– В мире все ОК, – возразил лейтенант, – Луна светит, звезды мигают, волны плещут, а человеческим организмам пора спать. Я тебе еще нужен для этого рапорта?

– Вряд ли, Фидо. Я должна сама подумать.

– Тогда я падаю, – он махнул рукой в сторону широкого лежбища под навесом на юте катамарана, – а ты не возись с этим долго, приходи и тоже падай. Не забудь: мы утром собирались понырять к Холодной Искре. Это реально интересная археология.

– Да, я помню, – сказала она, – попробую добить этот рапорт быстро.

…

Boeing-737 авиакомпании SWA, выполняя рейс Гонолулу – Сан-Диего, приближался к тихоокеанскому побережью. До прибытия осталось менее получаса, и Джоан Смит, от нечего делать, разглядывала остров Сан-Клементе, уплывающий назад слева по борту. Остров, вроде, неинтересный, но на нем есть тренировочная база морской пехоты, где, кажется, вечность назад, курсант Смит проходила курс выживания… Жутковато было оказаться на этом огромном голом каменном поле посреди океана. Только с самолета кажется, что континент близко, а если ты на острове, то все выглядит совсем иначе…

…Тут воспоминания спецагента Смит были резко прерваны: в той стороне, куда она смотрела, но далеко к северу, будто полыхнула гигантская фотовспышка. На миг все вокруг показалось черно-белым, угловатым, как картинка грифелем на листе бумаги. Мгновением позже, на месте вспышки возникла полусфера, сияющая, как солнце, и медленно взлетающая над едва видимой отсюда полоской континентального берега. Удивленные возгласы в салоне авиалайнера в этот момент сменились криками ужаса. Пассажиры выкрикивали что-то нечленораздельное, а потом кто-то сказал: «Это Лос-Анджелес! Там был Лос-Анджелес!». Джоан Смит как-то отстраненно наблюдала за огненной полусферой, уже поднявшейся выше перистых облаков, и начавшей менять очертания, превращаясь в гриб. «Да, – промелькнула мысль, – конечно, Лос-Анджелес, главная мишень вероятного противника при ядерном ударе по Калифорнии. Вот мы и доигрались в молчанку, в распил бюджета, в PR для выборов, в фондовую биржу».

– Джоан! – окликнул ее кто-то, и энергично тряхнул за плечо.

– Отвали, – сказала она, не оборачиваясь, – поздно метаться, все просрали уже.

– Джоан! Что с тобой, блин!..

– Со мной-то? – переспросила Смит… И открыла глаза. Она лежала на лежбище под навесом на палубе маленького катамарана. Рефлекторно она сразу же прикрыла глаза ладонью, потому что в лицо ударил ослепительный свет от краешка солнца, только что вынырнувшего из-за горизонта. Над лагуной Табуаэран разгорался рассвет 26 июля.

– Хэй, гло, что тебе такое приснилось? – спросил лейтенант Барбус.

– Мне? Черт! Мне приснился термоядерный взрыв над Лос-Анджелесом.

– Вот нечего работать до середины ночи, – проворчал он, – давай, повернись и засыпай нормально. Сейчас 5 утра. Еще часа два точно можно поспать, ага…

14 июля. 16:05. Остров Косраэ. Западный берег. Fare Corwin.

Корвин вернулся домой с мини-верфи (хотя, уже не «мини», а «миди»), размещенной в комплексе из четырех внушительных купольных ангаров, в трехстах шагах от дома. По сложившейся привычке, он, сначала, шлепнулся на циновку под парой пальм во дворе, сбоку от лесенки, ведущей на веранду, и стал смотреть на небо. Вид хаотичных, кое-как наляпанных белых пятнышек кучевых облаков на лазурном куполе небесного ангара примирял его с неидеальной организацией всех процессов в галактике, в частности, с неидеальным выполнением производственного регламента в фирме «Summers-Warf». Казалось бы: неужели так трудно сначала проверить качество профиля и только потом, убедившись, что профиль ОК, нарезать его, просверлить технологические отверстия, и смонтировать готовые лопасти в агрегат-ротор? Но рабочие, вроде, толковые молодые ребята – корейцы, иногда забывают это сделать. По «закону бутерброда», точно тогда подворачиваются дефектные профили. Узнают ребята об этом лишь в фазе финальной проверки, и приходится демонтировать, на хрен, несколько роторов, нарезать новые лопасти… Треть дня – скату под хвост, и вместо дюжины машин за день имеем восемь. Рабочие-корейцы утешают ворчащего Корвина: «шеф, не нервничай, догоним график за неделю, и прибыль не потеряем». De puta madre! Дело не только в графике и в прибыли! Дисциплина, культура труда, регламент производства, вот в чем еще дело! Если мы не заметим какой-то ляп, а человек на этом йолоптере полетит, то что?.. Вот, то-то же!

