Когда Перри Мейсон уже собирался уйти из конторы в конце рабочего дня, Делла Стрит, его личный секретарь, сказала:

– Шеф, пришел доктор Логберт П. Динэйр. Он колотил в дверь, и мне пришлось ему открыть, хотя я сказала, что уже шестой час и…

– А что ему нужно?

– Он хочет вас видеть немедленно. И притащил с собой магнитофон.

– Я приму его. Доктор Динэйр не стал бы врываться, если бы не случилось какого-то дела крайней важности.

– Врываться? – переспросила Делла Стрит, подняв брови.

– Да, – кивнул Мейсон, – в любом случае он бы уж позвонил нам. Если уж доктор Динэйр не смог прежде позвонить, это что-то очень срочное. Приглашай его, Делла.

Делла Стрит направилась было в приемную, но Мейсон жестом остановил ее.

– Лучше я выйду встречу его, Делла. Профессиональный этикет, знаешь ли. – Мейсон оттолкнул свое кресло-вертушку, выпрямился и пошел в приемную.

– Хэлло, Берт, что за спешка привела тебя сюда? – сказал он доктору Динэйру.

Доктор Динэйр поднялся со стула, поздоровался за руку и нервно сказал:

– Перри, я хочу получить у тебя профессиональную консультацию.

– Хорошо. Давай-ка заходи. – И он повел его в свой кабинет. – Деллу Стрит, мою секретаршу, ты знаешь.

– Конечно. Здравствуйте, мисс Стрит.

– Она останется, если ты не возражаешь, – сказал Мейсон. – Я люблю, когда она делает записи.

– Это ничего, нормально, но должно быть понятно, что я консультируюсь у тебя как у специалиста-профессионала, и поэтому все, что я скажу, должно оставаться строго конфиденциальным. Я уверен, что могу довериться тебе и твоей секретарше. Я нахожусь в таком положении, что не знаю, что делать, и мне нужен твой совет.

Мейсон широким жестом показал на стены кабинета.

– Ты находишься в стенах адвокатской конторы, Берт. Все, что ты скажешь, будет конфиденциально.

– Предположим, что ты найдешь в этом некоторые технические ограничения закона, охраняющего доверительную информацию, – сказал доктор Динэйр. – Предположим, вдруг что-нибудь, о чем я мог бы сказать тебе, окажется в рамках одного из исключений и…

– Закон, – сказал Мейсон, – устанавливает, какая профессиональная информация должна быть конфиденциальной, Берт. Это как раз та часть его, которую я не потрудился изучить. Что же касается меня, то все, что клиент скажет мне, является конфиденциальным.

– Ну спасибо тебе, – сказал доктор Динэйр, и его холодные глаза сверкнули чуть заметным весельем. – И все же мне хотелось бы узнать о законе.

– А в чем дело-то?

– Я сейчас лечу одну молодую пациентку, которая страдает комплексом вины. Она находится в состоянии, которое я охарактеризовал бы как нервное перевозбуждение, что мы можем назвать психическим износом. Я старался вывести ее обычными способами, но не смог. У меня было такое ощущение, что она что-то скрывает. Это частенько происходит с молодыми, незамужними женщинами. И я предложил ей пройти тест с помощью сыворотки истины. Она дала согласие, и я провел его так, что он…

– Ты просто скажи, насколько эти тесты эффективны, – сказал Мейсон.

– Это зависит от того, на что ты рассчитываешь и что ты хочешь получить. С точки зрения лабораторных экспериментов, они эффективны чуть ли не в ста процентах, если иметь в виду специфическую информацию по поводу конкретных вещей. Например, если возьмем группу студентов, заставим их совершить условные преступления, и они расскажут тебе все, что сделали, стоит только накачать их одним из наркотиков сыворотки истины – скополамином, натриевым пентоталом, натриевым амиталом или любым другим, при условии, что используется подобающая техническая методика.

