— Я весь внимание, дорогой доктор.

— Сейчас у себя в каюте я закончу два письма. Одно — его превосходительству господину де Рошару, первому секретарю Министерства иностранных дел, второе — моей горячо любимой матушке. Не будете ли вы столь любезны, капитан, переправить их наиболее удобным для вас способом во Францию?

— Я весь к вашим услугам, господин доктор. Ваша просьба будет непременно выполнена. Идите собираться и отдыхать. Вам предстоит нелегкий путь. Утром я возьму от вас письма.

Жамбрэ поклонился и направился в каюту.

Размеренная жизнь на корабле среди соотечественников, привычная еда, морские пейзажи — все это ушло для Жамбрэ в прошлое. Таинственная и загадочная Индия, так долго бередившая его воображение, теперь расстилалась перед ним.

Сидя на верховом верблюде дромедаре, доктор жадно всматривался в раскинувшиеся просторы. С высоты плоского песчаного холма, поросшего молодой зеленой травой и усыпанного кремневыми обломками и мелким галечником, открывался прекрасный вид на широкую долину реки Инд, где в дрожащем мареве жаркого влажного дня едва угадывались постройки, минареты и мечети города святого Хайдера, оставшегося после переправы позади их небольшого каравана. Там и сям виднелись береговые желто-коричневые уступы и обрывы высохших речных русел, зеленые пятна полей, умытых вчерашним дождем, островки оазисов с пальмами над неказистыми домишками селян. В противоположную сторону, на восток, тянулась, уходя за горизонт, темная гряда невысоких плоских гор Марустхали и светлая полоса пустыни Тар; где-то за ней ждала французского доктора столица Могольской империи Дели. Туда вел караванный путь.

Он приложит все силы и употребит все свои познания в медицине, чтобы завоевать расположение падишаха! Да, да! Обязательно будет так, и Пресвятая Дева Мария поможет ему в этом!

Жамбрэ переполняли возвышенные чувства, он мысленно строил воздушные замки, один чудеснее другого. Земля Индии под его ногами, он добьется почета, славы и уважения. И денег! Что тут плохого? Надо подумать о своей будущей жизни во Франции. Он разбогатеет, а почему бы и нет? И вернется в любимый Прованс. К своей дорогой матушке в родную деревню Альби… Нет, нет, он будет жить в Париже… А пока…

Он окликнул своего нового слугу Надира, который немного говорил по-французски:

— Надир! Сколько дней нам еще ехать?

— Один неделя, сахиб джи, один неделя! — ответил тот.

Все было так непривычно и удивительно! Этот огромный верблюд под ним и неудобное седло, нестерпимая жара и постоянная жажда. Запах гари, висящий в воздухе, запах, который он ощутил, едва сойдя на берег, новые люди в ярких одеждах, темные лица, речь с придыхательным оттенком, команды Касима, восточная с пряностями еда и первый сон в караван-сарае…

Вдруг вспомнилось, как сердечно и дружески он попрощался с капитаном Иветтом и командой корвета «Дюк д'Арман», с матросом Жаком, добродушным толстяком, тоже провансальцем, который старательно прислуживал ему в течение всего плавания… Ведь это было только день назад! А новые яркие впечатления уже сделали жизнь на корабле туманным воспоминанием…

— Надир! Почему кругом пахнет гарью?

— Много-много люди готовить пищу на улице на огонь. Сейчас Время дождей. Ветер нет. Так потому пахнет, — ответил он на ломаном французском.

— Откуда ты знаешь наш язык, Надир?

Слуга улыбнулся, обнажив желтые зубы. Морщинки побежали лучиками от глаз, рот растянулся в узкую улыбку.

— Надир знает. Надир был сипай у французы. Фактория в Сурате. Три год. Потом был кули в Биканер. Потом слуга в крепость Сирдан. Там сердитый управитель Омихунда. Надир бедный раджпут. Теперь Надир сипай у Касим.

Надир был худым как скелет стариком в грязной чалме и синей набедренной повязке. Морщинистая коричневая кожа, жидкая белая борода, впалые щеки… Добрые черные глубоко запавшие глаза довершали его портрет.

— Месье доктор! — проговорил Касим, подъезжая на своем верблюде к Жамбрэ. — Надо скорей ехать дальше. До караван-сарая в Багхаре тридцать пять косов. Едва успеем до темноты.

Он посмотрел на небо, подернутое кое-где полупрозрачными белесыми облачками, хмыкнул и добавил:

— Погода может испортиться. Пришло Время дождей.

