Этот громкий крик словно разбудил людей, изумленно взиравших на происходящее. Караван-баши, Парвез, погонщики бросились к несчастному сипаю, неподвижно лежавшему около леопарда.

Дангу еще не пришел в себя от схватки. Он часто дышал, грудь его вздымалась, лицо было искажено, глаза испускали какой-то необыкновенный свет. Наконец он опустил руку.

— Какая ж силушка в тебе, Никитка, сынок! — только и смог произнести потрясенный Григорий, подходя к нему и поглаживая его по руке. — Богатырь ты расейский, индианина спас! Такую зверюгу одолеть! Господь наш Всеспаситель! Ай-яй-яй! — Он покачал головой.

Однако радость победы над страшным зверем была омрачена. Несчастный сипай лежал на земле, истекая кровью. Его осторожно перенесли к костру. Раненый оставался в сознании, хотя состояние его было ужасным. Острые клыки леопарда разорвали бедняге горло, и он издавал при дыхании страшные свистящие звуки. На левой руке от плеча до локтя зияла глубокая кровоточащая рана, на правой стороне головы скальп был содран и свисал, закрывая половину лица. Все довольно беспомощно суетились около раненого, стараясь помочь чем можно. Григорий, используя свой богатый военный опыт, решительно взял на себя роль доктора. Раны были слишком тяжелыми, чтобы надеяться на успех. Но Григорий ничего об этом не сказал. Под его руководством остановили кровотечение, наложили повязки из листьев и укрыли сипая одеялом.

— Махарадж! — почтительно обратился караван-баши к Дангу, приложив к груди руки. — Ты избавил эту местность от злого духа бхута, который вселился в тело леопарда. Да ниспошлет тебе Аллах благополучие и счастье! Мы называли его дхаркотским леопардом, потому что его первой жертвой оказалась женщина из деревни Дхаркот. Это случилось пять лет тому назад. После этого он стал людоедом. Это он, я узнал его по черным ушам, о которых говорили местные охотники. Я давно, очень давно вожу караваны по падишахской дороге, и все это время дхаркотский людоед нападал по ночам на караваны и деревни, убивая и калеча людей. Там, — он махнул рукой на Горы, — деревни Каллар и Дхаркот, а там, — он повернулся к Равнинам, — деревни Барсото, Сиал-Суи и Пунар. Он убивал в них мужчин, женщин и детей. Много, очень много! Может быть, их было тридцать или сорок, никто не считал. Он убивал и калечил только по ночам. Днем его никто не видел. Он проникал в плохо закрытые жилища и убивал там. Страх перед этим ужасным людоедом превратил наше мужество в воду. Махарадж! Я сам из этих мест и все хорошо знаю. Охотники из разных деревень ставили на него ловушки и засады с приманкой. Все было бесполезно! Фаудждар присылал сипаев с мушкетами и фитильными ружьями. Но и это не помогло: невозможно сидеть ночами в засаде и держать все время фитили зажженными.

— Конечно, конечно! Ведь кремневое ружье надо! — вставил веско Григорий.

— Хитрый бхут, вселившийся в леопарда, смеялся над нами и продолжал убивать несчастных людей, — продолжал караван-баши. — Пока светило солнце, все занимались своими делами: мужчины без боязни шли в отдаленные деревни на базары или навестить родственников; женщины ходили срезать тростник и дерн для сушки и покрытия крыш или на корм скоту; дети отправлялись в джунгли пасти коз и собирать сухие ветки. Летом паломники большими группами, которые часто сопровождал и я, или в одиночку тянулись по дороге в святые места.

Но как только солнце приближалось на западе к горизонту и тени начинали удлиняться, все менялось. Мужчины торопились по домам; женщины, спотыкаясь, спешили спуститься с крутых горных склонов; детей, замешкавшихся по пути, созывали обеспокоенные матери.

Усталым паломникам мы часто напоминали о необходимости торопиться в убежище. Когда наступала ночь, зловещая тишина нависала по всей округе — нигде ни звука, ни шороха, ни движения, ни огонька.

Все безмолвствовали, боясь привлечь внимание ужасного людоеда. Какие уж тут мушкеты и ружья! И вот ты, махарадж, да благословит тебя Аллах, избавил нас от этого шайтана! Утром я пошлю гонцов в деревни, чтобы сообщить, что герой фаренги по имени Дангу убил одним джемдером дхаркотского людоеда. Теперь все вздохнут с облегчением. Хвала Аллаху, ему одному!

