— Садись в аппарат. — Белые пальцы потыкали в пульт. — Только сначала я проверю тебя на биоопасность, нейроагрессивность и радиоактивность.

Магдаитиро прилепило к стеклу кабины какой-то датчик, по дисплею побежали непонятные значки.

— Интере-есно. Четыре блохи в волосяном покрове. В двенадцатиперстной кишке латентные бациллы брюшного тифа. В правом легком намечающаяся раковая опухоль, минус восьмая стадия…

У сраженного таким диагнозом Ластика пересохло во рту. Ну, блохи — это спасибо семнадцатому веку, то-то он там без конца чесался. Но тиф, но раковая опухоль?!

А сонный голос всё бормотал:

— … Негативное излучение от правой лобной доли. Пневмотетралапс. Герпес. Вирусные инфекции — три, нет, четыре. Настоящий ходячий музей антикварных болезней. Жаль, но придется истребить.

Прежде чем носитель ужасных недугов успел испугаться, из кабины засочилось мерцающее сияние, окутало Ластика с головы до ног — по телу пробежала дрожь, на лбу выступили капли пота, но уже через секунду всё закончилось.

Стекло кабины уехало вверх.

— Теперь ты не представляешь опасности, мальчик из хронодыры. Можешь садиться.

— И у меня не будет тифа, рака и этого, как его, пневмо…? — встревоженно спросил Ластик.

— Ты совершенно здоров и никогда больше не заболеешь. У тебя теперь стопроцентная иммунная защита. А что это за грубая хромкобальтовая конструкция у тебя во рту? Неужели настоящие брэкеты?

Во взгляде существа мелькнула искра вялого любопытства. Ластик кивнул.

— Кака-ая прелесть. Музейная вещь, настоящий антиквариат. Можешь мне их подарить?

— Я бы с удовольствием, но мне нужно выпрямить зубы…

— Пустяки.

К лицу Ластика протянулся яркий луч, зубам на секунду стало щекотно, а потом металлические замочки и дужка, тихонько звякнув, сами собой выскользнули изо рта и перепорхнули на ладонь к Магдаитиро.

Ластик провел пальцем по зубам и ахнул — они стали идеально ровными.

— Спасибо за ценный экспонат. Теперь садись.

Человек из будущего подвинулся на сиденье. Усевшись, Ластик с любопытством завертел головой.

— А что это за машина?

— Пылесос. Я регулярно чищу зону от пыли. Мне нравится за ней ухаживать.

Кабина плавно въехала в чрево летательного аппарата. Оказалось, что его днище, снаружи казавшееся непроницаемым, совершенно прозрачно.

Движения Ластик не почувствовал — просто мостовая вдруг начала отдаляться, и десять секунд спустя Красная площадь осталась далеко внизу, а еще через полминуты под ногами развернулся весь огромный город, перерезанный надвое синей полосой реки.

Сверху Москва казалась живой и дышащей — такой, какой ее помнил Ластик. Он смотрел на блестящие под солнцем крыши, на шпили высоток, на переплетение магистралей, и по лицу сами собой текли слезы. Ах, какой это был красивый город! Был…

Снова началось жужжание, и к пылесосу потянулись искрящиеся пыльные смерчи, исчезая в торчащем из кормы раструбе.

— Ну вот, — сообщило Магдаитиро, — подмели, а теперь сполоснем майским дождиком из дезинфицирующего раствора. Ты любишь радугу?

Шмыгнув носом, Ластик кивнул.

— Я тоже.

Из безоблачного неба на Москву забрызгал веселый, обильный дождь. Крыши засияли еще пуще, река, наоборот, потускнела, а справа одна над другой встали три радуги.

— Я мастер устраивать радуги, — похвасталось существо. — Две у меня получаются всегда, но три — это редкость. Включу-ка трансляцию, чтобы все, кто хочет, могли полюбоваться.

— Так вы тут не один, то есть не одно? — встрепенулся Ластик. — Есть и другие люди?

— Конечно, есть. Наши, — добавил человек из будущего, как будто это слово имело какой-то особенный смысл.

