Воздух оставался еще прозрачен и не слишком разогрет пылающим солнцем. Караваи не торопясь двигался к перевалу уже несколько часов Внезапно Дангу ощутил беспокойство. Прежнее радостно-беспечное состояние исчезло, уступая место тревоге и волнению Он немного отбежал в сторону, сделав Дарье успокаивающий жест — сейчас я вернусь! Юноша обшаривал глазами скалы, напряженно всматриваясь в островки леса, обступавшие тропу. Потом помчался вперед вдоль каравана, затем метнулся в сторону, отходя все дальше и дальше, улавливая малейшие запахи и звуки В нем ожил охотник. Наконец Дангу остановился у большой осыпи из крупных камней, все явственней ощущая чей-то мысленный зов, постепенно переходящий в приказ ИДТИ. Чей приказ? Юноша внимательно осмотрелся: вот огромный камень причудливой формы, вот рощица высокого кустарника, вот две большие пихты, образовавшие нечто вроде зеленых ворот, вот… стоп! Он напрягся. Да, ошибки быть не могло. Словно разжалась долго сдерживаемая пружина — гигантскими скачками Дангу помчался к маленькому маргу — поляне, вокруг которой стеной стояли разлапистые ели. Там среди густого подлеска, искусно спрятавшись, неподвижно высилась темная фигура. Лхоба! Издав короткий радостный клич, Дангу бросился в заросли и через несколько секунд был около нее.

— Ама позвала своего Дангу. Дангу услышал и пришел, — глухим голосом произнесла Лхоба.

Юноша, улыбаясь, гладил ее руку, радостно глядя в глаза.

— Дангу больше двух лун был с ми, — начал рассказывать он. — Тот ми, его зовут Григо, которого Лхоба вылечила, стал большим другом Дангу. Дангу теперь много знает! Дангу знает, кто он такой и откуда. Дангу может говорить на двух языках разных ми, — торопливо продолжал юноша, но, видя, что Лхоба никак не реагирует на его эмоциональный рассказ и неподвижно стоит, не отрывая глаз от какой-то далекой точки, осекся, замолчал и тихо спросил: — Что-нибудь случилось?

— Да, — грустно ответила Лхоба. — Вангди, ата Дангу, умирает от раны. Лежит недалеко отсюда уже десять снов. Лхоба не может ему помочь. Вангди просил найти Дангу и привести к нему. Лхоба нашла его. Теперь надо идти.

Дангу сжал кулаки и нахмурился. Воспоминания детства чередой проносились перед его мысленным взором: жизнь в пещере, охотничьи уроки Вангди, схватка с Джигме, бродяжничество по горам и лесам. И тут же неожиданно возник образ Дарьи, ее улыбающееся лицо, в ушах зазвенели серебристые колокольчики ее смеха. Дангу мотнул головой и схватил Лхобу за руку:

— Пусть Лхоба здесь подождет! Дангу сейчас вернется! Быстро! Дангу и Лхоба пойдут к Вангди.

Лхоба согласно кивнула:

— Бод-рха! Пусть так будет.

Дангу громадными прыжками помчался наверх по склону. Через некоторое время он догнал караван, неторопливо поднимавшийся по петлявшей дороге. Подбежав к Григорию и Дарье, которые теперь ехали рядом, о чем-то оживленно беседуя, он протиснулся между их лошадей и, положив руки на луки седел, не останавливаясь проговорил:

— Друзья! Мне нужно уйти. У меня важное дело. Я догоню вас на перевале. Там все караваны останавливаются на отдых. Скажите Парвезу!

— Ладно, сынок! — кивнул Григорий.

Дарья наклонилась к Дангу:

— Что произошло? Ты невесел и чем-то озабочен!

— Я… я… потом расскажу, — запинаясь, смущенно ответил он. — У меня сейчас нет времени, — и он прижался к ее лицу, неловко поцеловав. — Я должен идти.

— Зачем? — вскрикнула Дарья. — Я чего-то боюсь! У меня нехорошие предчувствия.

— Почему? Все идет хорошо! Завтра мы спустимся в Равнины.

— Сама не знаю, но у меня на сердце камень лег, когда ты сказал, что уходишь. Пусть даже ненадолго. И лошадь моя все спотыкается. Это плохая примета! Не хочу с тобой расставаться даже на мгновение, любимый мой Никитка, солнышко ты мое!

Она обвила его шею руками и покрыла все лицо поцелуями, горячими и влажными. Он улыбнулся, погладил ее по волосам. Потом другой рукой похлопал Григория по спине.

