«…Сита лишилась чувств от страха. Придя в себя, она увидела, что колесница, в которой она сидит, стремительно несется по воздуху, а тот, кого она принимала за нищего, правит.

В ужасе Сита воскликнула:

— Кто ты и куда меня везешь?

Раван захохотал и ответил:

— Я — Раван, могущественный владыка острова Ланки. Увидев твое прекрасное лицо, я лишился разума. И вот, ты в моей власти. Забудь нищего Раму. Ты будешь моей супругой.

Потрясенная Сита решила выпрыгнуть из колесницы, но Раван схватил ее за руку и проговорил:

— И не думай прыгать! Скоро мы достигнем Ланки, и там ты найдешь столько счастья и богатства, что забудешь свою жизнь в лесу. Вместо жалкой хижины ты получишь царский дворец, башни которого касаются неба. В его залах полы из чистого серебра, а стены из золота. Там день и ночь струятся ароматы цветов и благовоний.

Ужаснувшись, Сита крикнула:

— О, замолчи, бесчестный демон! Как тебе не стыдно обманывать женщину! Немедленно отпусти меня, иначе Рама уничтожит тебя и весь твой род!

Но Раван не слушал ее, и колесница продолжала мчаться среди облаков, которые время от времени озаряли вспышки молний. Доносились раскаты грома, словно боги были чем-то недовольны… «

Парвез прервал рассказ и указал рукой вверх

— Вот так, наверное, было тогда. Как сейчас, во Время дождей.

Действительно, яркие зарницы, освещавшие клубящееся покрывало туч, и отдаленный грозовой гул ясно говорили о Времени дождей.

«…Когда Сита увидела, что ее угрозы не действуют на злодея и колесница продолжает лететь по небу все дальше и дальше, она начала умолять Равана:

— Ты великий раджа, почему же ты не соблюдаешь священный закон? Я слышала, что ты большой ученый и почитаешь бога Шиву. Неужели тебе меня не жалко? Я обвенчана с Рамой, и скорее солнце будет всходить на западе, скорее реки потекут вспять и горы сдвинутся с места, чем я нарушу закон. Зачем же ты хочешь совершить великий грех?

Но эти мольбы не подействовали на Равана. Да проклянет его Аллах! Тогда Сита с громким криком: «Рама! Рама! Где ты, мой любимый?» — залилась слезами. Но Раван, не обращая внимания на нее, мчался дальше.

В это время они пролетали над местом, где жил отшельник Джатаю, владевший силой волшебства. Он часто встречался с Рамой и Ситой и очень любил их. Увидев в небе колесницу и услышав, что Сита рыдает и зовет Раму, он понял, что кто-то увозит ее. Схватив дубину, Джатаю взвился в небо и, внезапно появившись перед колесницей, закричал громким голосом:

— Эй, возница, кто ты, куда везешь Ситу? Остановись и отпусти ее. Иначе тебе несдобровать!

Раван захохотал и крикнул в ответ:

— Ты разве не видишь, кто я? Я повелитель Ланки, ракшас Раван. Прочь с дороги!

Но Джатаю не испугался и не отступил, а начал сражаться с Раваном. Он был стар и рисковал в этой битве своей жизнью, но бился с могучим ракшасом храбро и стойко, пока все тело волшебника не покрылось ранами. Тогда он упал на землю без чувств, а Раван помчался дальше.

А Лакшман, как только ушел из хижины, стал беспокоиться о Сите, которую оставил одну без защиты. Ему стало казаться, что с ней случится какая-то беда. Вдруг он увидел бегущего к нему Раму.

— Ты звал меня? С тобой что-то случилось? — спросил Лакшман.

Но Рама не слушал.

— Почему ты оставил Ситу одну, — воскликнул он. — Случилось несчастье! Это был злой дух, принявший образ оленя. Мы попались в ловушку. А я ведь тебе приказал быть рядом с Ситой. Как ты смел ослушаться меня?!

Лакшман, опустив голову, ответил:

— Сита послала меня против моей воли. Я не хотел идти, но она стала упрекать меня.

Посмотрев с укором, Рама сказал:

— Вот видишь! С ее упреками ты посчитался, а мой наказ забыл. Ну что ж, посмотрим, что нас ждет.

Они быстро дошли до хижины. Там было пусто. Лакшман, рыдая, опустился у порога хижины, а Рама почти лишился рассудка и впал в неистовую ярость. Он хватался то за лук, то за джемдер, сжимал кулаки, его глаза метали молнии, он кричал: «Где ты, моя любимая?» Он метался, как безумный, и Лакшман испугался, что его брат от отчаяния лишит себя жизни, не пережив разлуки с Ситой… «

Дангу придвинулся ближе.

