– Просто, необычные авиамодели, – ответил Корвин, – на фаббере их несложно делать.

– А это что? – флит-капитан INDEMI похлопал ладонью по корпусу полутораметровой летающей тарелки, похожей на макет для голливудского фильма про инопланетян.

– О! Это гиперзвуковая ракета «Pye-Wacket», разработанная в США в 1960 году. Она не пошла в серию, и это хорошо. О ней известно только тем, кто интересуется. Мы нашли полные протоколы механических и аэродинамических тестов. Для гиперзвука ей нужен мощный бустер, но нам достаточно обычной сверхзвуковой скорости.

– Такая игрушка может перейти звуковой барьер? – удивился фон Зейл.

– Да, ведь она для этого и была создана. Представь, какой политико-психологический эффект можно получить, если показать ее сверхзвуковой полет в удачной обстановке.

– Представляю… Гм… А в боевом отношении она?..

– …Ноль, – ответил Корвин, – это же летучая пластиковая игрушка с FPE-импеллером.

Флит-капитан покивал головой.

– Политико-психологический эффект. Надо подумать. А этот дракончик тоже летает?

– Конечно! Это сделано по архивам лаборатории Пало-Альто 20-летней давности. Там занимались моделированием полета птеродактилей, а у нас есть свои птеродактили, и девчонки заинтересовались темой. Я, конечно, поощряю такой интерес.

– У вас есть птеродактили?... – переспросил фон Зейл, – …В смысле летучие лисицы?

– Да, – Корвин кивнул, – они живут в мансарде, и мы их слегка одомашнили.

– Я уже заметил… Вообще, девчонки замечательные. Но сложные.

– Все мы непростые, – ответил Корвин, и бросил взгляд на кофейник, на котором уже загорелся зеленый огонек, свидетельствующий о завершении процесса, – тебе как? С сахаром, со сливками, с ромом, или чистый?

– С сахаром и капелькой рома.

– ОК, – Корвин снова кивнул, поколдовал с кофейником, и через полминуты, протянул разведчику чашку, – вот, держи. Капельку я определил интуитивно.

Хелм фон Зейл сделал глоток и объявил:

– У тебя развита телепатия. Ты определил капельку ровно так, как я подумал.

– Эмпатия, – поправил штаб-капитан, – как ты верно заметил, люди вокруг сложные, и приходится наблюдать, исследовать, угадывать, определять. Но мне это нравится.

– Понятно, – сказал разведчик, – Не зря хабитанты тут называют тебя ariki, а девчонки называют тебя «кэп», что с учетом обстоятельств означает то же самое.

– Ну… Так исторически сложилось.

– Вижу, что сложилось. Я теперь понимаю смысл твоих разговоров про этнос. Тогда, в самолете, я не думал, что это настолько серьезно, а сегодня увидел все в реальности, и прихожу к выводу, что у тебя получается этот фокус с формированием этноса.

– Ну, Хелм, до успеха тут еще далеко.

– Не так уж далеко, – возразил фон Зейл, – и поэтому вот какой вопрос Корвин, как ты считаешь, твой опыт можно тиражировать?

– Опыт или фокус?

– Не важно, как это называть. Вопрос понятен. E-oe?

– E-o, – сказал Корвин, – вопрос понятен, но как ответить, я не знаю. Давай подумаем вместе. Ты ведь не на один день приехал. Ты понаблюдаешь, и обсудим, ОК?

– ОК! Это я и хотел тебе предложить. Но, я не хочу быть просто наблюдателем. Скажи, Корвин, тебе пригодится еще один тест-пилот для вот этого крылатого автожира? – тут разведчик показал ладонью на размещенный ближе к воротам ангара легкий автожир с характерным замкнутым крылом-ромбом, охватывающим кабину и толкающий винт.

Штаб-капитан сделал очередной глоток кофе и улыбнулся.

– Тест-пилот пригодится. Наша модель «йолоптер», в общем, обкатана, но свежий взгляд никогда не бывает лишним. Только просьба: не увлекаться экстримом.

– Тебе кажется, что я склонен к пилотскому экстриму? – спросил фон Зейл.

– Так, – Корвин пожал плечами, – слышал я про одну историю на Гуадалканале…

– А-а… – флит-капитан INDEMI вздохнул, – …В начале января я узнал про семью, и на некоторое время утратил адекватность. Меня потянуло в камикадзе. Так бывает.

