– Банан, это не дерево, а трава, как бамбук, – педантично поправил Корвин.

Ригдис с легкой досадой взмахнула рукой, обдав его веером брызг.

– Не важно. Просто, элои вот такие. А морлоки – вторая раса. Они живут под землей, в пещерах, по ночам выходят на поверхность, и добывают кавайных элои в пищу. Такой расклад, кэп. Уэлои как раз путь ненасилия. Они боятся темноты, дрожат, пищат и не сопротивляются. Вот такая у меня ассоциация получилась. Что скажешь?

– А что там дальше было? – спросил он.

– Сумбур, – сказала кйоккенмоддингер, – морлоки украли у этого гения машину времени, просто так, утащили в нору. Типа как галки тащат в гнездо любые блестящие мелочи. И дальше, гений ищет машину. Ближе к финалу он решает эту задачу, уж не помню, как, и смывается. Не важно. Я говорю про элои. Может, я не справедлива к неохиппи, но мне кажется, что среди них девять десятых – это типичные элои. Даже как-то грустно.

– Почему грустно? Они, типа, счастливы. Разве этого мало?

– Типа счастливы, – передразнила кйоккемоддингер с ледяными глазами, – знаешь, кэп, когда-то мне попалась заметка в сети: «как мгновенно сделать человека счастливым». Оказывается, достаточно прилепить к голове обычную направленную микроволновую антенну, как в мобифоне, и посылать сигнал на такой-то частоте, которая резонирует с центром удовольствия в мозгу. Allez! Человек счастлив, как никогда в жизни. Больше ничего ему не надо. Как ты думаешь, это полноценное счастье, или сраное говно?

Штаб-капитан помолчал немного, слушая плеск волн, а потом проворчал:

– Не люблю я такие вопросы. С чего вдруг я должен решать, полноценное счастье, или говняное у какого-то другого человека? Пусть он сам решает, по ходу, это его дело.

– Какой ты правильный, кэп! – продолжала дразниться Ригдис, – Тринадцатый артикул Хартии, так? Каждый хабитант сам решает, что для него ценно, а что нет, и никому не позволено вмешиваться в чужой культурный выбор. Кэп, а что если я вмешаюсь?

– Aita pe-a, – ответил он, – к Хартии прилагается FAQ Первой ассамблеи foa, и там ясно сказано: вмешательство суть системное давление, а не частные разговоры за жизнь. Ты можешь сколько угодно спорить с элои или с неохиппи про полноценное счастье. Как нетрудно заметить милейший викарий Седаро занимается этим уже месяц. Смешно.

– Что смешного, кэп?

– Смешно, что ты, умная девушка, стремишься из каких-то абстрактных философских причин всем испортить объективную карму. Ты знаешь о структурном разнообразии?

– Представь, кэп, я знаю! Структурное разнообразие коллектива, это когда в нем есть множество разных культур со своими способами что-то практически делать. А я тебе говорю о культуре, в которой есть только способы не делать ни хрена!

– Так, Ригдис. Возьмем этих элои в книжке Уэллса. Они вообще ни хрена не делали?

– E-o! Я тебе третий раз об этом говорю!

– Так-таки вообще ни хрена? – с сомнением спросил он, – Ты точно в этом уверена?

– Практически ни хрена. Максимум, что они делали, это плели гирлянды из цветов.

– Ага! Это важная поправка. А ты говорила: «ни хрена».

– Почему ты такой въедливый сегодня? – слегка обиженно спросила Ригдис.

– Потому, гло, что элемент любой цветочной гирлянды, это узел. И любая культура, в которой принято плести гирлянды, разрабатывает множество конфигураций узлов. В глобопедии приведено около ста конфигураций, а вообще их на порядок больше.

Кйоккенмоддингер с глазами цвета льда, резко вздохнула, погрузилась, затем сделала медленный кувырок под водой, вынырнула и переспросила:

– Узел?

– Ага, – подтвердил он.

– Да, кэп. Узел, это, пожалуй, серьезно.

– Еще как. Узел, это сцепки, стропы, проводка, половина технической топологии…

– Да, я уже поняла. Ну, а если бы элои не плели гирлянды?

