Неожиданно я спохватился:

— У нас хватит воздуха?

Лиз, поколебавшись, ответила:

— Да. Среди медицинского оборудования есть емкости с кислородом. В случае чего воспользуемся ими. Теоретически можно продержаться в герметически закрытом корабле почти двое суток. Правда, мне не хотелось бы, чтобы до этого дошло.

Она сняла наушники и бросила на приборный щиток. — Черт!

— Что на этот раз?

— Ничего. Просто у меня срываются планы на вечер. Погребение заживо в них не входило.

— О! — вырвалось у меня. Представить полковника Тирелли на свидании я не мог. — Простите.

— За что? Это же не ваша вина.

— М-м, я просто посочувствовал.

— Да? Ну спасибо. Сегодня целый день я мечтала о бифштексе и омарах.

— Омарах?

— Да. Их снова начали разводить на аризонских фермах. Вы бы видели, каких чудовищ там выращивают! — Лиз задумчиво добавила: — В Аризоне легко поддерживать карантин, по крайней мере на юге: слишком мало корма для червей и почти нет почвы для их гнезд. Там мы сможем долго держать рубежи.

— Это пункт из долгосрочной стратегической программы?

— Пока нет, но может им стать.

— Вы работаете в Комитете?

— Да, меня пригласили. Хотя, по-моему, все упирается в приоритеты. — Она пожала плечами. — Что толку от долгосрочных программ, если мы не заботимся о настоящем?

— С другой стороны, — заметил я, — то, что мы делаем сейчас, — работа на будущее, не так ли?

Лиз пристально посмотрела на меня.

— Вы, случайно, не общались с доктором Форманом?

— Что? Нет. Почему вы спросили?

— Показалось, что вы поете с его голоса. Это комплимент, между прочим. Но вы правы. Я должна быть там, где принесу наибольшую пользу. — Она мягко улыбнулась. — А значит, мне, по-видимому, придется войти в состав Комитета. Просто я боюсь, что тогда у меня останется меньше времени для полетов, а так не хочется расставаться со штурвалом!

— По-моему, в Комитете вам придется летать еще больше. Я имею в виду инспекционные поездки.

— Что ж, неплохая мысль, — одобрила Лиз. — Только не знаю, сумею ли я добиться этого. — Она посмотрела в окно. — Дайте-ка фонарик.

Я передал фонарь. Она направила луч на верхний край стекла обтекателя.

— Так я и думала. Нос засыпало почти полностью. Сейчас пудра повалила еще гуще.

Лизард выбралась из кресла и направилась в хвост вертолета. Я пошел за ней. Она покопалась в ящике под обшивкой, достала другой фонарь и аварийную лампу, которую повесила на крюк под потолком.

— Вот так-то лучше.

Второй фонарик она передала мне.

Потом, миновав Дькжа, она прошла еще дальше и осветила хвост машины^ Я не мог понять, что она ищет. Лиз просунула голову в задний фонарь наблюдателя и посветила наверх.

— Так. Теперь мы похоронены целиком. Надеюсь, эта гадость теплопроводна, иначе здесь будет чертовски жарко.

— Я считал, что «банши» имеют теплоизоляцию.

— Конечно, но куда отводить тепло, если нас засыпало? — Она забралась в самый хвост. — Есть не хотите?

— Хочу.

— Вот и хорошо. Держите НЗ.

По пути я проверил Дьюка — изменений не было — и взял у нее коробки. Мы вернулись и, развернув пилотские кресла назад, сели. Лучше устроиться лежа на спинке кресла, чем рисковать вывалиться из него. Я вытянул ноги. Плитка НЗ была мягкой, пережевывание не отвлекало от размышлений.

Неожиданно Лиз спросила:

— Вас никогда не приглашали на «голубую мессу»? Я покачал головой.

— Это что, приглашение? Она мрачно взглянула на меня.

— Просто любопытно, что вы о них знаете.

— Простите, но я слышал, что новичков туда принимают крайне неохотно.

Лиз кивнула.