«Нет в жизни гармонии, – подумал Корвин, – вот говорят: если авиа-инженер придумал, спроектировал, рассчитал и запустил в производство хоть одну свою модель, то он уже состоялся, как профи-личность. Но дьявол сидит в деталях. Что значит придумал? Если разобраться, то «воздушное колесо» для автожира придумано в начале Второй мировой войны Рудольфом Шривером, авиа-инструктором «Luftwaffe». Но, у Шривера не было компьютера и базы данных по аэродинамике. Со временем он разобрался бы даже без компьютера. Наверное, Шривер связался бы с британцем Элиотом Рое, наследником исследований испанца Хуана Сиерва, автора первой теории автожиров. Вместе они доделали бы теорию устойчивости свободного несущего ротора… Но, началась война, Шривер и Рое оказались по разные стороны… Так что разобрался я, причем случайно, потому что на Кюсю не фиг было делать, кроме как складывать оригами. Вот, теперь штампуем йолоптеры, по сто штук в декаду. Обалдеть можно, какая простая машина получилась. Даже штаб флота заказал полсотни – для базовых летных школ. Пробная партия. И на форуме сайта ассоциации летных школ есть тема: йолоптер – автожир с колесом Корвина. Блин! Оно не Корвина, оно Шривера! Ладно, что уж теперь. Вот, с дисциплиной на производстве надо разобраться… Завтра подумаю, с чего начать».

…Корвин смотрел на белые облака, явно сделанные с нарушениями регламента, и, как обычно, успокаивался. Все. Его шеф-смена позади. А впереди обед. Ага! Решительно поднявшись на ноги, Корвин потянул носом, и ощутил манящий запах Супа с большой буквы «С». Запах супа доносился со стороны навеса – слегка продвинутого, но по сути традиционного домашнего камбуза, изобретенного канаками еще в эпоху Мауна Оро (разумеется, если верить сочинениям Ахоро О'Хара). Тут Корвин, кстати, припомнил присказку коммодора Багио Кресса: «чем больше женщин будет в твоем мобильном отряде, тем больше вероятность, что все бойцы вовремя получат жратву».

Под навесом, вокруг трехведерного бронзового котла с уже почти готовым Супом, оживлено общались Эрлкег, Лирлав, и Ригдис. Принцип обеспечения питанием у кйоккенмоддингеров был прагматичный, партизанский.

Первое: готовим один раз в сутки, сразу – на обед, на ужин, и на завтрак.

Второе: готовим много, поскольку наверняка кто-нибудь придет пожрать на халяву.

Третье: готовим из всего, что аппетитно выглядит, и кладем побольше разного.

Четвертое: это очень вкусно, а кто думает иначе, тот ничего не понимает в жизни!

Корвин уже придумал длинный многоплановый комплимент, адресованный всем трем девушкам вместе, и каждой в отдельности, а также, Супу, и был готов подойти к ним и произнести эту маленькую бытовую поэму, как вдруг…

…С грохотом рухнула секция декоративной ограды, и во двор ворвался овцекролик. Любимой клумбе Ригдис, где росли цветочки типа подсолнухов, угрожало фатальное разорение, и Корвин бросился наперерез злодею. Овцекролик (точнее нуралаг, как по научному называлось это порождение европейской животноводческой генетической селекции, не прижившееся на родине из-за ограничений на ГМО), был крупный, треть центнера, наверное. Явный самец-производитель. И наглость соответствующая. Он, не обращая внимания на Корвина, мчался к клумбе, но точный футбольный удар в брюхо отбросил его в сторону. Будь на месте овцекролика кабанчик такого же веса – атака на подсолнухи прекратилась бы, но это упрямое существо предприняло вторую попытку. Времени на второй замах ногой не было, и Корвин просто прыгнул на агрессора, резко придавив его к земле, и подумав: «хорошо, что неохиппи разводят овцекроликов, а не овцебыков». Овцебык, как известно, весит три центнера, и к тому же, с рогами…