— Пожалуй, доста-аточно. — Магдаитиро нажало кнопочку и дождь прекратился, но радуги все еще висели над стерильно чистым городом. — Летим домой, а то я пропущу время завтрака и опоздаю к началу сериала. И потом, нужно сообщить про тебя нашим. Представляю, что начнется. Наши будут о-очень возбуждены. Многие, очень многие захотят на тебя посмотреть. Человек двадцать, а то и больше. Давно у нас не было такого потряса-ающего события.

На слове «потрясающего» существо зевнуло. Ластик от неожиданности вздрогнул — успел привыкнуть к абсолютной неподвижности этого пухлого лица.

Раздался звонкий щелчок.

— Это мы вышли из стеклянной сферы. Теперь домой.

Оказывается, над Москвой и в самом деле висела поблескивающая прозрачная полусфера, внутри которой ютился плененный город. По щекам Ластика снова потекли слезы.

— А где все? Ну, которые не «ваши»? — всхлипнул он, имея в виду нормальных людей, не похожих на Магдаитиро Ямададженкинса.

— Тех, кого ты называешь «нормальными» и которые на самом деле были ненормальными, больше нет, — ответил человек из будущего, продемонстрировав, что отлично слышит даже непроизнесенные слова. — Остались только наши. Ну, вперед!

— Постойте!

Ластик хотел попросить, чтобы пылесос спустился пониже и пролетел над улицей Солянкой, но почувствовал, что не вынесет вида обезлюдевшего родного дома.

— А… А как Москва превратилась в Зону?

— В СЗ-284, — поправило Магдаитиро. — Ну, если коротко, началось всё с того, что один «нормальный» человек сдал анализ крови, а еще от одного «нормального» человека ушла жена.

— Извините, я не понял…

— Первый «нормальный» узнал из анализа, что неизлечимо болен (тогда еще существовали неизлечимые болезни), и от этого сошел с ума — возненавидел всех, кто здоров. А от второго «нормального» ушла жена — она была женщина, — сочло нужным пояснить существо. — Она ушла к другому мужчине, и от этого брошенный муж тоже сошел с ума — возненавидел всех женщин и всех мужчин, а также всех детей, потому что его дети ушли вместе с матерью.

— Но такое часто бывает… То есть бывало. При чем здесь…?

— А при том, — на лету подхватило невысказанный вопрос Магдаитиро, — что оба эти человека работали в одном месте. Тогда было такое понятие — «работа». Это когда человек много часов подряд должен заниматься определенным делом, даже если оно ему совсем не нравится. Двоим «нормальным», про которых я тебе рассказываю, их работа очень не нравилась. Да и кому понравилась бы такая работа? Они служили (это все равно что «работали») на секретной военной базе, сторожили кнопки. Военная база — это было такое странное учреждение, на котором хранились…

— Я знаю, — перебил Ластик. — Вы рассказывайте!

— Ах да, ты знаешь. Так вот, на ракетной базе в разных помещениях было две кнопки. Если на них нажать одновременно — полетели бы ракеты. А если только на одну, то не полетели бы. Это специально придумали, на случай если человек, который сторожит кнопку, вдруг сойдет с ума. А тут с ума сошли сразу оба, хоть и по разным причинам. Они договорились между собой и ровно в полдень нажали свои кнопки. И полетели ракеты, и большого города в другой стране не стало. То есть сам город остался, потому что это были такие ракеты, которые уничтожают все живое, но материальных ценностей не портят. В эпоху КВД к материальным ценностям относились очень бережно, а к людям не очень, потому что людей было невероятно много, несколько миллиардов.

— Какой ужас!!! А из какой страны были эти двое психов?

По физиономии человека из будущего прошло какое-то легкое шевеление — похоже, Магдаитиро наморщило лоб.

— Не помню. Тогда было так много стран, ты не поверишь. Когда большого города не стало, сразу начали стрелять со всех остальных военных баз. Москве повезло, как и тому, первому городу. В нее тоже попала ракета, которая ничего не сломала. Война продолжалась несколько лет — до тех пор, пока одни «нормальные» не победили других, а потом все выжившие поумирали от разных ужасных болезней.

— Но вы-то живы! Значит, погибли не все!

— Конечно, не все. Многие уцелели. Почти все наши — 884 человека.

— Да кто это — наши?