Сита положила на банановый лист немного плодов и овощей и вынесла нищему. Тот оттолкнул лист с пищей, принял свое прежнее обличье, схватил Ситу в объятия, подбежал к своей волшебной колеснице, вскочил в нее и взвился в воздух, унося красавицу на остров Ланку, в свои чертоги.

При этих словах Парвеза Дангу вскочил, сверкая глазами. Он сжал кулаки, и его красивое благородное лицо исказила гримаса ярости.

— Вот так же собака Бадмаш подло похитил мою Дарьюшку, — воскликнул он. — Почему некоторые ми поступают бесчестно, отнимая то, что принадлежит другим, нарушая один из законов своего владыки Христа — не кради?

— Наш владыка Аллах, великий и всемогущий, тоже запрещает воровство, — закивал головой старик-погонщик. — Согласно законам шариата, пойманным ворам отрубают правую руку.

— Ради денег, ради власти, ради удовольствий ми готовы совершить любую подлость, любое преступление! — воскликнул Дангу. — Как они жестоки! — в сердцах добавил он. — Кангми так не поступают.

Старик пожевал губами, немного помолчал, внимательно глядя Дангу в глаза, и сказал.

— Раджа джи! Ты еще молод и, наверное, не знаешь, что каждый человек является вместилищем добродетелей и пороков, хорошего и плохого. За добродетели борется Аллах, а за пороки — шайтан. Если побеждает Аллах, то человек совершает добрые дела, если шайтан, то человек совершает грехи и преступления. Хвала Аллаху, ему одному!

В это время к Парвезу торопливо подошел караван-баши:

— Мухтарам! День кончается, тучи вот-вот накроют перевал. Нужно быстро спускаться на Равнины, пока еще светло. Иначе дождь размоет дорогу, станет скользко и опасно.

— Но как же Рама освободил свою любимую? Рассказывай дальше, Парвез джи, — попросил Дангу, поворачиваясь от старика-погонщика к ювелиру.

— Ты слышал, что сказал караван-баши? Сейчас не время продолжать рассказ. Надо спешить вниз. Посмотри на облака. Я закончу на ночевке в Бимбаре, — ответил Парвез и, обратившись к погонщикам, громко приказал: — Быстро навьючивайте лошадей и — вниз! Берегите наш товар! Но главное — мы должны найти рани Дарью, освободить ее и наказать гнусного вора Бадмаша! Если угодно Аллаху! — Он коснулся пальцами лба и поклонился Дангу.

В глубине души Парвез сомневался, что девушку удастся спасти. Если даже Бадмаш сегодня же не сделает ее своей наложницей, все равно участь ее была незавидной. Единственная надежда оставалась на то, что необычайная для востока красота Дарьи, ее нежная белая кожа и светлые волосы сделают девушку очень дорогим товаром, и это заставит афганца искать выгодную сделку.

Григорий подошел ближе:

— Я твой покорный слуга, княжич ты наш светлый! Да будет с нами крестная сила, свет тихий, Мать Пресвятая Богородица, аминь!

Дангу с благодарностью сжал его руку. Потом юноша обратился к Лхобе, которая все время сидела на корточках около сына, с беспокойством посматривая то на него, то на окруживших их людей:

— Ама может не волноваться, друзья помогут Дангу найти его уми Дарью! Пусть Лхоба будет здесь, у перевала. Если понадобится помощь, то Дангу найдет ее здесь!

Она кивнула и прикоснулась к нему.

— Данг-чи-канг! — ласково и гордо проворчала она. — Бод-рха!

Дангу нежно погладил ее по лицу, потом вдруг снял с себя крестик на цепочке и бережно надел ей на шею:

— Вот! Гау — амулет Дангу теперь будет у Лхобы. Всегда!

Скоро площадка на перевале опустела. Только темная фигура Лхобы застыла на высоком камне, четко выделяясь на светлом небе. Лхоба не отрываясь глядела вниз, туда, где был сейчас ее Данг-чи-канг, маленький белый сыночек. Увидятся ли они? Что с ним будет? Как знать… Там, внизу, Великие Равнины были затянуты сплошной пеленой густых серых туч, освещенных изнутри там и сям яркими далекими всполохами молнии. Шлейфы белесого моросящего тумана, рваные и редкие облака — первые посланники Времени дождей — быстро поднимались по долине наверх, сюда, к вершинам Гор, неумолимо заглатывая спускавшихся людей и лошадей, размывая очертания склонов и хребтов, неся долгожданную прохладу и облегчение природе, измученной жарой. И может быть, среди этих вестников-облаков и было одно, которое несло безмерно страдавшему Дангу первую весточку от любимой: я люблю тебя, я жду тебя, мы обязательно будем вместе.