Но можно взять и закоренелого уголовника, который много лет отрицает свою вину то в одном, то в другом преступлении, который уже прошел все виды допроса третьей степени и через давление на следствии, – и тогда нельзя быть уверенным, к чему же ты придешь в итоге. И никто этого не знает. Мы часто получаем протесты о невиновности по поводу преступления, где у нас есть полная уверенность, что этот человек виновен, и часто случается так, что, хотя он и отказывается от преступления в ходе расследования, которое могло быть просто кражей со взломом, он может случайно ослабить свою бдительность и рассказать о каком-нибудь совершенном им убийстве, которое прошло безнаказанным.

Имея дело с людьми, которые страдают ощущением вины, когда чувствуешь, что в этом есть какой-то значительный факт, пока что утаиваемый, лечение сывороткой истины является эффективным. Стоит только узнать то, о чем пациент боится рассказать, – и ты можешь быстро завоевать его доверие. В особенности это помогает женщинам. В данном случае я имел дело с молодой женщиной, уравновешенной, привлекательной, утонченной и эмоционально взволнованной. Я был уверен, что под влиянием наркотика она сознается в каком-то неблаговидном поступке, может быть, в прерывании беременности… А она созналась, видимо, в убийстве.

Глаза Мейсона сузились.

– А почему ты говоришь «видимо»?

– Потому что в данный момент я не знаю, как оценить свои результаты.

– А не мог бы ты повторить в точности то, что она сказала? – спросил Мейсон. – Ты делал записи или?..

– Все, что она сказала, я записал на магнитофон. У тебя, конечно, возникнут кое-какие сложности, так как трудно разобрать некоторые слова. Пациентка часто бормочет и говорит невнятно, как человек, разговаривающий во сне. В этом-то и прелесть использования магнитофона. Мы можем прокрутить ленту снова и снова, пока нам не удастся разобрать сказанное. Эта молодая женщина, находясь в состоянии, когда рассказывают правду, говорила совершенно отчетливо.

– А какой наркотик ты использовал? – спросил Мейсон.

– Я предварительно дал пациентке лекарства. Потом использовал несколько наркотиков, и она впала в бессознательное состояние. Когда пациентка начала приходить в себя, я использовал слабый раствор натриевого пентотала и средство, возбуждающее психику, чтобы заставить ее говорить. Высшие корковые клетки при этом находятся в противоборствующем состоянии. Между физической летаргией и определенной тягой поболтать.

Это такая сбалансированная ситуация, которая в идеальном состоянии существует всего несколько минут, но иногда она длится значительно дольше. Это зависит от индивидуальности. – Доктор Динэйр снял с магнитофона крышку, вставил шнур в розетку, повернул выключатель и сказал: – Я хочу, чтобы ты внимательно послушал.

Перри Мейсон и Делла Стрит прослушали записанный разговор. Когда пленка домоталась до конца, доктор Динэйр щелчком переключил магнитофон на перемотку, а затем выключил магнитофон. Закрыв его крышкой, он взглянул на Мейсона и спросил:

– Что ты скажешь?

– А что ты хочешь услышать?

– Я хочу знать о своих официальных правах.

– Для чего?

– Тогда я буду знать, что мне делать.

– Если я скажу тебе, что, согласно требованию закона, ты обязан сообщить эту информацию властям, ты это сделаешь?

Доктор Динэйр подумал какое-то мгновение, а потом сказал: – Нет.

– Почему же?

– У меня есть совесть и этический кодекс. Наши законы, касающиеся конфиденциальной информации, были приняты, еще когда не было психиатрии. Сегодня для того, чтобы лечить пациентов, врач должен знать секреты, скрытые глубоко в сознании пациента. Моя жизнь посвящена этому искусству исцеления.

– Так ради чего ты пришел, – сказал Мейсон, – если знаешь, что хочешь сделать? Это не входит в закон.

Доктор Динэйр ответил:

– Наверное, я пришел, чтобы снять с себя ответственность. И иметь возможность сказать, что советовался с адвокатом.

– Если бы я сказал тебе, – сказал Мейсон, – что, согласно закону, ты должен уважать конфиденциальное сообщение клиента и что тебе не обязательно передавать полученную информацию полиции, то ты тогда смог бы оправдаться тем, что, мол, сходил к адвокату и последовал его совету, так?

– Да, так, – ответил доктор Динэйр.