— Вах ва! Вах ва! — зашумели, улыбаясь, погонщики и сипаи.

Все окружили юношу, каждый старался прикоснуться к нему, выражая таким образом признательность и восхищение.

Как только стало светло, караван-баши действительно разослал в близлежащие деревни несколько погонщиков с радостной вестью. Вскоре к стоянке каравана потянулись горцы-пахари. Они приходили по одному, по двое, по нескольку человек сразу. И чтобы выразить свою признательность и благодарность Дангу, избавившему их от страшного чудовища, они приходили не с пустыми руками. Роза, цветок календулы или горного жасмина считались здесь достаточным и приемлемым даром; его подносили обеими руками, сложенными в форме чаши. Каждый делал особое движение, как бы выливая цветки из рук на Дангу. Скоро земля вокруг юноши была усыпана цветками и лепестками. А слова благодарности не смолкали. Юноша был смущен таким вниманием и не совсем понимал, почему ми — люди придают такое значение смерти леопарда.

Днем со стороны Великих Равнин поднялась группа паломников, направлявшихся на поклонение Шиве в древнюю святыню — пещеру Амарнатх у перевала Зоджи-Ла. Они сообщили, что переправа через реку Мунавварвали размыта дождями. Ее восстановления надо было ожидать несколько дней.

Узнав, что дхаркотский людоед убит, один из паломников подошел к Дангу и сказал:

— Фаренги! Ты пришел в нашу страну из дальних краев, чтобы освободить нас и народ этого края от бхута. Мы восхищаемся твоей силой и мужеством и будем молиться за тебя нашему богу Шиве, ибо мы поклоняемся ему. Ты же воздай хвалу за твою победу Иисусу Христу, так как мы видим, что ты христианин. Пахари, жители окрестных деревень, — мусульмане, и они помолятся за свое избавление всемогущему Аллаху. Бог един во всех воплощениях. Злой дух бхут больше никогда не поселится в этих краях.

К вечеру раненый леопардом сипай умер. Это была последняя жертва дхаркотского людоеда, злого духа бхута.

Здесь в рукописи помещена еще одна выдержка из» Записок» Поля Жамбрэ.

«16 июля, понедельник

Ваша светлость!

Это письмо даст вам представление о том, что со мной приключилось дальше.

Deo gratias!

Сегодня опять пасмурный, но жаркий день и кругом вода. Таков сезон дождей. Слава Богу нет грозы. Моя бедная спина заживает очень хорошо. Я перевязываю ее при помощи Надира, используя те же лекарства из своего медицинского сундучка, что и для лечения месье Бадмаша. К сожалению, второй сундучок — со съестными припасами, так любовно приготовленный капитаном Иветтом, безвозвратно пропал. Хорошее вино и кусочек сыра мне были бы сейчас весьма кстати.

Мы расположились в крепости местного управителя Омихунды, в плену у которого я пробыл так долго. Бадмаш со своими молодцами занял ее после короткого и решительного штурма. У месье Бадмаша большой отряд — несколько сот человек. Его помощника зовут Али. Весьма расторопный человек. Обо всем этом мне рассказал в подробностях Надир.

После хорошего завтрака нас вызвал к себе месье Бадмаш. У него был очень озабоченный вид. Он непрерывно жевал, и у него опять был красный рот. Я уже знал, что это означает.

— Месье, вам плохо? Позвольте осмотреть вашу рану, — обратился я к нему. — Надир! Переводи!

Он что-то буркнул и кивнул. Я снял повязку. Рана очистилась, тяжелый запах уже не ощущался. Я обработал рану, потом поставил два новых плюмассо, и, когда мы с Надиром туго закрепляли повязку, Бадмаш, морщась, сказал:

— Фаренги! Отныне мы будем звать тебя Жамбрэ-хан. Нам так привычней. Да будет на то воля Аллаха! Если у тебя нет никаких пожеланий, сделай одно дело.

— Я готов, месье, — ответил я.

— Здесь, в крепости, в зенане есть одна женщина. Вернее, девушка, — поправился он. — Фаренги! Она больна, ее надо быстро вылечить. Ты хороший доктор. Валла-билла! Ей прислуживает старуха Айша. Она сделает все, что скажешь.