— Дальше! — почти крикнул он.

«…И вот, когда Рама совсем успокоился, — Парвез на мгновение остановился, затянулся из хукки хорошей порцией дыма, — … совсем успокоился, да благословит его Аллах! — Парвез многозначительно посмотрел на Дангу, — он отправился искать Ситу, а Лакшман помогал ему. Они все осмотрели — и поляны, где павлины устраивали свои танцы, и берег реки, где обычно резвились олени, но нигде, нигде не нашли и следа Ситы. Рама спрашивал у деревьев, не видали ли они его любимую; он спрашивал у пролетавших птиц, не знают ли они, где она. Он заглядывал во все пещеры и звал ее, он спрашивал у ветра, не может ли тот принести ему хоть какую-нибудь весточку от Ситы, он обращался к проплывавшим в небе облакам, горестно воздев к ним руки. „О, Сита, моя любимая, где ты?“ — печально взывал Рама.

Тем временем Раван, продолжая путь, пролетал над высокой горой. Сита увидела на ее вершине обезьян и подумала, что Рама, разыскивая ее, обязательно придет сюда. Поэтому она незаметно сбросила свое покрывало и несколько украшений в надежде, что эти обезьяны найдут их и расскажут Раме о своей находке.

Наконец Раван прибыл на Ланку и тотчас же начал показывать Сите свои сады, дворцы, несметные сокровища и могучие войска, надеясь всем этим соблазнить ее. Но напрасно. Сита осталась ко всему равнодушна.

— Как? — воскликнул Раван. — Ты не оценила моего могущества и богатства и думаешь, что Рама сможет вырвать тебя из моих рук? Брось даже мечтать об этом!

Сита с ненавистью взглянула на него и ответила:

— Никакие силы в мире и никакое богатство не смогут заставить меня забыть Раму. Он обязательно освободит меня и отплатит тебе за все твое зло и низость. Лучше отпусти меня, а сам пади к ногам Рамы и смиренно проси его прощения за свою дерзость.

Раван вспыхнул от гнева и велел поместить Ситу в отдельный дворец с садом, приказав нескольким прислужницам ракшаси донимать ее и угрожать ей до тех пор, пока она не признает Равана своим господином. Но ракшаси скоро полюбили Ситу за ее добродетель и преданность Раме. Они даже утешали Ситу и, только когда приходил Раван, для виду начинали ее бранить… «

Парвез остановился передохнуть и сделать несколько затяжек из хукки, а погонщики и сипаи, сидевшие у костра возле него, одобрительно загудели:

— Вах ва! Вах ва! — Хорошо рассказываешь, продолжай!

Ювелир обвел глазами напряженные лица слушателей и, удовлетворенный производимым впечатлением, продолжил:

«…И вот, в поисках Ситы Рама и Лакшман шли все дальше и дальше, тщательно обыскивая горы и леса…»

Внезапно со стороны большого навеса послышался громкий, душераздирающий крик. Все вскочили. Наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием в костре горящих сучьев. Вдруг крик снова повторился, но уже на нисходящей жалобной ноте. Люди бросились к навесу, обогнули его и застыли, объятые ужасом. При свете полной луны, сверкавшей в разрывах облаков, было видно, как громадный леопард тащил по земле одного из сипаев. Но еще через мгновение в воздухе, словно тень, мелькнуло чье-то тело, и леопард, бросив жертву, издал громкий короткий рык негодования, почувствовав на своей спине незнакомую тяжесть. Это был Дангу. Одной рукой он обхватил стальной хваткой шею зверя и встал на ноги; леопард оказался в вертикальном положении и беспомощно молотил воздух передними лапами. Другой рукой Дангу с быстротой молнии вонзил кинжал несколько раз по самую рукоять в незащищенную глотку хищника. Тут равных Дангу не было. Это был его мир, в котором он вырос. Делать так, а не иначе учил его когда-то отец Вангди.

Из ран леопарда, булькая, хлынули фонтаны крови. Дангу разжал руку и мягко отпрыгнул. Зверь осел и рухнул на землю, заваливаясь на бок, царапая землю и мотая хвостом, дергаясь в предсмертной агонии. Через минуту все было кончено. И Дангу, подняв кверху окровавленную руку с джемдером и поставив ногу на бездыханное тело леопарда, лежавшее в луже крови, издал несколько раз раскатистое победное» ах-хаг!».