Обе лошади ушли вперед, а он так и остался стоять, затем шагнул в сторону, пропуская других лошадей каравана. Когда прошла последняя, он повернулся и побежал туда, где осталась Лхоба. Через несколько минут они уже мчались к Вангди. Они бежали часа два по едва заметным звериным тропам к одному из боковых северных ущелий вершины Татакути. Им приходилось то спускаться вниз, то подниматься, пересекая скалистые гребни, каменные осыпи, заросли колючих кустарников, обходя высокие скальные башни и минуя острова густого пихтового леса. Наконец Лхоба остановилась перед нагромождением больших каменных глыб.

— Вангди лежит здесь! — сказала она, присела и, навалившись на большой камень, с помощью Дангу отодвинула его в сторону. Открылся проход в небольшую пещеру из глыб, в которой было довольно светло, так как в щели между камнями проникал свет. Лхоба и Дангу пролезли внутрь. На толстой подстилке из пихтовых веток лежал умирающий Вангди. Глаза его были закрыты.

— Вангди неудачно охотился на вепря — джангли. Джангли притворился мертвым и набросился на Вангди, — тихо сказала Лхоба и сняла травяное покрывало.

Рана на животе Вангди была ужасна. Удивительно, как он еще жил. Даже Дангу, привыкший ко всякому, содрогнулся при виде ее. Он наклонился над раненым и положил руку ему на лоб, подержал и отнял. Вангди открыл глаза, встретился взглядом с Дангу и зашептал прерывающимся голосом:

— Вангди… стал… слабым и плохим… охотником. Вангди… состарился… джангли… распорол ему… жи… живот…

Он помолчал немного, собираясь с силами, и снова зашептал, часто дыша:

— Вангди уходит… навсегда… к покровителю Лха… Вангди очень хотел… еще раз посмотреть… на Данг-чи-канга… Вангди видит его… теперь можно… ухо… уходить…

Он попытался прикоснуться к Дангу, но рука его бессильно упала.

— Дангу был… хоро… хорошим сыном… — все тише и тише шептал Вангди. — Дангу и Лхоба… мо… могут… — Он закрыл глаза и неразборчиво продолжал что-то шептать, потом замолк. Губы Вангди еще беззвучно шевелились, голова завалилась набок и он окончательно затих навсегда.

— Ата Дангу и апи Лхобы ушел туда, к Лха, откуда не возвращаются, — тихо прошептала Лхоба.

Дангу кивнул. У него сжалось горло. Они посидели немного в тишине, каждый со своими мыслями, потом вылезли из пещеры и хорошенько завалили вход камнями. Постояли немного. Наконец Дангу тряхнул кудрями, словно прогоняя наваждение, и сказал:

— Теперь Дангу может немного рассказать своей ама о новой жизни среди ми.

— Прежде Лхоба хочет сказать, что у Дангу появилась подруга. Лхоба увидела это на лице своего Данг-чи-канга. Лхоба женщина. Лхоба понимает. Теперь Дангу навсегда забыл свою ама!

Дангу немного смутился, не ожидая от Лхобы такой проницательности. Подавив смущение, он сказал:

— Нет! Нет! Не забыл! Но Лхоба права. У Дангу появилась женщина из племени ми, которое называется русские. Ее имя — Дарья. Хочешь увидеть ее?

Лхоба согласно кивнула. Она ведь была, как всякая женщина, любопытна.

— Я много рассказывал ей про тебя и Вангди. У меня есть еще имя — Никита, и я тоже из русского племени ми.

— Ро, ро! (Да, да!) Бежим!

Не теряя больше времени, они бросились догонять караван и через два часа быстрого бега достигли высшей точки перевала Пир-Панджал. Это была ровная площадка, окруженная камнями, заросшими кустарниками караганы и можжевельника. С севера, со стороны Кашмирской долины, падишахская дорога поднималась на перевал очень полого, круто обрываясь бесконечными петлями вниз на юг, в сторону Равнин. Караван Парвеза расположился на отдых как раз перед самым спуском. Выйдя на перевал, Дангу и Лхоба услышали ржание лошадей, крики погонщиков. Выглянув из-за камней, они увидели людей совсем рядом.

— Лхоба дальше не пойдет! Лхоба боится ми. Их много.

— Но они мои друзья!

— Нет, нет!

— Ну хорошо! — согласился Дангу. — Твой сын пойдет и приведет сюда свою уми, пусть Лхоба подождет.

Лхоба согласно кивнула:

— Бод-рха!

Дангу перемахнул через камни и направился к каравану. Однако по мере приближения его ухо начало улавливать какой-то необычный шум. Люди часто и громко повторяли имя Дарьи. Они бестолково метались среди лошадей и груза. Дарьи он нигде не заметил. Сердце тревожно забилось. Увидев подходящего юношу, Парвез и Григорий, громко крича и заламывая руки, бросились к нему.