– Ваша честь, – утомленно сказал Гамильтон Бюргер, – мы снова пришли туда же. Это снова блуждание в трех соснах, снова этакое драматическое перемешивание и перетасовывание свидетельств и свидетелей и…

– Сядьте и сидите спокойно, – сказал судья Эшхерст. – Этим я занимаюсь. Я не намерен быть неучтивым, но мы здесь быстро приближаемся к решению. Это, возможно, окажется не то решение, которого вы ждете, но это именно то решение, которого желает высокий суд. И больше не перебивайте. – И судья Эшхерст повернулся к Ньюбэрну: – Итак, вы говорите, что знаете, что ваша жена не отравила Хигли, потому что она вам так сказала?

– Да, ваша честь.

– Но что же вначале заставило вас считать, что она отравила Мошера Хигли?

– Дело в том, что она была там перед его кончиной. Я знаю, что она спускалась вниз, в столовую, когда перемешивался этот шоколад. Она поглядела кругом, ища Надин, но не смогла найти ее. Она звала капитана Хьюго, но и его поблизости не оказалось. Она могла пройти на кухню и увидеть там двойной кипятильник, на котором растапливался этот шоколад, и я… Естественно, я предположил, что она сделала это и положила туда яд.

– Почему же?

– Потому что мы обнаружили кое-что, что было самым тревожным.

– Что же это?

– Мы обнаружили, что Мошер Хигли убил своего компаньона, который был отцом Надин Фарр. Она раскрыла эту ситуацию и потребовала от Мошера Хигли определенных вещей. Он уступил, но поскольку в самом деле был виновен, то признался Сью.

– Сью – это ваша жена?

– Да.

– Когда было сделано признание?

– За день до его смерти.

– Таким образом, – сказал судья Эшхерст, – вы и ваша жена почувствовали, что в результате признания ваше право на наследство оказывается под угрозой и что вследствие этого убийства у Надин Фарр возникает претензия на наследство?

– И даже более того, – сказал Ньюбэрн. – После смерти своего компаньона Хигли так распорядился делами компании, что мошенническим образом завладел его имением. Видите ли, Роза Фарр, мать Надин, была мозгом компании. Она была и секретаршей, и бухгалтером, и счетоводом, а в целом этаким живым телеграфом. Она держала в голове все эти факты. После смерти этого компаньона Роза Фарр осталась беременной и…

– Вы сейчас вступаете в довольно сложную ситуацию, – сказал судья Эшхерст.

– Давайте-ка остудим ее до чего-то попроще.

– Ну, Мошер Хигли убил своего компаньона и завладел его деньгами. Компаньон оставил завещание, передающее всю его долю в компании Розе Фарр, матери Надин. В таких обстоятельствах если бы Надин наняла адвоката, который бы предъявил претензию, что эти деньги удерживались Мошером Хигли в виде непроизвольной опеки для нее… ну, это была бы ужасная ситуация. Сама Надин пока что не знала этих фактов, то есть она догадывалась о них, но у нее не было никаких доказательств. Мошер Хигли умер. Он понимал, что долго ему жить уже не придется, и… он был испуган. В общем, он сознался нам.

– Вам или вашей жене?

– Нам обоим.

– И что же вы сделали?

– Мы сказали ему, чтобы он не делал ничего, пока мы не увидимся с адвокатом.

– И вы увиделись с ним?

– Нет. Его смерть… ну, вы понимаете, что если он умер от отравления цианидом, то… Его смерть оказалась чрезвычайно своевременной. Часть земли имеет потенциальную ценность как нефтеносная. По сути дела, я мог бы сказать, что она весьма ценная.

– И вследствие этого факта вы подумали, что ваша жена убила его.

– Это… и то, что она сказала.

– А что же она сказала?

– Она сказала, что такая ситуация не может продолжаться и что она не собирается позволить Надин включиться в это дело и выдернуть из-под нас ковер. Мы разговаривали о том, что могло бы случиться, и она сказала, как бы, мол, было мило, если бы Мошер Хигли подходящим образом умер бы, прежде чем… Потом мы обсудили… То есть она обсудила насчет цианида. Она спросила меня, что произошло бы, если бы поместить несколько таблеток цианида в его шоколад вместо… Ваша честь, это всего лишь одно из этих недоразумений. Я… я загнан в ловушку этими событиями, но… но Сью говорит мне, что этого не делала.