Потом легонько стегнул верблюда по задним ногам и резко дернул уздечку. Тот беззвучно оскалился и опустился на колени. Касим ловко соскочил на землю, повернулся в сторону Мекки, твердо зная, как и всякий мусульманин, это направление, опустился, подобрав халат, на колени, поднялся и снова опустился, низко кланяясь и бормоча вполголоса молитву Аллаху, как бы испрашивая благополучия в пути. Затем выпрямился и вскочил в седло. Верблюд с коротким ревом поднялся.

— Поехал! — Касим махнул рукой. — Благословен Аллах, совершеннейший из творцов!

— Что значит слово кос? — спросил Жамбрэ, глядя на Касима.

Тот зашевелил губами, загибая пальцы и шепча:

— Это, это… будет двадцать шесть лье.

— Но это очень много!

— Месье! Мы должны проехать это расстояние. Через два часа сменить верблюдов. Возьмем запасных и десять сипай охрана. Дорога опасна.

Он провел ладонью по шее, зажмурил глаза и звучно захрипел.

— Ясно! — кивнул Жамбрэ. — Тогда в путь.

Он дернул верблюда за уздечку. Этого можно было и не делать — тот был связан длинным поводком с впереди идущим верблюдом Надира. Животные покорно пошли друг за другом, мягко ступая копытами-подушками по горячему песку, вздымая легкие фонтанчики пыли и переходя на быструю иноходь под унылый и однообразный звон колокольцев, привязанных к шеям кораблей пустыни.

В империи Великих Моголов существовало несколько торговых караванных путей, связывавших Дели с морем. Одним из них был маршрут до устья Инда по стране раджпутов, теперь это штат Раджастхан, через города-крепости Джайсалмер, Биканер, Сирдан и другие, где правили местные раджи, дружественные могольским владыкам. Путь пролегал по пустыне Тар и был сравнительно безопасен от разбойников. Тут и двигался караван Касима. Другая дорога пролегала от Дели до порта Сурат на западном побережье Индии. Третья связывала столицу с портом Масулипатам на восточном побережье.

Для быстрой доставки почты, важных персон и небольших партий груза использовались верховые верблюды-дромедары породы санкра. Эти сильные и выносливые животные могли пробегать иноходью до ста пятидесяти километров в сутки и перевозить груз до пятисот килограммов. Через определенные расстояния на караванных путях стояли караван-сараи с военными гарнизонами. Тут путешественники могли отдохнуть и сменить животных. Таким образом можно было доставить от моря до Дели что-либо срочное всего за пять-семь дней.

Караван Касима уже к вечеру добрался до караван-сарая в раджпутской деревушке Багхар, затерянной в песках пустыни Тар. С утра продолжилась утомительная тряская езда на верблюдах по пустынному морю песков под палящим солнцем. Тропа то петляла среди холмов, увалов и полуразрушенных скал, то тянулась по равнине, усыпанной обломками камней, теряясь у горизонта в дрожащем мареве миража. Сезон дождей в этих местах еще не начался.

Здесь в тексте рукописи приведен отрывок из «Записок об Индии» Поля Жамбрэ.

«Ваша светлость!

Не надеясь удержать в памяти обрушившийся на меня вал впечатлений, я решил доверить их бумаге, тем более что это будет небезынтересно, а может быть, и полезно моим любезным соотечественникам, когда они станут осваивать эту страну во имя процветания и благополучия любимой Франции.

Я начал свои» Записки» с того момента, как покинул палубу одного из самых замечательных кораблей королевского флота Франции корвета «Дюк д'Арман».

Сначала я расскажу немного о своей экипировке и ощущениях. На голове у меня была широкополая шляпа, которую капитан Иветт подарил мне на прощание. По настоянию месье Касима я надел просторный халат, но все равно от жары и яркого солнца кожа на лице и руках покраснела и покрылась зудящей сыпью. Губы распухли и потрескались. На белках глаз появились красные пятна. Мне даже пришлось на одной из остановок открыть свой медицинский сундучок и воспользоваться кое-чем. Так я начал оказывать медицинскую помощь в Индии — первым пациентом стал я сам. Кроме того, я чертовски уставал от непрерывной тряски в неудобном седле, меня мучили мелкая песочная пыль, забивавшая нос и рот, и жажда. Я очень часто и помногу пил; к луке моего седла было привязано несколько кожаных фляжек с водой, каждая по три пинты.