования кангми, о роли их покровителя и владыки Нга и вообще об их ДРУГОЙ жизни. Мы бы сказали — духовной, но Дангу просто не ведал такого слова. Жизнь в его понимании делилась на физическую, которая состояла из еды, сна, общения с себе подобными, борьбы с врагами и опасностями, и на ту, ДРУГУЮ, в которой был жрец Лочен, покровитель Нга, нефритовые истуканы, все загадочное и малопонятное.

Дангу вздохнул, поднялся и пошел по каменному коридору в полутемное святилище. Он решил поговорить с Лоченом. Всматриваясь в трепетный огонек небольшого священного костерка, постоянно горевшего перед тотемами Нга благодаря неустанным усилиям старого жреца, Дангу нерешительно спросил:

— Дангу хочет спросить Лочена… — Он замолк, посматривая на старика, лежавшего в своем гнезде.

Лочен приподнялся, коснулся рукой Дангу, что-то пробормотав.

— Это Дангу, сын Лхобы и Вангди, — громко повторил юноша, — он хочет спросить про Нга…

— Пусть слушает, Лочен все скажет. Дангу — великий читрак — художник, Нга им доволен, — негромко проговорил он. — Дангу хорошо рисует.

— Дангу хочет узнать, почему у тотемов Нга две головы? — повторил Дангу, дрожа от холода и кутаясь в волчью шкуру.

— Есть две вещи — Чху — вода и Me — огонь, — ответил тихим голосом Лочен. — Me обогревает, делает пищу вкусной; Чху утоляет жажду, она холодна и приятна. Me и Чху дают жизнь. Поэтому они родичи и друзья кангми.

Дангу внимательно слушал, поглядывая на тотемы.

— Нга наш повелитель. Он имеет две головы — голову огня и голову воды. Они тоже родичи и друзья. Они любят друг друга, иногда ссорятся и даже иногда убивают друг друга. Огонь убивает воду, но чаще вода убивает огонь. Потом они рождаются снова. Огонь и вода убивают кангми. И помогают им. Кангми любят их и очень боятся. Их нельзя сердить. Если они сердятся, надо приносить жертвы двухголовому Нга. Дангу уже видел в прошлые зимы.

Юноша утвердительно кивнул.

Лочен встал и прикоснулся к плоскому жертвенному камню:

— Кровь жертвы идет в воду, Чху. Me, огонь, съедает кожу, волосы и кости. Мясо съедают кангми.

Лочен сделал несколько кругов вокруг жертвенного костра, показывая на него рукой, и затем продолжал:

— Тогда Me и Чху перестанут сердиться. Не будут страшными. Они священны Они одновременно несут и жизнь и смерть.

Лочен опять замолчал, а Дангу погрузился в размышления. И, странное дело, он не испытывал никакого страха перед этими странными нефритовыми фигурами. И он не боялся ни огня, ни воды.

— Почему Нга делают из крангма — нефрита?

— Нга живет в крангма, потому что это благородный камень. Кангми едят муку из него и тоже становятся благородными. И делаются родичами Нга.

Дангу кивнул — понятно.

Лочен подбросил немного дров в костер. Огонь затрещал, посыпались искры, по стенам пещеры запрыгали тени. Из коридора, соединявшего святилище с залом маленькой воды, послышался шум шагов. Это был старый Римси. Он подошел к камню с тотемами, опустился на колени, наклонился, прикоснувшись головой к каменному полу, потом вытянул руки, коснулся пальцами одного из тотемов и замер. Через минуту встал и подошел к Дангу.

— Дангу, посланец Нга и родич кангми, здесь? Почему?

— Дангу хочет больше знать о кангми, — с достоинством ответил юноша. — Дангу спрашивает Лочена.

— Это хорошо, — ответил Римси, присаживаясь около него.

— Дангу спрашивает Лочена, и Лочен говорит ему. Теперь Дангу спрашивает Римси. Дангу долго думал об этом. Почему кангми так красивы, покрыты шерстью? Дангу гол и некрасив, у него длинная шея, как у людей, ми. Кто они — кангми, ми и Дангу? Братья, родичи или нет?