— Итак, — подвел итог Алан, испортив мне все удовольствие от напитка, — вы уловили, какие грандиозные возможности открывает наш план? Вы можете внести деньги на закрытый залоговый счет, а наша компания подаст заявку на очень крупную недвижимость. Вот Почему я предлагаю вам вложить деньги во фьючерсные доллары. Федеральное правительство акцептирует их как постоянно увеличивающееся дополнительное обеспечение. Вы положите их на ротационный счет.

— Что будет, если я захочу взять свои деньги обратно? Алан хмыкнул:

— Не захотите. Я заметил:

— Получается, я рискую своими деньгами, а вы получаете с них прибыль?

Мистер Такахара снова подал голос:

— Потрясающий кофе.

Мать улыбнулась и, кажется, растерялась:

— Что вы… Спасибо.

Только после этого реверанса он взглянул на меня;

— Вы ничем не рискуете, так как будете владеть пропорциональной вашему вкладу долей. Такие условия вам не предложит никакая другая компания.

Алан Уайз добавил:

— Ваши двадцать два миллиона превратятся в сто. — Он выжидательно посмотрел на меня. — Ну как, стоящее дельце, а?

Я колебался.

— Не буду с вами спорить. М-м… Сколько будете с этого иметь лично вы?

Алан простер руки жестом бессребреника.

— Я… участвующий агент. Вношу свой пакет и получаю пункты.

— Пункты?

— Акции.

— Вот как?

— Джим, — добавил Алан, — нам нужны не столько ваши деньги, сколько ваш опыт. И… вот еще что. Я не хотел говорить об этом, но получается не совсем честно. — Он взглянул на мою мамочку, потом на меня. — Нита просила меня перевести вас из армии в какое-нибудь… более безопасное место. Вы лежали в госпитале и все такое… Знаете, все матери одинаковы. Она страшно переживала. Мне неизвестно ваше нынешнее служебное положение, но обязательный срок вы отслужили, и кое-что можно сделать. У меня есть связи в Денвере, и… понимаете, все можно устроить. И раз уж эти черви так опасны, как вы говорите, следует хорошенько поразмыслить над этим. Я предлагаю вам спокойную и прибыльную альтернативу. Свой долг родине вы отдали. Теперь пора подумать о себе, да и о матери тоже.

Я посмотрел на нее. Всего было чересчур: косметики, украшений, духов… И надежды в глазах. Мне стало неуютно.

— Отличный кофе. — Я задумчиво поставил чашку. Они не отрывали от меня глаз.

— Я должен подумать.

Отец учил меня, что вежливая форма отказа заключается именно в словах: «Я должен подумать». Их надо повторять до тех пор, пока от тебя не отстанут. Прием действует безотказно на всех, кроме продавцов подержанных автомобилей и букинистов.

— Безусловно! — согласился Алан Уайз, немного переигрывая восторг. — Вы должны убедиться, что получите выгоду. Я не собираюсь впутывать вас в дело, пока вы не убедитесь окончательно. Только еще один факт, строго между нами. Вы ничего не слышали, хотя как раз это стоит услышать… — Он обвел всех взглядом и уставился на меня. — Вы готовы? — спросил он тоном драматического актера.

— Думаю, что смогу выдержать, — ответил я.

— Только одно слово, — прошептал он. — Манхэттен.

— Не выйдет. Денвер наложил вето на все операции с недвижимостью сроком на три года и, скорее всего, продлит срок еще года на три. Даже ребята из корпуса консервации должны подписывать соответствующие бумаги, прежде чем им разрешают войти туда. Вам не удастся отщипнуть и крошки от этого пирога.

Алан широко развел руками:

— Пусть все идет своим чередом. А вы запомните это слово.

Я почувствовал, что мой скепсис проявляется слишком явно, взял чашку, но она была пуста.

— Ладно… Как я уже сказал, мне надо подумать. Мистер Такахара салфеткой промокнул губы и заметил:

— Я вас отлично понял.

Алану Уайзу я ни капельки не доверял, но Такахара относился совершенно к другой категории людей.

— Это правда — насчет Манхэттена? — спросил я его.