Так кончается третья часть повести о приключениях Дангу.

Над морем, почти касаясь его вспененной, вздыбленной поверхности, нависли черные, тяжелые рваные тучи. День близился к концу, и солнце, бросая едва пробивавшиеся сквозь дождевую завесу и разрывы между облаками косые прощальные лучи, то здесь, то там высвечивало бесконечные валы бушующей стихии.

Свежий ветер наполнял паруса стройного трехмачтового судна, заставляя его то подниматься на высокие гребни, то плавно опускаться. В общем гуле волнующегося моря выделялись свист ветра в снастях да удары водяных брызг, проносившихся над палубой, как пена водопада. Сезон дождей на Макранском побережье Северо-Западной Индии был в самом разгаре. «Дюк д'Арман», двадцатипушечный корвет королевских военно-морских сил Франции, был послан сюда для несения крейсерской службы и защиты французских торговых факторий от нападений голландских и английских военных кораблей.

Капитан корвета Мишель Иветт стоял на мостике, держась за поручень, и напряженно всматривался вперед. Рядом с ним находились вахтенный офицер лейтенант Равиньян и боцман. Наступал ответственный момент — встреча с берегом.

— Эй, там, марсовый, смотреть в оба! — прокричал Иветт в рупор матросу-дозорному на грот-салинге.

— Есть, месье! — последовал ответ.

Прошло еще какое-то время, и, предваряя подкрадывающуюся темноту ночи, над морем начала разливаться вечерняя синева.

— Земля, земля! — раздался хриплый срывающийся голос с грот-мачты. — Два огня слева по борту! Одна миля!

На мостике все с облегчением вздохнули.

— Взять рифы! Убрать нижние паруса! Лечь в дрейф! — последовала команда капитана.

Полчаса «Дюк д'Арман» дрейфовал, меняя галсы, пока команда споро управлялась с такелажем, готовя судно к стоянке на рейде.

— Накинуть лот! — скомандовал в рупор капитан.

— Семь туазов! — последовал резкий выкрик лотового.

— Шесть туазов! — через минуту.

— Отдать оба становых якоря! — наконец крикнул капитан. И, обратившись к лейтенанту Равиньяну, заметил: — Я думаю, нас уже заметили, и доктор сможет продолжить свое путешествие по суше. Да, кстати, — сказал он, повернувшись к боцману, — сделайте два предупредительных выстрела из пушки.

Команда незамедлительно была выполнена, и гром выстрелов над морем оповестил всех о появлении корвета.

Ветер между тем начал стихать, и волнение уменьшилось, но пелена облаков по-прежнему закрывала ночное небо, проливаясь мелким моросящим дождем.

— Вывесить на гафеле сигнальный фонарь и зажечь все внешние огни! — приказал капитан. Он усмехнулся, и его суровое лицо на минуту осветилось улыбкой. — На ловца и зверь бежит.

Матросы под наблюдением младших офицеров проворно выполняли команды, а на палубу тем временем вышел единственный пассажир корабля доктор Поль Жамбрэ. Его сопровождал первый помощник капитана старший лейтенант Невиль. Они поднялись на мостик.

Жамбрэ — провансалец лет тридцати, среднего роста, был черноволос, смугл, хорош собой. Одет он был несколько странно — белая рубашка жабо, малиновый длиннополый европейский камзол с блестящими галунами и широкие турецкие шаровары голубого цвета. На ногах матросские кожаные башмаки с пряжками.

С наступлением полной темноты ветер и дождь совсем прекратились, сразу стало душно и жарко, в воздухе повисла туманом соленая влага.

— Месье Жамбрэ! — обратился к доктору капитан. — Мы прибыли к месту назначения.

Он показал в сторону пока еще едва различимого берега, вытянувшегося неровной темной полосой с парой тусклых неподвижных огоньков, словно это лежало и смотрело, не мигая, какое-то фантастическое существо.