– Понимаю, – саркастически сказал судья Эшхерст. – Вы с вашей женой, зная, что Мошер Хигли был убийцей и похитителем чужих денег, что он обманом лишил Надин Фарр ее наследства, были не только заинтересованы в том, чтобы никто не узнал правды, но вы еще и обсуждали, сколько яда понадобится, чтобы увидеть, что он «своевременно скончался», прежде чем могло бы быть предпринято какое-либо действие.

– Я… мы говорили об этом… но не хладнокровно, просто что-то вроде… это была просто возможность, которую мы исследовали.

– И вы предполагали, что ваша жена убила его. Итак, несмотря на всю глубину порочности, раскрытую вашим свидетельством, только на основании того, что ваша жена говорит вам, что она не убивала его, вы принимаете ее слова на веру и считаете, что она невиновна?

– Если бы Сью сделала это, она бы рассказала мне, – сказал Ньюбэрн.

– И на этой ноте, полной моральной деградации, – резко сказал судья Эшхерст, – суд намерен объявить перерыв. Высокий суд приказывает взять этого свидетеля под стражу и предлагает полиции немедленно арестовать Сью Ньюбэрн, его жену, и обвинить ее и мужа в убийстве. Суд объявляет перерыв до четырех часов. Присяжным рекомендуется вынести прямой вердикт о невиновности, когда суд соберется снова. А до тех пор суд откладывается.

И судья Эшхерст ударил своим карающим молотком.

Объявленный в суде перерыв вызвал в зале замешательство и, как впоследствии заявила одна из газет, стер из памяти само воспоминание о столпотворении, связанном с участием в деле Перри Мейсона. Гамильтон Бюргер, ошеломленный, раздосадованный и рассерженный, проталкивался к выходу из зала суда. Джексон Ньюбэрн и его жена, взятые под стражу, под конвоем брели в тюрьму, и Джексон просил свою жену рассказать правду. Сью Ньюбэрн плотно стиснула губы, и можно было услышать ее рассерженный крик:

– Ты слабовольный болтун! Ты болван! Ты хитрый крысенок! Ты никогда больше не получишь ни цента из моих денег до конца моей жизни!

Ньюбэрн достаточно смиренно, но все же понимая суть вопроса, говорил:

– Милая, у тебя нет денег, и, черт подери, ты уже ничего не получишь.

Делла Стрит и Пол Дрейк прижались к Мейсону и обвиняемой, поздравляя их. Надин Фарр, то смеясь, то плача, была в состоянии истерики. Женщина-полицейский сказала:

– Сожалею, но мне придется взять ее под стражу. Высокий суд формально пока еще не освободил обвиняемую.

Мейсон похлопал Надин по спине:

– Теперь все хорошо, Надин. Вы только расслабьтесь. Она кивнула, продолжая плакать, потом вытерла слезы и принялась смеяться, потом импульсивно обхватила руками Мейсона, прижалась к нему потеснее и поцеловала его. Газетные фотографы, внимательно наблюдавшие за каждым мало-мальски привлекательным действием, защелкали камерами. Один из фотографов, пропустивший этот момент, сказал:

– Мисс, не могли бы вы проделать это еще разок? Я не успел это снять.

– Не возражаю. Женщина-полицейский, снисходительно улыбаясь, подождала, пока фотограф сделает снимок, а затем увела Надин.

Что же ты сделаешь теперь? – спросил Пол Дрейк. – Что будет делать Гамильтон Бюргер?

– А Бог его знает, – сказал Мейсон. – Но вот что интересно: есть девяносто девять шансов из ста, что он собирается проделать нечто неправильное.

– Каким же образом?

– Он хочет обвинить Сью Ньюбэрн в убийстве.

– Ну и что же?

– И на сей раз он не получит никакого признания, – сказал Мейсон. – Он не сможет доказать состава преступления, и что Мошер Хигли умер от отравления цианистым калием, и как это было проделано.

– Разумеется, свидетельство Джексона Ньюбэрна сделает это… – Тут Мейсон захихикал, и Дрейк спросил: – В чем дело?

– Свидетельство Джексона Ньюбэрна не будет приемлемым, – сказал Мейсон. – Муж не может свидетельствовать против жены в судебных слушаниях такого рода, если только жена не даст на это согласия. Итак, мы сможем насладиться спектаклем, когда Гамильтон Бюргер, после того как его многократно представили в газетах как «лучезарно улыбающегося», будет беспомощно метаться в ловушке наподобие щенка, гоняющегося за собственным хвостом и неспособного ухватить его.