— Я подвел бы доверившихся мне людей, если бы выложил вам все, что знаю, — ответил он.

— Да, конечно, но вы не ответили на мой вопрос. На его лице появилась улыбка Будды.

— Скажу только одно: в течение ближайших восемнадцати месяцев будут расконсервированы дополнительные участки.

— М-м. — Мне только и оставалось мычать, потому что это ничего не проясняло. — Спасибо.

— Уверен, вы понимаете, что это означает на самом деле, — сказал Алан чуточку быстрее, чем следовало.

— Да, но повторяю: мне надо подумать.

— Разумеется. Я не хочу торопить вас. Вот моя карточка. Если возникнут вопросы, звоните в любое время.

Я сунул визитку в карман, даже не взглянув на нее, и повернулся к матери:

— Ты говорила, что занимаешься каким-то проектом, связанным с картами?

Она покачала головой.

— Я сотрудничаю с управлением по устройству беженцев. Мы подыскиваем места для новых поселений, вот и все. А в качестве модели используем Семью — тот детский лагерь, помнишь?

— Если не ошибаюсь, он расположен на новом полуострове, да? Ну и как идут дела?

— Прекрасно.

Но я видел, что ей совсем не хочется говорить о работе. Ее глаза потухли, она извинилась и вышла на кухню. Донеслось звяканье тарелок.

Мы смущенно переглянулись.

— Итак, когда вы известите нас о своем решении? — поинтересовался Алан.

— О, через день-другой. Надо все хорошенько обдумать.

— Конечно. Думайте сколько угодно, только учтите, что мы долго ждать не можем.

— Спасибо, учту. — Я вежливо улыбнулся обоим. Вопрос был закрыт — обсуждение закончено.

Потом мы погуляли по террасе — Алан, я и загадочный мистер Такахара — и поболтали насчет «Дерби». Беседа носила нарочито отвлеченный характер. Мистер Такахара предположил, что робот прячется где-нибудь на сборочном конвейере. В конце концов, кому придет в голову заглянуть туда? Я согласился, что это интересная идея. Своей версии у меня не было.

Появилась мать, я попрощался и быстренько удалился.

На обратном пути я поймал себя на том, что все время напеваю. Все прекрасно: родилась новая гипотеза по червям, а мамуля со своим дружком решили за меня вторую проблему.

Выйти в отставку? Ни за что!

Мамочка была в ярости. Сомнений не оставалось — слишком ласковым был ее голос. И еще это подчеркнутое «Джеймс».

О-хо-хо.

В последний раз она назвала меня Джеймсом, когда мне было четырнадцать и она обнаружила, что я выливаю в ванну нитроглицерин. Сделать его несложно, гораздо труднее — избавиться от него. Боже, как она разъярилась! Называла меня Джеймсом целых полгода. Я даже испугался, что придется сменить имя, пока в конце концов отец не заставил маму прекратить, заявив, что она тормозит мое развитие.

— Джеймс, — сказала она таким вежливым и ледяным тоном, что телефонная трубка в моей руке замерзла. — Я приезжаю сегодня утром. Позавтракаем вместе. Только не говори, что у тебя другие планы. Я уже побеседовала с твоим начальником. Жду в 12.30 в «Оверлук».

— Хорошо, мама. Этот паразит тоже приедет?

— Будем только ты и я. Кстати, подумай о своих манерах. Мы собираемся в ресторан для взрослых.

В трубке послышались не гудки, нет, а треск ломающегося льда. Ледники снова пришли в движение.

В Спецсилах, к сожалению, не обучают материться. Предполагается, что ты уже освоил это в регулярных частях и ко времени перехода в Спецсилы ты обязан стать виртуозом.

— Дерьмо, — сказал я, не придумав ничего лучшего.

Я уже знал, чего ждать. Она явится в плаксивом настроении, начнет рассказывать, как ей тяжело, заявит, что, кроме меня, у нее нет никого на свете, а я всегда ее огорчаю. Последуют бесконечные спекуляции на моем сыновнем долге. Потом она напомнит, что никогда ничего у меня не просила. Это всего лишь преамбула для следующей тирады: «Один-единственный раз я обращаюсь к тебе с просьбой…»