– Да, – лаконично сказал Корвин, – так бывает. Главное тут не оставаться одному.

– Это точно. Знаешь, мне повезло, что рядом оказался флит-лейтенант Татокиа.

– Ты имеешь в виду Фуо-Па-Леле Татокиа, короля атолла Номуавау?

– Вот-вот. Я впервые увидел человека, который не просто верит в загробную жизнь на берегу Океана Звезд, а считает эту жизнь чем-то само собой разумеющимся.

– Король Фуо, он такой…- задумчиво согласился Джон Саммерс Корвин.

14 сентября. Бывшее королевство Тонга. Остров Ниуафо-Оу.

По «Черному конкордату» о разделе Тонга в декабре прошлого года фиджийской хунте генерала Тимбера отошли три центральные провинции, вместе с тонгайской столицей Нукуалофа. А полевые командиры Конвента забрали маленькие островки и коралловые банки дальнего юго-запада (у границ акватории Новой Зеландии), и крайнего севера (соседствующие с бывшей французской территорией Увеа-и-Футуна).

Остров Ниуафо-Оу, самый северный: 250 км к зюйд от Увеа, 300 км к ост-зюйд-ост от Футуна, в 400 км к вест-зюйд-вест от Германского Самоа, и 100 км к норд-норд-ост от атолла Номуавау. Отсюда ясно, что Фуопалеле Тотакиа, король атолла Номуавау, знал Ниуафо-Оу, как свои пять пальцев, и, кстати, называл этот остров Тин-Кен (на морской английский манер). Тут требуется пояснение. По форме Ниуафо-Оу – бублик диаметром около пяти миль, с дыркой: пресноводным озером в вулканическом кратере. Мореходы наполняли здесь свои «tins» (бочки и жестянки), и на картах XVIII века около силуэта Ниуаофо-Оу написано «Tin can be fill here», или сокращенно: «Тин-Кен». Плодородные вулканические почвы Ниуафо-Оу, это своеобразное чудо. Благодаря им, остров покрыт густым лесом, а на распаханных участках можно снимать четыре урожая батата в год. Подводные извержения вулкана (с частотой примерно 8 раз за столетие) обычно лишь выбрасывают пар в воздух, но порой на сушу из озера обрушиваются потоки кипятка и раскаленной лавы. Две туземные деревни расположены в секторах на севере и на юго-востоке, где при извержении не так высок риск. Еще одна обитаемая точка, это порт на западном краю бублика, где старые лавовые языки, вытянувшиеся в океан, образовали естественные волноломы и пирсы. Он называется Пулу.

Утром 14 сентября король Фуопалеле прибыл в порт Пулу, и двинулся к Шастхадхару Кшапанидхи приятелю-индусу, державшему в двух шагах от порта кафе «Бомбей» с черной бомбейской кошкой на вывеске. С этой кошки и начался разговор.

– Aloha, Шаст! – произнес король, хлопая индуса по плечам, – знаешь, что я узнал?

– Aloha, Фуо. И что?

– Вот что: бомбейская кошка не из Бомбея, и вообще не из Индии. Ее изобрели янки!

– Э… – индус нахмурил брови, и задумался, так интенсивно, что на его смуглом лице с крупными округлыми очертаниями, выступили капельки пота, – Э…Эй! Мадхави! Иди быстро сюда! Мадхави, ну где ты, а?

– Тише папа! – прошипела девчонка лет 15, выскакивая из двери позади стойки, – Ты посмотри, сколько сейчас времени! Сейчас семь утра! Мама спит! О! Aloha, Фуо!

– Aloha, Хати! – король стремительно выбросил вперед обе руки, схватил девушку, с легкостью подбросил в воздух, и поставил на ноги, – Хэй! Шаст, твоя дочка уже такая красивая, что парни, наверное, замирают и хлопают глазами от восторга!

Шастхадхар, глядя на дочь, одетую в короткую открытую тунику, явно самодельную, сшитую из оранжевого парашютного шелка, покивал головой, вздохнул и сказал:

– Арандхати, приготовь гостю завтрак, ладно? Только, сначала свари кофе ему и мне, и посмотри в Интернет, откуда появилась бомбейская кошка.

– Про кошку я тебе сразу скажу, папа. Ее вывели янки в штате Кентукки в 1950-м.