— На прошлой неделе я получила приглашение Теперь они собираются каждый выходной. Присутствуют сотни людей, и, чтобы попасть туда, каждый из них платит по тысяче. — Теперь Лиз говорила тише. — Меня разобрало любопытство, я ведь знала об этом только по слухам, да и то не из первых рук. Это нечто вроде тайного братства. Однако я слышала, что там… можно освободиться от всех забот. Забыться, хотя я не совсем понимаю, что это значит. Говорят еще, что и секса так хватает.

Последние слова словно повисли в тишине, потом он добавила:

— Не уверена, что замучить себя сексом до бесчувствия — лучший способ сохранения рассудка. Хотя кому-то это наверняка помогает. Иногда мне… хочется быть такой, как другие.

Ее голос стал едва слышным.

— Иногда я не могу удержаться от искушения. Что если и вправду поможет? Неужели я такая размазня что не осмелюсь попробовать? Как бы мне хотелось забыться хоть на минутку. Вот почему я пойду туда — забыться.

Я пришел в замешательство. Надо было что-то сказать, но любые слова прозвучали бы сейчас фальшиво.

— Хотя… — продолжала Лиз, — ясно, что это ловушка, вроде наркотиков. Просто еще один способ уйти от реальности. Стоит только начать — и остановиться уже не сможешь. Слишком многие попались на этот крючок. Я не собираюсь стать следующей.

Внезапно она замолчала, мрачно рассматривая плитку НЗ. Я взглянул на свою порцию.

— Да, это уж точно не омары.

— Не надо, и так тошно. — В ее голосе слышались слезы.

— Простите.

И тут я все-таки решился: почему бы не сейчас?

— Полковник!

Она не подняла головы.

— Э… Иногда мне тоже приходят подобные мысли. И не только мне. Наверное, командование должно знать об этом. Я имею в виду, что… у нас должна быть какая-то разрядка… Я не прав?

Лиз ответила не сразу, и я было решил, что уже вообще не ответит, когда она заговорила:

— Командованию известно, что большинство людей в военной форме находятся на пределе. Но выхода нет. По крайней мере, такого простого, какой ищете вы.

Внезапно она опять превратилась в полковника Ти-релли, застегнутого на все пуговицы.

— Сейчас доктор Форман по личной просьбе президента работает над этой проблемой. Но пока ответ неутешительный. Он считает, что человек сам должен отвечать за свои чувства и мысли и обязан владеть собой…

— Но как?

Лизард пожала плечами.

— Этим-то Форман и занимается. Я подозреваю, что он просто решил усовершенствовать приемы психофизической тренировки. Впрочем, не знаю. Послушайте, — вдруг добавила она. — Вы служите в Спецсилах, в подразделении дяди Аиры, так что в любой момент можете обратиться в Атланту, к доктору Дэвидсону.

— Вы к нему обращались?

— Сейчас речь идет о вас, — отрезала Тирелли.

— Простите.

— Опять вы извиняетесь. — Она повернулась ко мне и с любопытством спросила: — А что-нибудь еще вы умеете Делать?

— Простите… Я имел ввиду… Гм, да… Я постоянно все порчу. — Я поднял глаза на Лиз. — Так что повод для извинений всегда есть. Порой мне даже кажется, что только-это я и делаю хорошо. — Я смущенно улыбнулся.

— Прямо-таки второй Шлемиль[6], — усмехнулась она. — Очень удобная позиция. Вам прощают, и в выигрыше оказываетесь вы. По сути, вы даете взятку. Покуда; люди будут проливать суп на скатерть, ваше положение беспроигрышное. — Тирелли с отвращением посмотрела на свою плитку НЗ. — Но меня такое притворство доводит до белого каления.

Я не знал, что отвечать, тем не менее открыл рот и слова вылетели непроизвольно:

— Тогда простите, что я не вовремя родился на одно! планете с вами и отношусь к тому же виду.

— Вряд ли мы с вами относимся к одному виду, — сухо заметила Лиз. — Я лично придерживаюсь противоположного мнения.

Я вспыхнул. В другой ситуации следовало бы встать выйти. Но куда здесь выйдешь? Как еще можно отреагировать?

— Не знаю, какая муха вас укусила, — пробормо-тал я. — Только что мы разговаривали, как нормальные люди, а теперь вы относитесь ко мне, как к какой-то.. мрази!