– Блин! – буркнул Корвин, – Ну, тогда они делали бы что-нибудь другое. Нет ни одной культуры, которая ничего материального не делает! Даже у шимпанзе есть орудия для раскалывания орехов, и будь уверена, это не какие попало камни. А какие надо! И…

…Штаб-капитан не успел договорить панегирик материальной культуре шимпанзе. Со стороны причала мини-верфи вдруг вспыхнул луч прожектора, потом появился катер и, заложив широкий вираж, затормозил рядом с ними.

– Что за на фиг, а? – прозвучал сердитый голос Эрлкег.

– А что? – не понял Корвин.

– Как – что!? Позвонил Хуго, и сказал, что вы двое обдолбались беспонтовой травой, и лежите на воде в ста метрах от берега, шлепаете ладонями. Я схватила катер…

– …Мы просто философствуем, – перебила Ригдис, – на берегу слишком шумно.

– Ты молодчина, что приехала, Эрлкег, – добавил Корвин, – но правда, эти дети цветов склонны к непроверенным умозаключениям, и к драматизации обстановки.

– Ух, ты задвинул, – оценила она, – ну, философы, едем домой, там кофе сварен.

…

20 июля. Остров Косраэ. Мини-каникулы в «экипаже Саммерс».

История безмоторных автожиров (гироглайдеров) начинается где-то в 1930-е годы. В сущности, идея простая. Если пассивный ротор может заменять самолетное крыло, то почему бы не сделать роторный планер, легкую игрушку для любительского спорта? Попробовали – получилось. Правда, аэродинамическое качество (и, соответственно, дальность автономного полета) у таких игрушек оказалось ненамного больше, чем у парашюта, и их использовали не как планеры, а как буксируемые воздушные змеи с пассажиром. То ли дело – крылатые планеры, для которых полеты на 500 км давно не являются экзотикой, а рекорды достигают 3000 км. В общем, автожиры надолго были вычеркнуты из списка перспективных безмоторных планирующих машин. Но команда Саммерс решила попытаться сломать этот стереотип – не на автожире с классическим ротором, а на машинке с «воздушным колесом» – йоло.

С первого взгляда на машинку, стоявшую на полосе «Summers Warf» можно было без сомнений определить класс: безмоторная любительская микробюджетная. Три ролика, опирающиеся на легкий каркас, в центре – матерчатое кресло, а на пилоне сверху – то самое воздушное колесо (или «йоло»). Вес машинки даже меньше, чем у пилота (как и предполагалось, пилотом стала рыжая зеленоглазая Лирлав – хотела же экстрима)…

Полетный план был несложный по меркам обычного спортивного планеризма. Взлет с Косраэ на буксире за учебным бипланом «Колибри», набор высоты 3000 метров, затем отцепка и 4-часовой автономный перелет 250 км на вест-норд-вест под малым углом к вектору устойчивого пассатного ветра, до маленького атолла Пингелап.

Лирлав выглядела уверенной, хотя уже заранее была «на адреналине», а Джон Саммерс Корвин нервничал за двоих. Ему принадлежала сама идея, и он же взялся пилотировать «Колибри» при буксировке и при сопровождении йологлайдера на маршруте. Вроде бы ничего особенного, но если опекать надо безмоторную модель нового класса, то всегда ожидаешь сюрпризов. А сюрпризы в воздухе никогда не бывают приятными… Корвин докурил тонкую сигару, бросил ее в красное пожарное ведро, последний раз глянул на трепещущий полосатый вымпел – указатель ветра, и полез в кабину «Колибри». А там мгновенно перестал нервничать (такой условный рефлекс пилота-инструктора: нельзя нервничать, иначе заразишь этим курсанта, он начнет дергаться, а значит – ошибаться). Правда, «курсант» сейчас никак не могла видеть инструктора (поскольку она сидела в матерчатом кресле йологлайдера, прицепленного к «Колибри» 50-метровым тросом).

…Ну, вот: отмашка дана, и дальше – привычная процедура. Разбег, и плавный взлет с контролем поведения буксируемого объекта. С объектом, все нормально: йологлайдер взлетел совершенно так же, как до того при старте с наземной лебедки (с чего бы ему взлетать по-другому – механика, она и есть механика). Корвин поправил микрофон и поинтересовался: